Памела Джонсон - Кристина

• Название: Кристина
• Автор: Памела Джонсон
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1992

Памеле Хенсфорд Джонсон было 22 года, когда к ней пришел первый успех — в 1934 году вышел в свет ее роман «Эта кровать — твое средоточие» (названием книги послужила стихотворная строка Джона Донна, английского поэта XVI–XVII вв.). Позднее ее романы — «Кэтрин Картер», «Скромное создание», «Невыразимый Скиптон» и другие — заняли место в ряду произведений широко известных литераторов Англии.

О романе «Кристина» (который известен английским читателям под названием «Невозможный брак») «Дейли телеграф» писала: «Это заметы собственного сердца, написанные проникновенным и опытным наблюдателем».

Героиня романа Кристина Джексон, умная и талантливая девушка, мечтает о большой любви, о человеке, которого она встретит раз и навсегда, на всю жизнь. Но здравый смысл и природная женская интуиция оказываются сильнее романтических грез…

---

— Не могло быть иначе. Вы совсем еще дитя. Во всяком случае, были до сих пор.

Мы въехали в пригороды Лондона. Вокруг нас сомкнулось золотое кольцо уличных фонарей.

— Мне кажется, нам будет хорошо вместе, — сказал он снова. — Очень хорошо.

Я постаралась запомнить эти мгновения, инстинктивно чувствуя, что буду помнить их, представлять осязаемо и зримо во всех деталях. Бьющие в лицо снопы света от встречных автомобилей, мягкая кожа сиденья под горячей ладонью, запах масла и бензина, прикосновение меховой горжетки Каролины и аромат ее любимых «Пари-Суар», мягкое пальто Нэда, тепло его тела и собственное сердце, комком застрявшее в горле.

Мы подъехали к моему дому.

Сейчас, думала я, сейчас. Я мужественно приготовилась, еще сама не зная, к чему. Позволить ему поцеловать меня (что он подумает, если я это сделаю!) или не позволить (какой неопытной и глупой я ему покажусь!)? Он не выключил мотора; лишь один этот звук нарушал морозную тишину. Мы молчали, прислушиваясь к ворчанию мотора. И без всякой видимой причины мне вдруг захотелось, чтобы Нэд помог мне, захотелось сказать ему, что я действительно еще очень молода. На мгновение я даже перестала стыдиться своей молодости.

Нэд сжал мою руку. При слабом свете лампочки на щитке лицо его казалось сейчас мягче и моложе, в нем не было теперь ничего отпугивающего.

— Благодарю вас, очень, — сказала я. — Мне было хорошо.

Я ждала. Беспокойное трепетание цветка в тесных оковах бутона стало почти невыносимым. Бессознательно я шевельнула пальцами, зажатыми в ладони Нэда, и очарование было нарушено; он отпустил мою руку, открыл дверцу, и через секунду я стояла на тротуаре. Он поднялся со мной на крыльцо и подождал, пока я найду ключ.

— Передайте тетушке, что я доставил вас в целости и сохранности и ровно в семь. Я вам напишу.

Он уехал. Дверь оставалась открытой; из кухни послышался голос Эмили:

— Это ты, детка? Хорошо провела время? Ужин тебя ждет.

Часть вторая

Глава I

Потом, уже много лет спустя, я как-то вдруг поняла, что в эти дни Нэд был влюблен в меня гораздо больше, чем я в него. Я была влюблена просто в самую мысль о нем, и, если бы его отношение ко мне было более откровенным и менее осторожным, я, возможно, сразу же увидела бы это. Но искренняя, неподдельная тревога за меня, сомнения в нашем с ним будущем заставляли его быть сдержанным. Прошло целых три недели после нашей прогулки за город, прежде чем он снова пригласил меня. Но на этот раз все было плохо — нам просто не о чем было говорить. Я боялась показаться ему скучной, ибо не решалась признаться себе в том, что мне с ним скучно. Прошла еще неделя, и за это время — всего лишь коротенькая, ничего не значащая записочка. Затем еще неделя. Уязвленное самолюбие подстегивало меня, и на смену романтической влюбленности пришло более устойчивое и более определенное чувство.

Я еще не понимала тогда, что он любил меня, но боялся предъявить на меня права, хотя не раз так хвастливо об этом говорил. Его пугала моя молодость. Он то отдалялся от меня, то снова возвращался: так привязанную лодку то относит течением, то снова прибивает к берегу.

Он сам еще не знал, хочет ли он быть со мной или хочет остаться свободным.

Тем временем, где бы я ни была — в конторе, дома, с Эмили или с друзьями, — я жила в мире сладостных грез. Моим друзьям я уже не раз намекала о Нэде, не столько из хвастовства, сколько из неудержимого желания произносить его имя вслух.

Когда Эмили говорила: «Ты что-то не так часто видишься теперь с мистером Скелтоном, милочка, не правда ли?» — ее замечание вызывало у меня скорее радость, чем печаль. Ибо, говоря о Нэде, Эмили тем самым подтверждала, что он реален и существует не только для меня.

Айрис, однако, сразу поняла, что я одержала серьезную победу, и жаждала выведать подробности. Она только что порвала с Виктором, после ею же самой подстроенной ссоры, ибо ее мать не переставала твердить ей, что есть куда более выгодные партии. Избавившись от Виктора, она чувствовала себя несчастной, хотя и считала, что с точки зрения благоразумия поступила правильно.

Однажды вечером я ужинала у нее. Потом мы с ней и с ее матерью сидели в тускло освещенной гостиной.

Миссис Олбрайт была миниатюрной, элегантной, уже увядшей женщиной со странно любопытным и чувствительным носом, который, казалось, видел больше, чем ее глаза, и умел выспрашивать лучше, чем ее язык. Ее муж умер, когда Айрис было два года. Он был красивый, но слабый и безвольный мужчина, нуждавшийся в материнской ласке и заботе. Миссис Олбрайт с неистовой страстностью усыновила его. Вся ее жизнь сосредоточилась на нем. Когда он умер, ей ничего не оставалось, как столь же усердно, хотя и с меньшей нежностью, опекать свою красивую, но ветреную дочь.

Айрис, по натуре веселая и живая, в присутствии матери как-то вся сникала под тяжестью непомерного материнского тщеславия и несбыточных надежд. Своей полной неспособностью разделять их она приводила миссис Олбрайт в бешенство.

— Знаешь, Кристина, моя дочь — это мой тяжкий крест. — Миссис Олбрайт говорила это так, словно Айрис не было в комнате, небрежно покачивая ногой и листая модный журнал. — В кабаре, где она выступает, ей представилась возможность вместе с двумя другими девушками исполнять песенку, а один куплет даже петь одной. Ты думаешь, она ухватилась за эту возможность, думаешь, она старается и репетирует дома? Конечно, нет. Целый день она бродит по комнатам, вытирает пыль, убирает постели, словно служанка.

Казалось, что Айрис не слушает этих косвенно обращенных к ней нареканий. Она завела патефон, поставила пластинку с сентиментальной популярной после очередного фильма песенкой и напевала себе под нос.

— Знаешь ли ты, Кристина, — упорно твердила свое миссис Олбрайт, — кто бывает в «Кафе Элизе»? Принц Уэльский! Вдруг Айрис ему приглянется? Одного его слова достаточно, чтобы изменилась вся жизнь! Я говорю ей: «Не хочешь стараться для матери, постарайся для принца». Но она упряма как осел.

— О, ради бога, мама! — воскликнула Айрис, стараясь перекричать тягучую мелодию. — Можно подумать, что он женится на мне.

В глазах ее матери вспыхнул гнев и скрытое торжество.

— Случались и более невероятные вещи!

Граммофонная иголка застряла в желобке пластинки — «Только ты… только ты… только ты…»

Подбежав к патефону, Айрис сняла мембрану и с громким стуком захлопнула крышку.

— Ты видишь, Кристи, видишь, что приходится мне выслушивать!

— Говорят, — невозмутимо продолжала миссис Олбрайт, — что он неравнодушен к женской красоте. Любого мужчину, неравнодушного к красивым женщинам, можно завести дальше, чем он того хотел бы. В век демократии все возможно.

— Перестань, перестань, перестань! — Айрис заткнула уши.

Ее мать вздохнула.

— Хорошо. Вот так обращается со мной моя единственная дочь. Как жаль, что у нее нет твоего ума. Красота — это еще не все.

— Если ты сейчас скажешь, — завопила Айрис, которая зажимала уши, однако не была глуха к речам матери, ибо научилась читать их по губам, — если ты скажешь, что Кристи — дурнушка, она тут же уйдет и у меня не останется больше ни одного близкого друга! Ты уже отняла у меня Виктора.

— Конечно, Кристи довольно мила, но тебе бог дал исключительную наружность. Однако он не дал тебе ни сердца, ни ума. Я не желаю больше слышать о Викторе. Он был слишком зауряден для тебя.

Айрис уронила руки на колени и снова погрузилась в состояние меланхоличной печали, в которой теперь уже угадывались слезы.

— А где же этот милый-милый Рональд Дин? — спросила миссис Олбрайт.

Это был юноша, которого Айрис столь коварным образом отняла у Каролины, а затем великодушно отдала обратно, но слишком поздно, чтобы что-нибудь поправить. Каролина вышла замуж. Она решилась на это, не раздумывая, с вызовом и храбростью отчаяния. Она знала, что это кончится катастрофой.

— Не напоминай о нем! — воскликнула Айрис — Иначе Кристи может поссориться со мной, да и с тобой тоже.

— Разве Айрис виновата, что мужчины вьются около нее, словно банки с медом, — сказала мне миссис Олбрайт тоном упрека. Но, почувствовав, что сказала нелепость, тут же поправилась: — Словно мухи вокруг банки с медом. А у нашей Кристины теперь свои собственные секреты.

При этих словах миссис Олбрайт словно преобразилась. Теперь она снова была близка с дочерью и обе напоминали борзых, готовых пуститься по горячему следу. Пригладив свои густые седые волосы, уложенные в столь вычурную прическу, что ее голова казалась слишком тяжелой для ее хрупкого тела, миссис Олбрайт улеглась на кушетку в позе мадам Рекамье и настороженно повела своим чутким носом.

— Сорока на хвосте принесла мне весточку, что появился некий интересный молодой человек.