Протопресвитер Михаил Польский - Новые мученики российские

• Название: Новые мученики российские
• Автор: протопресвитер Михаил Польский
• Издательство: Свято-Троицкий монастырь, Типография преп. Иова Почаевского
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1957

"Никто не может быть безразличным к славе Церкви Христовой. Страдания за нее не могут быть забыты. Да не изгладится, но да прославится память о наших мучениках из рода в род. Собирая материалы о жизни, страданиях и мученической кончине за веру или просто в вере умученных и убиенных в российской смуте от большевицкого безбожного гонения, мы полагаем только начало этому делу. Всех, кто только может дать имена мучеников и свои хотя бы краткие сообщения о них, или указать на материалы о них и фотографии, а также дать дополнения и поправки к тем сообщениям, которые есть в этой книге, мы приглашаем их непременно сделать это и помочь этому начинанию."

Протопресвитер Михаил Польский

---

20-го июля по ст. ст. накануне праздника Казанской Иконы Божией Матери возвратилась делегация из Москвы и привезла разрешение (от центр, гражданской власти). Общей радости нет предела! После оформлений в местном Горсовете разрешается служба на 21/ѴII, т. е. на Казанскую.

В бедненькую церковную сторожку весь почти день — «крестный ход» с поздравлениями и пожеланиями о. Антонию. Среди радостных пожеланий были и мрачные: две монахини особенно настаивали на немедленном его отъезде. Но о. Антоний сказал — «что Богом суждено, то и будет». Приготовляются к торжественному служению, убирается и украшается церковь, как к Пасхе, но не суждено было состояться этому торжеству.

В час ночи приехало НКВД в количестве трех человек, сделали обыск, конечно, ничего не нашли, но увели священника. Арестован был и церковный совет и многие другие.

1 августа 1937 г. матушка, кстати в день своего рождения, понесла в тюрьму передачу, которую не приняли, но возвратили ей и его одежду, сказав с улыбкой, что о. Антонию дали казенную и что он напишет. С тех пор никаких сведений о нем не стало. Через служащих тюрьмы узнали, что его расстреляли.

В те годы пострадали в г. Смоленске:

Протоиерей Иоанн Соколов, Одигитриевской церкви, арестован в 1935 г., пропал без вести.

Священник Константин Олецкий с сыном арестованы в 1935 г., при обнаружении подземной церкви под старой башней «Веселуха», в крепостной стене, построенной при Борисе Годунове в предместье г. Смоленска — «Ратовка». Случайно, дети, игравшие около башни, услышали пение и обратили внимание на это проходившего милиционера. Местность была оцеплена, и проследили жещину входившую с вином для богослужения в башню. В связи с этим открытием было очень много арестовано духовенства и мирян, так как были найдены списки прихожан этой тайной церкви. Местные газеты уделили много внимания этому событию.

Протоиерей Василий Спиридонов, 70 лет,

Протоиерей Николай Бурьков, 76 лет, заштатный, при Верхне-Николаевской ц.,

Протоиерей Иоанн Афонский, арестованы в 1937 г и пропали без вести.

29. Смерть в концлагерях

60 священномучеников

1930, 1931, 1932 г.г. я посещал все места Сибири, пишет свидетель, а в 1933 году наша поездка в г. Иркутск, Нижнеудинск и Балаганск.

Г. Качуг — на берегу реки Лены, 200 верст от города Иркутска, с Качуга на Нижнеудинск — Балаганск вел тракт. Тракт проходил исключительно по тайге, населения никакого нет, на строительстве были только заключенные. В Качугских лагерях в то время царил неслыханный произвол. Людей ни за что расстреливали, били палками, пороли нагайками, плохие бытовые условия, в бараках помещалось 60–80 человек, сплошные нары, причем двухэтажные. В случае, если кто из заключенных не выполнит дневное задание, то лагерная охрана палачей имела полное право издеваться над ним и держала заключенных на производстве по целой неделе под открытым небом. Люди умирали с голоду и холоду.

Из города Иркутска на Нижнеудинск мы выехали пароходом «Бурят». С Нижнеудинска мы ехали подводами по Качугскому тракту, вернее по просеке, и сто с лишним верст мы отъехали от правого берега реки Ангара по направлению Качуг. В это время я работал, как водомерный наблюдатель.

С 8-22 июля 1933 года наша экспедиционная партия остановилась на несколько дней, при чем недалеко от концентрационного лагеря, которые в это время назывались «фалангами»: «фаланга» № 35, № 3, № 9 и т. д. В том районе была более подходящая почва для сельского хозяйства, на схеме уже был обозначен совхоз. Погода стояла весьма хорошая. После ужина мы сидели до поздней ночи у костра. Мы часто слышали какие то крики, которые эхом раздавались по тайге. Для нас было еще неизвестно, что это за крики.

Ночь была ясная и тихая, свежий сибирский воздух разливал душистый аромат таежных цветов по долине. И век не забыть мне этой долины, буду я помнить ее всегда! Наш сладкий утренний сон был нарушен каким-то унылым человеческим стоном. Все мы быстро поднялись. Начальник экспедиционной партии, уроженец города Иркутска, быстро взял в руки бинокль, другие установили два нивелира, и мы, берясь за работу, стали всматриваться в движущуюся толпу по направлению к нам; из-за кустарника трудно было понять в чем дело.

Шли 60 человек заключенных, по мере их приближения мы могли хорошо разглядеть, что все они были истощены от недоедания, от непосильного физического труда. Что же видели? — у каждого из них веревка через плечо: они тянут сани, в июле месяце — сани! А на санях стояла бочка с человеческими испражнениями!..

Сопровождавший конвой, очевидно, не знал, что на территории концентрационного лагеря находится экспедиция. Мы отчетливо слышали приказ конвоя — «лехай и не вертухайся», т. е. ложись и не шевелись. Один из конвоиров побежал обратно в лагерь, т. е. на «фалангу», очевидно они нас посчитали подозрительными, может быть шайкой белобандитов. Б. Н. почему то быстро определил положение заключенных и сказал: «мы продлили им жизнь на несколько минут». Первоначально мы этих слов не поняли. Быть может прошло 15–20 минут и мы были окружены взводом лагерной охраны. К нам приближались стрелки, винтовки держали на боевом взводе, как будто собираясь вступить в штыковой бой. К нам подошли командир взвода и политрук. Они потребовали от нас документы. После проверки документов, они объяснили нам, что эти 60 человек приговорены к расстрелу, как элемент чуждый советской власти.

Уже готова была яма для этих шестидесяти. Политрук предложил нам зайти в палатки; мы зашли в свои палатки. 60 мучеников — это были священнослужители. В июльское тихое утро мы отчетливо слышали многих священников, их слабые голоса доходили до нас. Из числа палачей, кто то спрашивал по очереди становившихся около ямы священников: «Вы последний свой дух совершаете, говори, есть Бог, или нет?»

Ответ святых мучеников был твердый и уверенный: «Да, есть Бог!»

Раздался первый выстрел. У нас, сидящих в палатках, сердца бились… Раздался второй, третий выстрел и т. д. Священников по очереди подводили к яме, стоявшие около ямы палачи каждого священника спрашивали — есть ли Бог? Ответ был один: да, есть Бог! Мы живые свидетели, видели своими глазами и слышали своими ушами, как люди пред смертью исповедывали веру в Бога.

Пройдут быть может еще года, десятилетия, но эта могила на Качугском-Нижнеудинском тракте должна быть найдена. Все и повсюду православные не должны забыть этих святых мучеников, которые отдали свою жизнь за веру.

Священник о. Владимир Качковский

«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». (Иоан. XV, 13).

До ареста о. Владимир был священником в одном из небольших сел левобережной Украины и получил от ГПУ пять лет концлагеря за христианскую проповедь.

ГПУ, узнав, что в небольшую сельскую церковь сходятся крестьяне из всех окрестных деревень, чтобы послушать поучения, почуяло в его лице нежелательного «пастыря людских душ», и бедный о. Владимир моментально оказался в рядах «антисоветских агитаторов».

Однажды, вернувшись с работы, о. Владимир не нашел на обычном месте полученного на весь день куска хлеба. Но не разгневался, даже не погрустил, а только махнул рукой и промолвил:

«Бог с ним, может быть кто-нибудь по ошибке взял…»

Однако, против его желания, пропажа хлеба взволновала всю командировку. Дело в том, что украсть мог лишь «урка», а среди них существует неписанный закон, гласящий, что кража арестантского «пайка» является тягчайшим преступлением против товарищества и карается самым беспощадным образом (я не говорю о доносах, ибо доносчиков «урки» убивают безусловно).

«Следствие» о пропаже хлеба взял в руки один из главарей «урок» и неведомыми для нас путями виновный был быстро обнаружен. Похитителем оказался тощий, заморенный воришка по кличке «Сенька-Шкет». Когда разъяренные «урки» притащили перепуганного, дрожащего «Шкета» к лежавшему уже на своем месте о. Владимиру, я впервые увидел, как изменилось его лицо, какой глубокой внутренней болью налились его добрые, лучистые глаза.

Протянув руку, он привлек к себе несчастного «Шкета» и стал гладить грязную, всклокоченную голову мальчугана. «Урки» даже оторопели в первый момент, но когда они попытались вырвать Сеньку из рук о. Владимира, чтобы «проучить» его, или проще говоря — избить смертным боем, то кроткий батюшка словно преобразился. Прикрыв собою «Шкета», он выпрямился, стал выше ростом и твердым звучным голосом проговорил: «Я запрещаю вам трогать этого ребенка. Он не украл моего хлеба, а я сам дал ему… Ступайте с Богом»…

Очевидно в его тоне действительно было нечто повелительное, ибо даже матерые «урки» растерянно попятились назад и, скрывая неловкость под циничными шутками, отправились в свой угол.