Сьюзан Ховач - Богатые — такие разные. Том 2

• Название: Богатые — такие разные. Том 2
• Автор: Сьюзан Ховач
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-295-9

Нарушив мир в семье крупного американского банкира Пола Ван Зейла и покорив его сердце, молодая честолюбивая англичанка Дайана Слейд задумывает покорить и мир бизнеса. Это ей удается. Но тем сильнее растет в ней желание вновь пережить любовь, обрести семью, детей, вернуться в любимый Мэллингхэм.

---

Не отрывая глаз от чашки с крепким чаем, я думала о браке. Я хорошо понимала, что мне мог бы принести пользу психоанализ, но не представляла, что какого-нибудь психоаналитика удовлетворит то, что так нравилось мне. Подростком я мечтала поскорее выйти замуж, потому что хотела кому-то подчиняться. После двадцати лет я не хотела выходить замуж, потому что не желала подчиняться. Теперь, когда мне перевалило за тридцать и меня так измотало нежелание кому-то подчиняться, я была способна выйти замуж вопреки здравому смыслу. Например, вполне вероятно, что я могла бы выйти замуж за Стива ради детей, хотя была твердо убеждена в том, что детям лучше в счастливом доме с одним из родителей, чем в несчастливом доме с обоими.

К несчастью, я была уверена, что мое замужество окажется неудачным. И сама не знала почему. Пример моего отца с его тремя браками не мог быть причиной, потому что я не была своим отцом. Разумеется, не причиной была и болтовня о том, что брак всего лишь буржуазный институт, поскольку я уже отказалась от своих марксистских наклонностей. Можно было бы подумать, что я боялась мужчин, но Пол давным-давно излечил меня от подобных страхов, более того, мужчины мне нравились, и я чувствовала себя с ними хорошо.

Я выпила две чашки чая и попыталась взглянуть на брак с точки зрения эмансипированной женщины. Брачное обещание быть послушной выглядело слишком оскорбительным. Отказ от собственной фамилии также вызывал смутное неприятие. Мысль о том, что мужчине кто-то дал законное право тебя насиловать, была поистине чудовищной. Ну так что же? Я ведь не была какой-нибудь полунищей торговкой рыбой из Ист-Энда, прикованной к мужу экономической необходимостью. Если бы муж стал плохо обращаться со мной, я, женщина достаточно богатая, тут же ушла бы от него, оставив его каяться в своих прегрешениях. Таким образом, было бы бессмысленно говорить о том, что я возражаю против брака просто, как эмансипированная женщина.

Я поднялась к себе и снова улеглась в постель, и до самого рассвета думала о том, что если бы действительно любила Стива, то вышла бы за него замуж без всяких размышлений.

Но я, конечно же, находила его очень привлекательным. Эти голубые глаза с их электрическим сиянием…

Наконец я уснула, и мне снились такие эротические сны, что, проснувшись, я покраснела.

— Я не пойду на урок плавания, мамочка, — услышала я рядом с собой голос Элана.

— Элан… Боже мой, я проспала! Почему эта растяпа Селеста не разбудила меня? Ну ладно, еще есть время, дорогой…

— Я не хочу идти.

— Но, Элан…

На меня нахлынули воспоминания о прошлом. Я видела себя с Эланом в 1929 году, когда пыталась объяснить ему, что мы со Стивом, в конце концов, решили не жениться.

«Но он обещал мне стать новым папой… вы обещали… говорили, что будете моими мамочкой и папочкой, что поженитесь, что будут свадебные фотографии, как у всех…» Его бледное, напряженное личико было обращено ко мне. Темные глаза выражали гнев и боль. «Почему вы не можете пожениться? Почему? Все другие мамы замужем! Если бы только вы смогли пожениться, я всегда бы слушался…»

Я никогда бы не подумала, что могут так сильны быть угрызения совести. Пол сказал мне в 1922 году, что моя приверженность идее незамужнего материнства наивна, но только после того, как меня покинул Стив и надломился Элан, я получила некоторое представление о страданиях, причиненных мною тому, кого я больше всего любила. Учитывая специфические обстоятельства, мое незамужнее материнство, возможно, было неизбежным, но оно было результатом моего непростительного эгоизма. Я не находила себе оправдания. Я ошибалась, была слепа, инфантильна, глупа — и, допустив однажды ошибку, была готова теперь повторить ее.

— Я не хочу их, — заявил Элан, когда я привезла близнецов домой из больницы. — Убери их.

Он не сказал никому из своих приятелей, что у него появились брат и сестра. Скоро перестал приглашать на чай своих школьных друзей, а директор его кенсингтонской школы говорил мне, что он озабочен состоянием Элана. Тот стал рассеянным, не проявлял усердия и потерял интерес к играм.

Я сделала еще одну попытку поговорить с ним о близнецах, но он разразился слезами.

— Разве нельзя попросить кого-нибудь взять их себе? Разве ты не можешь их отдать? Или хотя бы держать их в Мэллингхэме, чтобы я видел их пореже?

Эти ужасные вопросы следовали один за другим.

— Они же совсем маленькие, Элан, — вступалась я за малышей. — Они вовсе не хотят тебя огорчать.

Переубедить его было невозможно, а сообщения из школы о его безразличии к занятиям с каждым днем усиливали мою тревогу за него. Я, было, подумала о переводе Элана в другую школу, но решила, что лучше не менять обстановку. Побоялась, что в частной школе ему было бы трудно приспособиться к атмосфере мужского коллектива, которой он был лишен дома. Боялась, как бы в нем не развилась склонность к гомосексуализму. Страшилась возникновения у него эпилепсии. В своей тревоге я не исключала ни одной, самой невероятной опасности и, наконец, задумалась над тем, достаточно ли я хорошая мать. Это было полное фиаско.

И все же я любила своих детей и, проводя с ними редкие счастливые часы каждую неделю, с ощущением собственной вины понимала, что мои страдания заслуженны. Однако страдания Элана были для меня невыносимы.

После того как Стив меня оставил, я не ожидала ни симпатии, ни одобрения ни от кого из своих клиентов, ни от прессы, ни от лондонского света, и я решительно порвала со всеми и стала жить отшельницей. К счастью, это отчуждение облегчала мне Гэрриет, принявшая на свои плечи заботы о разных развлекательно-рекламных приемах, и скоро я обнаружила, что, отойдя от участия в жизни общества, я смогла уделять больше времени детям. Я купила новый дом в Лондоне и тратила много времени на его меблировку. Мы регулярно ездили в Мэллингхэм, проводя в деревенской обстановке долгие уикэнды. У меня было много свободных вечеров, и я читала интересовавшие меня книги, а порой мы просто болтали о пустяках с Седриком. Я не ходила в театры, боясь встретиться с кем-нибудь из знакомых, но иногда по утрам в субботу водила Элана то на какую-нибудь выставку, то в музей. Разумеется, эта отшельническая жизнь ничем не компенсировалась, и через два года она мне до смерти надоела, к тому же меня угнетало сексуальное воздержание. К тому времени я оправилась от жестокого завершения связи со Стивом, и у меня снова появился интерес к жизни.

Недостатка в мужчинах не было. Я встречалась со многими в связи с моей работой, но когда заметила, что постоянно отвергаю мысли о новой любовной связи, то поняла, что оказалась в хорошо известной ловушке, проводя невыгодное для моих новых поклонников сравнение с прежними любовниками. У Стива и Пола были свои недостатки, но оба они были просто исключительными мужчинами.

По-моему, именно в это время я стала посылать Стиву фотографии наших близнецов. Примирение я по-прежнему считала невозможным и никогда сознательно не верила в то, что желала его возвращения, но если быть совершенно честной, то, надо сказать, призналась себе, что хотела бы снова установить с ним контакт, хотя и считала, что пошла бы на это только ради детей, из самых чистейших побуждений. Если задуматься — просто удивительно, как люди склонны к самообману.

Он писал мне удивительно грамотные письма твердым, крупным почерком, на фирменных бланках очень большого размера. У нас было две нейтральных темы — экономика и близнецы, и мы обращались к ним постоянно. Он проявлял сентиментальную любовь к детям, твердость и проницательность в отношении экономических катастроф, потрясавших как Америку, так и Европу. Прошлого мы в письмах не касались.

Когда он в 1933 году приехал в Париж, переписка продолжалась, но, в конечном счете, он не устоял перед американской привычкой и стал звонить мне по телефону. Мы говорили примерно раз в неделю, и темы этих разговоров были ни к чему не обязывающими. Порой он осторожно заговаривал об Эмили и об их двух дочерях, и я отвечала ему проявлением вежливого интереса. Иногда мы обменивались анекдотами и долго над ними смеялись. В конце концов, в августе он произнес фатальную фразу: «Помнишь, как…» И я поняла, что, подобно мне, он также постоянно думал о прошлом.

— Мамочка, я не хочу идти па урок плавания, — прозвучал снова голос Элана, возвращая меня к действительности.

— Дорогой мой, мы уже говорили вечером об этом… — Я видела, как задрожали его губы, и меня снова пронзило прежнее чувство вины. Я так безнадежно желала ему счастья… — Ладно, если не хочешь, не ходи, — порывисто согласилась я с сыном. — Ну же, перестань плакать, дорогой мой, у меня есть для тебя чудесный сюрприз. Кто-то, очень важный, приедет на уикэнд к нам в Мэллингхэм, кто-то, кого ты всегда так хотел снова увидеть. Это… да, это Стив, Элан! Он будет несколько месяцев работать в Лондоне. Разве это не прекрасно?