Эмиль Бутру - Наука и религия в современной философии

• Название: Наука и религия в современной философии
• Автор: Эмиль Бутру
• Издательство: Красанд
• Жанр: Философия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-396-00102-2

В предлагаемой книге ее автор, известный французский философ Э. Бутру (1845–1921), пытается найти пути разрешение конфликта между наукой и религией при помощи противопоставление натуралистического и идеалистического направлений. Во введении дается исторический обзор отношений между религией и наукой с античных времен до современной автору эпохи. В первой части автор подробно разбирает важнейшие натуралистические теории: позитивизм О. Конта, эволюционный агностицизм Г. Спенсера, монизм Э. Геккеля и т. д. Вторая часть посвящена идеалистическому направлению — учениям А. Ричля, У. Джемса и др.

Рекомендуется философам, историкам и методологам науки, студентам и аспирантам гуманитарных вузов, всем заинтересованным читателям.

---

Если религиозные явление сходны с некоторыми патологическими состояниями, то это вовсе не означает еще, что они тожественны с этими последними. Гениальность, как и всякое превосходство, также имеет своей предпосылкой нарушение равновесия организма и сопровождается ненормальными проявлениями. Концентрировать свою энергию на одной способности значит лишить энергии другие способности; превосходство в одной области предполагает слабость и недостаток в других. По мере того как религия все более и более проникается энтузиазмом, она необходимо становится нарушением равновесия, безумием.

Религиозные явление нельзя определять теми состояниями организма, которые их сопровождают, ибо эти последние, насколько мы можем судить, бывают одинаковыми для явлений, играющих в нашей жизни бесконечно различную роль. Религию следует брать в ней самой, как непосредственное чувство, возникающее в сознании.

Чувство это не поддается описанию. Рассматриваемое извне, оно, как и все, рассматриваемое извне, подходит к той или другой категории рассудка: смотреть извне значит сравнивать. Но для переживающего его субъекта оно есть нечто единственное в своем роде, обладает ни с чем несравнимыми оригинальностью, богатством и полнотой; никто не имеет права говорить о нем, кроме тех, которые испытали его на деле.

Поскольку возможно при помощи слова дать некоторое представление об этом состоянии, оно есть чувство внутренней совершенной гармонии, мира и радости, — чувство, что все идет хорошо вне нас и в нас. К тому же это не пассивное и инертное чувство. Это сознание своей причастности некоторой более могучей, чем мы, силе и стремление содействовать ей в деле любви, согласия и мира. Одним словом, это вдохновение жизнью, как творческой силой и как источником гармонии и радости.

У тех, кого мы выше назвали людьми, рожденными однажды, чувство это о самого начала утверждено в душе: здесь религия есть постоянное сознание порядка, любви, силы, доверия, обеспеченности; это самопроизвольный и неизменный оптимизм. Наоборот, у тех, которые должны переродиться, для того чтобы быть в мире с самими собой, жажда религии проявляется в тревоге, в недовольстве собою и окружающим миром. И их второе рождение отмечается сознанием, что фокус их личной энергии переместился. Вместо того, чтобы сказать: нет! всему происходящему, возрожденный человек говорить: да! И вместо того, чтобы замыкаться в себе самом, он идет навстречу другим с любовью, с преданностью, с чувством действительного братства. Отныне он видит все вещи в ином свете, он иначе реагирует на все окружающие воздействия. И, по всей вероятности, те, которые завоевывают, таким образом, добро, одержав победу над злом, раскрывают перед собой более обширную перспективу, способны достигнуть более высокого совершенства, нежели люди, от рождение находящиеся на добром пути. Для человека, дважды рожденного, для человека, который борется и знает цену борьбы, всякое завоевание есть лишь прелюдия к новому завоеванию.

Из этих замечаний следует, что религия по существу своему есть личное дело, В действительности имеется столько же различных форм религиозного опыта, сколько различных индивидуумов. Религия есть дело жизни, но каждый живет сообразно своему темпераменту и характеру.

Некоторые черты религиозного сознание с особенной отчетливостью обрисовываются в известных явлениях или у известных определенных субъектов.

Молитва, акт религиозный по преимуществу, предполагает убеждение, что благодаря вмешательству некоторого существа, превышающего наше я и наш конечный мир, могут в нас или вне нас осуществиться такие явления, которых этот мир не в состоянии произвести сам по себе.

Религиозные обращение сопровождаются чувством сверхъестественного воздействия, которое внезапно или постепенно глубочайшим и решительнейшим образом преобразует наше существо.

В мистических переживаниях субъект сознает свое объединение с Богом, а также и перемещение центра своей личной энергии, как результат такого соединения. Мистические состояние нельзя рассматривать поэтому, как простую аберрацию религиозного чувства: это высшая степень сознания, что существо наше растет и, сливаясь с чем-то более значительным, чем оно само, — сознания, необходимо присущего религии, как непосредственному переживанию, т. е. всякой вообще религии, как таковой.

Изучение таких явлений, как молитва или мистические состояния, приводит к выводу, что хотя религия есть прежде всего чувство, тем не менее она всегда включает в себя в большей или меньшей степени интеллектуальные элементы, верования, идеи. Молитва показывает с полной очевидностью, что некоторые исходные верование не отделимы от самой религиозной эмоции. Религиозный человек полагает, что он находится в известных отношениях с высшим существом, что он может вступить с этим последним в более интимную связь и получить из его рук такую гармонию с самим собой, такую радость и силу, каких он никогда не мог бы добиться сам по себе.

Этим верованием исчерпывается все интеллектуальное содержание элементарного религиозного опыта. По человеческое воображение и человеческий интеллект, стремясь создать себе образчики вещей и объяснить эти последние, прибавляют к таким верованиям все более или более определенные и рассудочные теории, которые мало-помалу превращают религию в собственном смысле этого слова в теологию и философию. С одной стороны, это конечно расцвет и притом совершенно естественный, ибо он определяется склонностями, присущими человеческой природе; но с другой стороны, это — нечто постороннее, так как вытекает не из внутреннего развития религиозного опыта, а из сочетание этого последнего с чуждыми ему приобретениями интеллекта.

2. ЦЕННОСТЬ РЕЛИГИОЗНОГО ОПЫТА

Таковы религиозные факты, рассматриваемые с чисто описательной точки зрения. Было бы неправильно, однако, ограничиться одним описанием их и совершенно устранить, как устарелый, вопрос о том, какую ценность имеет религиозное сознание, в какой степени верование его оправдываются разумом.

В. Джемс приступает к этой второй задаче, исходя из так называемой прагматической точки зрения.

Есть, говорит он, два вида суждений: суждение о бытии или происхождении, и суждение о ценности. Второго рода суждение совершенно независимы от первых. Откуда бы ни возникала известная идея или известное чувство, раз идея эта оправдывается фактами, раз чувство это плодотворно и благодетельно, им принадлежат в полной мере те высокие качества, которые обозначаются словом «ценность».

Установление ценности, как и установление самого факта, должно совершаться строго эмпирическим путем. Идея, верование, чувство имеют ценность, если они подтверждаются опытом, т. е. если действительный ход событий оправдывает те ожидания, которые ими пробуждаются.

A раз это так, для решение вопроса о ценности религии исследование условий ее существования, ее происхождения, ее генезиса, не имеет никакого значения. Ценность религии определяется тем, что она создает.

Таким образом, В. Джемс хочет, следуя евангельскому завету, оценивать дерево исключительно по плодам его. Он ставит своей задачей исследовать, каковы результаты религиозной эмоции, являются ли они желательными, морально положительными, и могут ли они быть достигнуты каким-либо иным способом, помимо религии.

* * *

Плод религиозной жизни есть святость. Возможно, что проявление святости: благочестие, милосердие, душевная крепость, чистота, умерщвление плоти, покорность, нестяжательность, смирение, являются зачастую гипертрофированными и обладают сомнительной ценностью. Тем не менее, остается несомненным, что святость, поскольку она вдохновляется религиозным началом в собственном смысле этого слова, увеличивает находящуюся в мире сумму моральной энергии, доброты, гармонии и счастья. Конечно, аскет не всегда дает своей душевной силе наилучшее употребление: он склонен придавать жизни тела преувеличенное значение, но он показывает, чего может достигнуть воля. Он сознает энергию и силу. Было бы ошибкой думать, что человечество может поддерживать свое дальнейшее существование без чрезвычайных усилий, что героизм отжил свое время. Человек, как таковой, является не столько продуктом природы, сколько навязывает себя природе. Для того, чтобы существовать и развиваться, он должен поддерживать и увеличивать запас своей энергии. Лишь в той мере он существует, в какой неустанно создает и пересоздает себя. Святые с их идеалом любви и мира могут быть плохо приспособлены к тому обществу, в котором они живут. Какой вывод можно сделать из этого? Следует ли отсюда, что человеческий идеал воплощен не в святом, а в хищнике, в человеке наживы? Если святой находится в противоречии со своим временем, то лишь потому, что он старается приспособиться к обществу более совершенному; и предполагая это последнее существующим, он тем самым способствует его осуществлению.