Карл Маркс - Собрание сочинений, том 26, ч.2

• Название: Собрание сочинений, том 26, ч.2
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Двадцать шестой том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит «Теории прибавочной стоимости» Маркса, образующие четвертый том «Капитала».

---

Со стороны Рикардо нет ничего низкого в том, что он приравнивает пролетариев к машинам, вьючному скоту или товару, так как «производству» (с его точки зрения) способствует то, что они лишь машины или вьючный скот, или так как они в буржуазном производстве действительно только товары. Это — стоицизм, это объективно, это научно. Поскольку это возможно без греха против его науки, Рикардо всегда филантроп, каким он и был в практической жизни.

Совершенно иначе обстоит дело у попа Мальтуса. Он [тоже] ради производства низводит рабочих до положения вьючного скота, обрекает их даже на голодную смерть и безбрачие. [Однако] там, где те же самые требования производства сокращают лендлорду его «ренту», где они угрожают «десятине» государственной церкви или интересам «пожирателей налогов», или также в тех случаях, когда та часть промышленной буржуазии, интересы которой тормозят прогресс производства, приносится в жертву той части буржуазии, которая является представительницей этого прогресса, — словом там, где какой-либо интерес аристократии противостоит интересам буржуазии, или там, где какой-либо интерес консервативных и застойных слоев буржуазии противостоит интересам прогрессивной буржуазии, — во всех этих случаях «поп» Мальтус не жертвует особым интересом во имя производства, а изо всех сил старается требования производства принести в жертву особым интересам господствующих классов или классовых групп в существующем обществе. И ради этой цели он фальсифицирует свои выводы в области пауки. В этом его низость в отношении науки, его грех против науки, не говоря уже о его бесстыдном плагиаторстве, практикуемом им в качестве ремесла. Выводы Мальтуса по научным вопросам сфабрикованы «с оглядкой» на господствующие классы вообще и на реакционные элементы этих господствующих классов в особенности; а это значит: Мальтус фальсифицирует пауку в угоду интересам этих классов. Наоборот, его выводы безоглядно-решительны, беспощадны, поскольку дело касается угнетенных классов. Он не только беспощаден, но и выставляет напоказ свою беспощадность, цинически кичится ею и доводит свои выводы, поскольку они направлены против «отверженных», до крайности, даже превышая ту меру, которая с его точки зрения еще могла бы быть как-то научно оправдана{28}.

Ненависть английского рабочего класса к Мальтусу — топу-шарлатану», как его грубо называет Коббет (Коббет, правда, крупнейший политический писатель Англии нынешнего века; однако ему недоставало лейпцигского профессорского образования[42], и он был открытым врагом «ученого языка»), — эта ненависть к Мальтусу, следовательно, вполне оправдана; народ верным инстинктом почувствовал, что против него выступает здесь не человек науки, а купленный его врагами адвокат господствующих классов, их бесстыдный сикофант.

Человек, впервые открывший какую-нибудь идею, может, добросовестно заблуждаясь, доводить ее до крайности; плагиатор же, доводящий ее до крайности, всегда делает из этого «выгодное дельце».

Сочинение Мальтуса о народонаселении — первое издание — не содержит ни одного нового научного слова; это сочинение следует рассматривать лишь как назойливую капуцин-скую проповедь, как написанный в стиле Абрагама а Санта Клара[43] вариант рассуждений Таунсенда, Стюарта, Уоллеса, Эрбера и т. д. И так как оно в действительности рассчитано на то, чтобы производить впечатление только своей популярной формой, то и народная{29} ненависть обращается против него с полным правом.

Единственная заслуга Мальтуса, по сравнению с жалкими проповедниками гармонии интересов, подвизающимися в буржуазной политической экономии, состоит именно в усиленном подчеркивании дисгармоний, которых он, правда, отнюдь не открыл, но которые он во всяком случае с поповски-самодовольным цинизмом фиксирует, размалевывает и выставляет напоказ.

* * *

[499] Чарлз Дарвин говорит во введении к своей книге «On the Origin of Species by means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life» (5th thousand), London, 1860 [стр. 4–5]:

«В следующем отделе будет рассмотрена борьба за существование между органическими существами всего мира, которая неизбежно проистекает из их способности к размножению в высокой геометрической прогрессии. Это — учение Мальтуса, примененное ко всему царству животных и растений».

Дарвин в своем превосходном сочинении не видел, что он опрокинул теорию Мальтуса, открыв «геометрическую» прогрессию в царстве животных и растений. Теория Мальтуса основывается как раз на том, что он геометрическую прогрессию Уоллеса относительно размножения людей противопоставил химерической «арифметической» прогрессии животных и растений. В произведении Дарвина, например там, где речь идет о вымирании видов, имеется и детальное (не говоря уже об основном принципе Дарвина) естественноисторическое опровержение мальтусовской теории. А поскольку теория Мальтуса опирается на теорию ренты Андерсона, она была опровергнута самим Андерсоном[44]. [499]

[3) Искажение истории взглядов на земельную ренту Рошером. Примеры научного беспристрастия Рикардо. Рента при вложении капитала в землю и рента при использовании других элементов природы. Двоякое действие конкуренции]

[499] Первое сочинение Андерсона, в котором он мимоходом развивает теорию ренты, имело практический характер полемического сочинения, трактующего не о ренте, а о протекционизме. Оно появилось в 1777 г., и уже его заглавие указывает на то, что оно, во-первых, преследует практическую цель и, во-вторых, имеет в виду непосредственно подготовлявшийся тогда законодательный акт по вопросу, в котором интересы промышленников и земельных собственников противоположны: «An Inquiry into the Nature of the Corn Laws; with a view to the new Corn-Bill proposed for Scotland», Edinburgh, 1777.

Закон 1773 г. (в Англии; об этом надо посмотреть в каталоге Мак-Куллоха[45]) в 1777 г. должен был быть (как будто) введен в Шотландии (посмотреть в Британском музее).

«Закон 1773 г.», — говорит Андерсон, — «был вызван открыто выраженным намерением понизить для наших промышленников цену хлеба, чтобы поощрением ввоза из-за границы обеспечить нашему собственному народу более дешевое пропитание» («A Calm Investigation of the Circumstances that have led to the Present Scarcity of Grain in Britain», London, 1801, стр. 50).

Сочинение Андерсона было, таким образом, полемическим произведением в защиту интересов сельских хозяев, включая лендлордов (протекционизм), против интересов промышленников. Андерсон опубликовал свою работу в качестве такого сочинения, которое «открыто» отстаивает интересы определенной партии. Теория ренты затрагивается здесь лишь между прочим. Да и в его более поздних сочинениях, которые постоянно, в большей или меньшей степени, касаются указанной борьбы интересов, теория ренты вновь упоминается, один или два раза, только мимоходом, нигде не претендуя на научный интерес или хотя бы на то, чтобы быть самостоятельным предметом изложения. После этого можно судить о правильности следующего замечания Вильгельма Фукидида Рошера[46], который, очевидно, не знает сочинений Андерсона:

«Удивительно, что учение, которое в 1777 г. осталось почти незамеченным, в 1815 и в последующих годах стало вдруг с величайшим интересом защищаться одними и оспариваться другими, ибо это учение касалось столь обострившегося за это время антагонизма между денежными людьми и земельными собственниками» («Die Grundlagen der Nationalokonomie», 3-te Auflage, 1858, стр. 297–298).

В этой фразе столько же искажений, сколько слов. Во-первых, Андерсон выдвинул свой взгляд не в качестве «учения», как это сделали Уэст, Мальтус и Рикардо. Во-вторых, этот взгляд остался не «почти», а «совершенно» незамеченным. В-третьих, он был мимоходом высказан впервые в сочинении, которое специально вращалось только вокруг значительно развившейся к 1777 г. противоположности интересов промышленников и лендлордов, «касалось» только этой практической борьбы интересов, но совсем «не касалось» общей [500] теории политической экономии. В-четвертых, в 1815 г. теория эта проповедовалась одним из тех, кто ее воспроизвел, Мальтусом, совершенно так же в интересах хлебных законов, как это делал Андерсон. Одно и то же учение было обращено его автором и Мальтусом в защиту земельной собственности, а Давидом Рикардо — противнее. Таким образом, самое большее можно было бы сказать, что одни из приверженцев этой теории защищали интересы земельной собственности, тогда как другие боролись против этих же интересов, но нельзя сказать, что в 1815 г. против этой теории боролись защитники земельной собственности (ибо Мальтус защищал эту теорию до Рикардо) или что ее защищали противники земельной собственности (ибо Давиду Рикардо не приходилось «защищать» эту теорию против Мальтуса, потому что он сам рассматривал Мальтуса как одного из ее авторов и как своего собственного предшественника; ему приходилось «оспаривать» только лишь мальтусовские практические выводы из этой теории). В-пятых, тот антагонизм между «денежными людьми» и «земельными собственниками», которого «касается» Вильгельм Фукидид Рошер, до сих пор не имел абсолютно никакого отношения ни к теории ренты Андерсона, ни к ее воспроизведению, ни к ее защите, ни к борьбе против нее. Вильгельм Фукидид мог бы узнать из книги Джона Стюарта Милля («Essays on some Unsettled Questions of Political Economy», London, 1844, стр. 109–110), что 1) под выражением «денежный класс» англичанин понимает лиц, ссужающих деньги; что 2) эти ссужающие деньги лица либо вообще живут на проценты, либо же являются заимодавцами по профессии, каковы банкиры, биржевые маклеры и т. д. Все эти люди, в качестве «денежного класса», по замечанию того же Милля, противостоят «производящему классу» (под которым Милль понимает «промышленных капиталистов», оставляя в стороне рабочих) или, по меньшей мере, отличаются от него. Следовательно, Вильгельм Фукидид должен был бы видеть, что интересы «производящего класса», т. е. промышленников, промышленных капиталистов, и интересы денежного класса — это две весьма различные вещи и что классы эти — различные классы. И далее, Вильгельм Фукидид должен был бы видеть, что борьба между промышленными капиталистами и лендлордами отнюдь не была, следовательно, борьбой между «денежными людьми» и «земельными собственниками». Если бы Вильгельм Фукидид знал историю хлебных законов 1815 г. и борьбу, которая велась вокруг них, то он знал бы уже из работ Коббета, что помещики (земельные собственники) и заимодавцы (денежные люди) шли вместе против промышленных капиталистов. Но Коббет «груб». Наконец, из истории периода с 1815 по 1847 г. Вильгельм Фукидид должен был бы знать, что денежные люди в своем большинстве и отчасти даже торговцы (например, в Ливерпуле) в борьбе вокруг хлебных законов находились среди союзников земельных собственников против промышленных капиталистов. [500]