Кирилл Бенедиктов - «Если», 2004 № 12

• Название: «Если», 2004 № 12
• Автор: Кирилл Бенедиктов
• Издательство: Любимая книга
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКА
Ежемесячный журнал
Содержание:

Рэй Вукчевич. МАМА И ЕЁ МАЛЕНЬКИЕ ДРУЗЬЯ, рассказ

Грей Роллинс. ПО СХОДНОЙ ЦЕНЕ, рассказ

Олег Овчинников. РОТАПРИНТ, рассказ

ВИДЕОДРОМ

*Хит сезона

--- Дмитрий Байкалов. ТЫСЯЧА МЕЛОЧЕЙ, статья

*Рецензии

*История жанра

--- Дмитрий Караваев. НА ПЕРЕПУТЬЕ ТРЕХ ДОРОГ, окончание статьи

Ольга Елисеева. У КРИТА ДЕРЕВЯННЫЕ СТЕНЫ, рассказ

Том Пардом. ИСКУПЛЕНИЕ АВГУСТА, рассказ

Александер Ирвайн. АГЕНТ-ПРОВОКАТОР, рассказ

Кирилл Бенедиктов. ВОСХОД ШЕСТОГО СОЛНЦА, повесть

Вячеслав Алексеев. СОСЛАГАТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ, статья

Экспертиза темы

Андрей Столяров, Андрей Валентинов, Олег Дивов.

Евгений Лукин. КАК ОТМАЗЫВАЛИ ВОРОНУ, статья

Рецензии

Крупный план

--- Сергей Лукьяненко. КОНСТРУКТОР И ЕГО ЛЕГО-БОГ, рецензия на трилогию Ф. Пулмана «Тёмные начала»

Эдуард Геворкян. ВСТРЕЧАЮТ ПО ОДЁЖКЕ? статья

Вл. Гаков. НЕОПИСУЕМЫЙ ЧУДАК ИЗ ГЛУБИНКИ, статья

Курсор

Персоналии

_{Обложка Игоря Тарачкова к повести Кирилла Бенедиктова «Восход шестого солнца»Внутренние иллюстрации А. Балдина, В. Базанова, С. Шехова, В. Бондаря, Е. Капустянского, В. Овчинникова, И. Тарачкова}

---

Альтернативный финал войн, восстаний и революций — пожалуй, самая любимая тема фантастов. Интересно, что, рассматривая религиозную альтернативу, большинство авторов приходит к схожим выводам. А вот последствия вооруженных конфликтов порождают прямо противоположные взгляды. Например, восстание декабристов. По версии Сергея Булыги («Лисавета Иванна велела кланяться») и Льва Вершинина («Первый год республики») успешный итог восстания не принес счастья народу и более всего напомнил итог Французской революции: в России установилась кровавая диктатура. К иному варианту склоняется Владимир Савченко («Пятое измерение»): победа декабристов подарила процветание не только России, но и всей Европе.

А что было бы, если бы в 1815 году Наполеон не проиграл битву при Ватерлоо? Тут у фантастов тоже нет единого мнения: Кит Лаумер («Обратная сторона времени») считает, что это неизбежно привело бы к замораживанию технического прогресса, а российский фантаст Иосиф Келлер («Бесцеремонный Вениамин Гиршгорн»), напротив, изображает вариант, в котором победа Наполеона дала бы существенный толчок развитию науки и техники.

Романы «Гравилет «Цесаревич» Вячеслава Рыбакова или «Бином Всевышнего» Сергея Лукницкого предлагают удивительную картину патриархальной, умиротворенной России, в которой не случился октябрьский переворот 1917 года, а в альтернативе Василия Щепетнева «Марс, 1939 г.» монархия хоть и удержала свои позиции, но 1939 год все равно «отметился» массовыми репрессиями.

Василий Звягинцев в цикле «Дырка для ордена» связал итоги незначительной по историческим меркам Русско-японской войны 1904 года с коренным переустройством планеты в целом на последующее столетие. В мире ставропольского фантаста Российская империя выигрывает войну, благодаря чему не случилось октябрьского переворота 1917 года, а Япония не стала индустриальной державой. По Звягинцеву, после первой мировой войны образовались относительно стабильное содружество индустриальных государств (включая Российскую империю) и пояс стран «третьего мира», сотрясаемый локальными конфликтами.

Особенно охотно фантасты обращаются к теме второй мировой войны. Как изменилась бы история, если бы победу одержала гитлеровская Германия? В одной из самых известных работ на эту тему — романе Роберта Харриса «Фатерланд» — империя третьего рейха, накрывшая всю Европу, мало чем отличается от позднего Советского Союза: «железный занавес», государственная ложь, истребление инакомыслия и политическое зомбирование населения. Похожая картина наблюдается и в романе Андрея Лазарчука «Все, способные держать оружие», с той лишь разницей, что российский фантаст предлагает взгляд «с другой стороны баррикад» — из неоккупированной и независимой Сибири, продолжающей вести против рейха тайные операции. Но если Харрис и Лазарчук даже не сомневаются в том, что третий рейх есть зло, то «исторический» выверт, предложенный ветераном советской НФ Сергеем Абрамовым в повести «Тихий ангел пролетел», шокирует: Германия после депортации и уничтожения коммунистов вернула бы России независимость…

В «Варианте «Бис» Сергея Анисимова слегка искаженное течение Великой Отечественной войны приводит к небольшому опережению «графика», однако последствия этого оказались неожиданными — Англия и США заключают соглашение с гитлеровской Германией и участвуют в походе против СССР.

Альфред Бестер со свойственной ему парадоксальностью в рассказе «Перепутанные провода» изобразил мир, в котором США после второй мировой войны оказались под властью Японии. Однако на жизни американцев подобная военно-политическая пертурбация практически никак не отразилась — ну, разве что японцев в Америке стало чуть больше. В числе других заметных произведений, посвященных альтернативной второй мировой войне, назовем классический роман «Человек в Высоком Замке» Филипа Дика, рассказ «Чайки над Кремлем» Даниэля Клугера и сериал «Одиссей покидает Итаку» Василия Звягинцева. Впрочем, эпопею Звягинцева трудно отнести к «стандартной» АИ, поскольку герои романов, странствуя по времени, активно вмешиваются в ход истории, корректируют и изменяют ее. Сериал российского фантаста представляет собой некое новое направление АИ, которое условно можно назвать «принудительной историей».

В. Звягинцев не единственный, в чьих романах история корректируется вмешательством «извне». В одной из лучших повестей 1980-х «…и медные трубы» Севера Гансовского странник во времени, оказавшись в XVIII веке, поднимает восстание против Екатерины II, вооружив своих сторонников автоматическим оружием. В «Русских сказках» Романа Злотникова исход гражданской войны тоже решают пришельцы из будущего. К этому же типу АИ относится, пожалуй, и трилогия о Гроне («Обреченный на бой», «Смертельный удар» и «Последняя битва») того же Романа Злотникова: наш современник, спецназовец, оказавшись в бронзовом веке, успешно создает империю, правда, в отличие от героев В. Звягинцева, уповает он только на собственные знания и опыт.

«Научная» база

Конечно, альтернативная история — поджанр именно фантастики. Реальная история все еще не знает сослагательного наклонения. Хотя с понятием «время» человечество до сих пор не разобралось. Большинство ученых придерживается мнения, что время линейно и одномерно. Правда, всегда оговариваются: «Считается одномерным, пока не доказано обратное». Потому что поведение элементарных частиц не вписывается в законы с одномерным временем. А человек, который, казалось бы, мог объяснить противоречия — Альберт Эйнштейн, — довольно быстро свернул работу по созданию единой теории поля-пространства-времени, объяснившись весьма туманно: человечеству-де слишком рано знакомиться со следствиями, вытекающими из новой теории.

Известный советский инженер-авиаконструктор Роберт Бартини почти одновременно с Эйнштейном высказал довольно смелую гипотезу: время, как и пространство, трехмерно. Иначе говоря, если наш мир расположен на некоей временной линии «вперед-назад», то справа и слева от нее располагаются точно такие же линии альтернативных миров, мало чем отличающихся от «нашей» Земли — ну, разве что история там могла пойти иным путем. Конечно, конструкция Бартини — пока лишь гипотеза, которую ни доказать, ни опровергнуть невозможно, но зато благодаря ей целое литературное направление обретает некую наукообразную «почву». И на окрик: «Историю нельзя менять!» — писатель может ответить: «Да, нельзя. Но в произведении описан иной мир, параллельный — на целых пять минут справа от линии нашего времени!»

Экспертиза темы

Существует ли в истории некая узловая точка (или точки), в случае «корректировки» которой человеческая цивилизация могла бы пойти совсем иным путем?

Андрей СТОЛЯРОВ:

Любое развитие — личности, общества, цивилизации, развитие научного, мистического или художественного познания — представляет собой чередование хаоса и порядка.

И вот тут мы обращаемся к ситуации выбора. В период хаоса, в период фазового перехода между двумя структурными парадигмами, когда реальность — например, реальность исторического бытия — претерпевает разрыв, существует принципиальная множественность будущих состояний. Говоря иными словами, существуют разные ветви развития, и включившись в одну из них, мы тем самым закрываем все остальные.

Мифологическое сознание выражает это метафорой: «Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — жизнь потеряешь».

Интересно, что рациональный выбор в такой ситуации невозможен. Это хорошо иллюстрирует уже давно известный в науке «феномен карандаша». Если карандаш поставить строго вертикально на острие, то он все равно упадет в ту или иную сторону. То есть он сделает выбор, исключающий все остальные. Казалось бы, учтя начальные факторы, можно предсказать, куда именно он упадет. Однако еще А. М. Ляпунов подсчитал, что точность, которая при этом требуется, равна экспоненте е в степени минус 100. Такая точность в нашей реальности просто недостижима. Все физические величины, с которыми имеет дело наука, масштабы времени и пространства, расположены в интервале от 10-50 до 10+5°. В результате обретает смысл исторический анекдот о том, что Наполеон проиграл битву при Ватерлоо лишь потому, что страдал в этот день насморком. Не будь у него простуды, история Европы пошла бы другим путем.

Вообще, точки бифуркации, точки ветвления, зоны неосуществленных возможностей лучше всего заметны в масштабах геополитики. «Средний мир», мир ньютоновских законов истории, более нагляден, чем микромир личности или мегамир глобальной цивилизации.

Представляется, например, очевидным, что Россия даже после поражения в Крымской войне могла бы не продавать Аляску Соединенным Штатам. Конечно, удержаний столь отдаленных и малопривлекательных тогда территорий потребовало бы громадного напряжения сил, зато геополитический расклад современности оказался бы, вероятно, совершенно иным.