Захар Каменский - Грановский

• Название: Грановский
• Автор: Захар Каменский
• Издательство: Издательство «Мысль»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-244-00025-X

Книга посвящена жизни и деятельности известного профессора Московского университета Грановского (1813–1855) В ней определятся его гражданская позиция в социально-политической жизни России 40-50-х гг. 19 века, проводится анализ его «органической теории» развития исторического процесса.

---

Сам он весьма ясно, хотя и с некоторой преувеличенной скромностью охарактеризовал свою позицию как отражение современной научной точки зрения в философии истории. Когда славянофилы и их единомышленники пытались опорочить его публичные чтения обвинениями в разного рода теоретических пристрастиях и антипатиях, он, по словам Герцена (запись сделана в Дневнике 21 декабря 1843 г., т. е. в разгар чтения публичного курса), отвечал им так: «…меня обвиняют в пристрастии к каким-то системам; лучше было бы сказать, что я имею мои ученые убеждения; да, я их имею, и только во имя их я и явился на этой кафедре, рассказывать голый ряд событий и анекдотов не было моею целью. Проникнуть их мыслию…» (цит. по: 47, 2, 320). Это замечание мы должны иметь в виду при чтении записи его курса 1843/44 учебного года: «Приступая к изложению истории Средних веков, я считаю нужным предпослать оному небольшое введение, где постараюсь изложить мысли, долженствующие дать общее мерило, кое может руководить нас при дальнейшем изучении истории. Эти мысли не [суть] мое собственное произведение или убеждение, а составляют общее ученое достояние нашего времени» (16, л. 3). Чтобы обосновать это, чтобы представить свою концепцию как вариант современной философии истории, Грановский и предпосылал очерку теории исторического процесса (философии истории) очерк истории этой теории.

1. ИСТОКИ, ОСНОВАНИЕ

Самостоятельность позиции Грановского в обрисовке истории философии истории выявляется уже в том, как он представлял ее слушателям, а именно он выделял и сосредоточивался на одной определенной традиции, сложившейся в истории этой науки. В 20—40-х годах XIX в. существовало несколько разнообразных, подчас противоположных учений, созревших в той иди иной традиции. Кроме той, о которой мы говорили выше, существовали и другие, на которых мы не сосредоточивались, — теократические построения, мистико-иррационалистические варианты философии истории вроде философии мифологии позднего Шеллинга. Входил в моду Шопенгауэр, развивался позитивизм. В этой ситуации изложить философию истории в форме систематического, связного рассмотрения ее истории и теории означало конечно же развить собственную точку зрения в русле определенной традиции. И именно это сделал Грановский уже в первые годы своей профессорской деятельности.

Первоначально философия истории, говорит Грановский, еще не отдифференцировалась от самой истории, которая была у греков политической историей. Но как таковая она недостаточна, особенно для современности: «Наши требования гораздо больше и выше» (16, л. 4). Дав краткий очерк попыток — начиная с Геродота — отыскать единый принцип исторического развития человечества и, следовательно, найти принцип систематизации и изложения исторического материала, Грановский ведет начало философии истории от идей швейцарского ученого Исаака Изелина, выступившего в 1764 г. с трактатом «Размышления об истории человечества» («Uber die Geschichte der Menschheit»). «Здесь всемирная история ступила шаг вперед: во-первых, потому, что уже здесь история не отдельных народов, а человечества… во-вторых, здесь принят за несомненный факт бесконечный процесс развития человечества» (16, л. 8 об.). Работа Изелина «не есть собственно история, а размышления, отвлеченные от фактов» (4, 38), и именно поэтому с Изелина Грановский начинает историю философии истории.

Уже в первом своем курсе Грановский обращал внимание на то обстоятельство, что Изелин строит концепцию прогресса в необходимо-полном масштабе, ведет от начала человеческой истории — от первобытности. Концепция Изелина, будучи, по мнению Грановского, первой историей человечества, имеет целью «показать, как человек при известных: влияниях климата, образа жизни, общества переходит от состояния дикости к образованности» (4, 38). Нельзя не подчеркнуть, что, акцентируя? внимание на этом характере концепции Изелина, Грановский пропагандирует антиклерикальный, антитеологический, антибиблейский взгляд на происхождение человеческого общества.

Изелин, таким образом, сделал решительный шаг по пути создания теории исторического процесса. Однако его последователи — Ж. А. Н. Кондорсе, Э. Б. Кондильяк и другие, изображая историю человечества как прогресс цивилизации, делали это, по мнению Грановского, чисто количественно: «О влиянии просвещения на нравы, о степени возрастания, о внутреннем органическом развитии жизни народов не упоминали, на это не было обращено внимание. Всякая необходимость исторического содержания исчезла, явился произвол: в человеке видели существо страдательное» (16, л. 9).

Связывая эту чисто количественную теорию прогресса человечества не только с идеями Изелина, но и с философской теорией Дж. Локка, Грановский не соглашался с ней, подвергал ее критике. Во-первых, она констатировала прогресс в его, так сказать, чистом виде, игнорировала регрессивные ходы истории, т. е. тот очевидный факт, что «история являет нам зрелище беспрерывных перемен, процветания и увядания, жизни и смерти» (4, 39), что наряду с прогрессирующими, процветающими народами существуют и даже составляют их большинство народы отсталые, погруженные в неподвижность, нищенство и невежество. Во-вторых, эта теория выводила прогресс только из внешних воздействий на человека: «История и человек — простые материалы без внутреннего содержания и развития» (там же). Народы оказывались здесь как бы одинаковыми, качественно неразличаемыми, не имеющими внутреннего «органического» содержания и жизни механическими атомами некоторого единства — человечества.

Дальнейшее движение философии истории вперед Грановский усматривал в трудах И. Г. Гердера, особенно в его труде «Идеи к философии истории человечества». Именно Гердер, «враг этой сухой теории прогресса» (4, 40), протестуя против указанных тенденций чисто количественной философии истории, «первый признал живую самостоятельность народов» (16, л. 9 об.), перестал придерживаться «абстрактного представления об общей человеческой природе», ввел «вместо простой внешней причинности… понятие о всеобщей истории как о прогрессе сил и форм…» (4, 40). Но Гердер был «более поэт, чем историк» (16, л. 9 об.), и на формирование философии истории окончательное влияние оказал Кант своим творением «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане». Сам И. Кант не развил своих идей, да это было и невозможно для такой агностической философской системы, как Кантова. «Система, которая не признавала познаваемости предметов… могла произвести внешнюю схему, а не философию истории» (4, 41). В силу своих особенностей «ни Гердер, ни Кант не установили философии истории, хотя и потрясли в основании старые системы. Честь этого установления принадлежала новейшей философии. Шеллинг первый оказал полное определение органического развития истории. Далее, Гегель, его творение Vorlesungen uber Philosophie der Geschichte (Лекции о философии истории. — З. К.) слабо, исключая введения [10], где виден великий мыслитель; но он пополнил и оправдал себя в других сочинениях, как-то: философической религии, эстетике и особенно в философии духа» (16, л. 8 об. — 10).

Как видим, пальму первенства в выделении, статуировании философии истории Грановский отдает не Канту и не Гегелю, а Шеллингу — именно «Шеллинг первый оказал полное определение органического развития истории». Это важно подчеркнуть по трем причинам. Во-первых, здесь мы констатируем очень чуткое понимание истории философии истории. Уже не раз отмечалось, что приоритеты и заслуги молодого Шеллинга в истории немецкой и мировой философии по ряду причин несправедливо оттеснялись на задний план, а на первый выдвигались заслуги Гегеля. К чести Грановского, надо сказать, что он отдает должное этим великим немецким философам, тонко и конкретно понимая роль каждого. Во-вторых, нам потому важно отметить это отношение Грановского к молодому Шеллингу, что оно было вообще характерно для представителей идеалистической философии русского Просвещения первой половины XIX в. — главным теоретическим источником их философии была философия молодого Шеллинга. Это дает нам основание считать молодого Грановского представителем этой школы. Наконец, в-третьих, отношение Грановского к Шеллингу и Гегелю для нас интересно и значительно тем, что оно показывает нам эту школу русской философии в тот период, когда она как таковая распадается и это распадение характеризуется помимо прочего тем, что ее ориентация на философию молодого Шеллинга сменяется ориентацией на Гегеля с тем, однако, что историческая роль Шеллинга оценивается ею весьма высоко. Оценивая эту роль как роль первооткрывателя, Грановский, однако, примыкает уже не к Шеллингу, а к Гегелю, который пошел «далее» Шеллинга.

Все это мы должны иметь в виду уже сейчас, и это поможет нам понимать отношение Грановского к этим двум его философским учителям и в дальнейшем: как ни эволюционировали взгляды русского историка, отношение его к Шеллингу и Гегелю и оценка их роли в истории философии истории останутся в сущности такими, какими они были уже в первом курсе его университетских лекций.