Чарльз Уайтинг - Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера

• Название: Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера
• Автор: Чарльз Уайтинг
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2101-6

Арденнская операция стала последним значительным наступлением германской армии и одновременно самой крупной битвой, в которой приняли участие англо-американские войска. Ударным клином наступления руководил полковник Иоахим Пейпер — орденоносный ветеран множества сражений. Полк Пейпера за годы войны превратился из отборной воинской элиты в сборище наспех призванных юнцов со всей Европы. Отчаяние немцев толкнуло их на бессмысленное уничтожение пленных, названное историками «бойней в Мальмеди».

---

— Открыли огонь, как минимум, два пулемета, и мы все упали в грязь. В меня попали четыре раза, а в куртке я насчитал потом восемь или десять отверстий от пуль. Я видел, как трое или четверо немцев ходили и добивали раненых, которые молили о помощи. Я решил, что, кроме меня, не выжил никто.

Бывший военный полицейский Хоумер Форд рассказал:

— Кругом лежали раненые, они стонали и кричали. Подходили немцы, спрашивали друг друга: «Этот дышит?» — и добивали живых или пулей, или прикладом оружия. Ко мне они подошли самое близкое на три метра. Когда по нам открыли огонь, я упал на землю, раскинув руки, и чувствовал, как из меня вытекает кровь. Я лежал в снегу, весь промок и начал дрожать и очень боялся, что дрожь выдаст меня — но никто ее не заметил. Я пригнул голову, а они прошли по всему полю, а потом ушли на перекресток. Я слышал, как прямо рядом со мной стреляют из пистолета, как взводят курок и стреляют. Еще я слышал удары прикладов по головам и треск черепов…

Петер Рупп рассказал о произошедшем в отеле «Дю Мулин», а мадам Грегуар — о том, что произошло в Ставло. Мадемуазель Маретта Локнер поведала собравшимся о том, как пробиралась через хлев и увидела, как Охманн застрелил сержанта Абрахама Линкольна и остальных семерых из его батальона. Месье Натали из Стумона рассказал о произошедшем в деревне после появления в ней немцев. И с каждым рассказом, казалось, очередной гвоздь окончательно и бесповоротно вбивается в крышку гроба, который полковник Бартон Эллис уготовил обвиняемым.

2

Полковник Уиллис Эверетт начал свою речь с обвинений в адрес суда. Он поставил под вопрос юрисдикцию суда и заявил, что никакой общей почвы у перечисленных убийств нет, поскольку совершались они «в самой отчаянной из ситуаций войны». Естественно, Эверетт знал, что полковник Розенфельд этого не спустит, и так оно и вышло. Адвоката в резкой форме призвали к порядку с указанием на то, что суд составлен должным образом и имеет полное законное право судить обвиняемых.

Тогда Эверетт перешел к «свидетельствам». Он потребовал от суда признать их неприемлемыми в качестве улик. Большая часть заявлений обвиняемых была написана под давлением угроз, шантажа и физического воздействия. Бывший эсэсовец Бенно Агата заявил, что оговорил своих командиров только потому, как «мне сказали, что мои родители теперь в Польше и поляки о них позаботятся». Марцел Больц, тоже свидетель обвинения, уроженец Эльзаса, сказал, что американский офицер обещал ему безопасное возвращение во Францию, если он согласится свидетельствовать против своего командира. Потом адвокат выразил сомнение в «общеизвестности» того факта, что приказ о расстреле на перекрестке отдал лично Пейпер, отметив, что, несмотря на «признание» в содеянном, Пейпер явно не знал о том, что там произошло.

Потом к свидетельской стойке вызвали самого Пейпера, который показал, что его на протяжении пяти недель держали в камере без света, отопления и прогулок и что в конце концов он подписал свое признание не читая, после того как ему заявили: «Вас уже даже сам президент не спасет». Обвинение немедленно опротестовало заявление Пейпера, как и все прочие заявления о том, что признания получены силой. Эверетт замолчал в ожидании неизбежного. Розенфельд, как всегда, принял протест обвинения. Позже Эверетт расскажет:

— Когда требовали подробностей по поводу избиений и прочего, обвинение тут же выдвигало протест, и суд его принимал, потому что никто не хотел, чтобы эта порочная практика всплыла на открытом суде.

Адвокат пожал плечами и перешел к следующему пункту, задав Пейперу вопрос, стрелял ли тот когда-нибудь в бельгийских детей, как то утверждает обвинение. Пейпер наотрез отверг это предположение и на вопрос обвинения по поводу убийств в Ставло: «Стреляли ли в вас в Бельгии годовалые дети и восьмидесятилетние женщины?» — с сарказмом ответил:

— Годовалые дети в меня не стреляли даже в России, а что касается стрелявших в меня женщин, то устанавливать их возраст мне было некогда.

В июне Эверетт добился некоторых успехов. Вернулся офицер, которого он послал в приграничный Бюллинген, где, по предварительным данным, эсэсовец застрелил в затылок женщину, сидевшую в кресле. Выяснилось, что на самом деле женщина погибла за день до того, выходя из дома, от осколка американского снаряда. Об этом были привезены письменные свидетельства мужа погибшей женщины и местного регистрационного чиновника.

Позже был опровергнут и рассказ капрала Шпренгера о том, что он был свидетелем и участником расстрела американских военнопленных возле церкви в Ла-Глез. Эверетт послал своего человека и в Ла-Глез, и тот вернулся с письменным свидетельством от местного кюре месье Блокпо, который заверял, что в деревне не происходило никаких расстрелов и единственным погибшим в деревне американцем был сгоревший в «Шермане» танкист. Более того, и самой «внутренней стены церкви», возле которой, по словам Шпренгера, расстреляли американцев, не существовало, а священник в означенный день лично обходил вокруг церкви и не видел ни одного трупа.

Но июнь сменился июлем, а полковник Эверетт еще не разыграл своего главного туза, которого продолжал держать в рукаве, — это был Хэл Мак-Каун, ныне — полковник из Пентагона!

Пейпер и Мак-Каун не виделись более восемнадцати месяцев, но немец сразу узнал своего бывшего пленника. Мак-Каун прилетел из Вашингтона тотчас же, как только Эверетт связался с ним. В ходе долгого обсуждения с главным советником защиты он понял всю тяжесть положения и узнал о методах, которыми обвинение получает свои доказательства. И Мак-Каун твердо решил сделать все возможное, чтобы спасти человека, у которого недавно находился в плену. Понятно, что само присутствие Мак-Кауна, человека, который действительно сражался против Пейпера, в отличие от всех остальных собравшихся, окажет защите моральную поддержку.

Но полковник Мак-Каун не знал, какие настроения господствовали в 1946 году в оккупированной Германии. Не понимал он и того факта, что его свидетельство не только поможет развалить сфабрикованное обвинением дело, но и нанесет удар по престижу всей американской армии, поскольку ответственность за ход и следствия, и суда лежит на армии. Если подтвердится, что дело Эллиса — грязная фальшивка, то пострадает репутация всей армии, а этого победоносная американская армия в 1946 году допустить не могла.[60] Лишь позже полковник Мак-Каун поймет, как глупо было приезжать в Германию на выручку Пейперу.

В ответ на вопросы полковника Эверетта он рассказал о трех с половиной днях своего плена в Ла-Глез, о долгих беседах с немецким полковником, о том, как последний уверял его, что с попавшими к нему в руки американскими военнопленными ничего не случится. Позже он опрашивал всех товарищей по плену, с кем только смог связаться, и все заверяли, что в плену с ними обращались настолько хорошо, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. Жалоб на плохое обращение не было. Женевскую конвенцию нарушили только однажды — когда Пейпер заставил пленных загружать грузовики под артиллерийским огнем. Однако во время той долгой ночной беседы в погребе немецкий полковник известил Мак-Кауна о том, что несколько американцев совершили попытку к бегству и семеро были застрелены. Пейпер сказал Мак-Кауну, чтобы тот передал своим товарищам, чтобы не пытались бежать, но Мак-Каун отказался это делать.

Когда допрос Мак-Кауна закончился, Эверетт остался доволен — он чувствовал, что победил, — и еще немного разрушил систему доводов обвинения. Очевидно, сухое, объективное и честное изложение полковника из Пентагона произвело на суд впечатление. Но адвокат ошибался, думая, что полковник Эллис так все и оставит. Эллис же понимал, что просто так отпускать такого свидетеля нельзя.

Неизвестно, что именно произошло в тот вечер и кто первый предложил тактику, которую на следующий день использовали против Мак-Кауна. Один заведомо предвзятый источник утверждает, что кто-то из немецкоязычных представителей обвинения подошел в тот вечер к бывшему рядовому Цвигарту и передал просьбу выступить в суде с заявлением о том, что это Мак-Каун вывел осажденных в Ла-Глез немцев через американские позиции, а за это предательство немцы отпустили его. Но Цвигарт якобы отказался оговаривать американца, и после нескольких угроз и пары обещаний (ведь и самого Цвигарта обвиняли в убийстве) представитель обвинения сдался и ушел из камеры.

Правда это или нет, но на завтрашнем судебном заседании полковник Эллис, не стесняясь, перешел к злобным нападкам на Мак-Кауна. Ему приходилось осторожно выбирать выражения, но в целом он обвинял Мак-Кауна в сотрудничестве с врагом во время нахождения в плену. Это было чудовищное обвинение, и оно возымело эффект, хотя Эллис не осмелился слишком уж сильно развивать тему.