Джон Ролз - Теория справедливости

• Название: Теория справедливости
• Автор: Джон Ролз
• Издательство: Изд-во Новосибирского ун-та
• Жанр: Философия
• Год: 1995
• ISBN: 5-7615-0365-4

Вниманию читателей предлагается книга американского философа Джона Ролза (1921–2002), которая была впервые опубликована в 1971 г. и стала одним из самых известных и влиятельных философских произведений в англоязычном мире последних десятилетий XX столетия. В ней представлена наиболее ясная и точная формулировка принципов, которые должны быть положены в основу справедливого социального устройства. Автор рассматривает центральные идеи и цели своей концепции, названной им «справедливость как честность», в качестве как основы философской концепции конституционной демократии, так и жизнеспособной альтернативы доктринам, прежде доминирующим в западной философской традиции — классическому утилитаризму и интуитивизму. Книга имеет ярко выраженный междисциплинарный характер — она написана на стыке политической философии, политической экономии, социологии, этики, с привлечением средств современной аналитической философии, теории игр и решений.

Книга составила целую эпоху в этических и правовых исследованиях и стала стандартным учебным пособием для американских и западноевропейских университетов. Она будет полезна философам, социологам, политологам, экономистам, юристам, студентам и аспирантам соответствующих специальностей, а также всем заинтересованным читателям.

---

Имеются три условия, я полагаю, которые способствуют враждебным вспышкам зависти. Первое из них, психологическое обстоятельство, которое мы только что отметили: у человека отсутствует надежная уверенность в собственной значимости и способности сделать что-либо достойное. Согласно второму (и одному из социальных условий), возникает много случаев, когда это психологическое состояние переживается как болезненное и унизительное. Несоразмерность между индивидами выявляется социальной структурой и образом жизни того общества, где живет индивид. Менее удачливым, следовательно, часто насильно напоминают об их ситуации, что приводит их к еще более низкой оценке как собственной личности, так и образа жизни. А в-третьих, они рассматривают свое общественное положение как не допускающее конструктивных альтернатив для противостояния предпочтительным обстоятельствам более преуспевших. Они смягчают свои страдания и приниженность убеждением, что у них нет другого выбора, как причинить ущерб людям с лучшим положением, даже с потерями для себя, если, конечно, они не погрузятся в апатию и безразличие.

Многообразные аспекты вполне упорядоченного общества направлены на то, чтобы ослабить, если вообще не предотвратить, эти условия. В отношении первого условия ясно, что хотя оно представляет собой психологическое состояние, социальные институты являются основной побудительной причиной. Однако я утверждал, что договорная концепция справедливости поддерживает чувство собственного достоинства граждан в общем случае более твердо, чем другие политические принципы. В публичном форуме каждому человеку оказывается уважение благодаря верховенству равенства, и каждый имеет те же самые основные права, которые были бы признаны в исходном положении честными. Члены сообщества имеют общее чувство справедливости и связаны узами гражданской дружбы. Я уже обсуждал эти вещи в связи со стабильностью (§§

75—56). Мы можем добавить, что большие преимущества одних скомпенсированы выгодами менее удачливых; и никто не думает, что обладающие большей долей являются более заслуженными с моральной точки зрения.

Счастье в соответствии с добродетелью отвергается в качестве принципа распределения (§ 48). И то же самое верно относительно принципа совершенства: независимо от совершенств, которые обнаруживают люди или ассоциации, их притязания на социальные ресурсы всегда разрешаются принципами взаимной справедливости

(§ 50). По всем этим причинам менее удачливые не имеют причин считать себя приниженными, и публично признанные принципы гарантируют их уверенность в себе. Несоразмерности между ними и другими, будь то абсолютные или относительные, им было бы легче принять, чем в других формах государственного устройства.

Что касается второго условия, то как абсолютные, так и относительные различия, допускаемые вполне упорядоченным обществом, вероятно, меньше, чем повсеместно распространенные. Хотя теоретически принцип различия допускает неопределенно большие неравенства в обмен на небольшие приобретения менее удачливых, размах доходов и богатства не должен быть на практике чрезмерным в условиях существующих институтов (§ 26). Более того, множественность ассоциаций во вполне упорядоченном обществе, каждая из которых имеет свою гарантированную внутреннюю жизнь, приводит к уменьшению обзора, или, по крайней мере, болезненного обзора, разнообразия людских перспектив. Ведь мы склонны сравнивать наши обстоятельства с обстоятельствами других людей в той же или сходной группе или в положении, которое мы считаем существенным для наших устремлений. Различные ассоциации в обществе делят его на такое множество несравнимых групп, что несоразмерности между этими группами не привлекают внимания к тому, как это эмоционально влияет на жизнь людей в менее удачном положении. И это игнорирование различий в богатстве и обстоятельствах облегчается благодаря тому факту, что когда граждане встречаются друг с другом, по крайней мере, при свершении общественных дел, ими признаются принципы равной справедливости. Более того, в повседневной жизни выполнение естественных обязанностей настолько почетно, что более преуспевшие не выказывают нарочито своего более высокого положения с расчетом унизить тех, кто имеет меньше. В конце концов, если условия, располагающие к зависти, устраняются, то устраняются, наверняка, и таковые для ревности, недоброжелательности и злобы, обратных по отношению к ревности чувств. Когда менее удачливые слои общества не имеют первых, более удачливые не имеют вторых. Взятые вместе, эти черты вполне упорядоченного режима уменьшают число случаев, когда менее удачливые склонны рассматривать свою ситуацию как скудную и унизительную. Даже если они и подвержены зависти, это может быть в незначительной степени. Наконец, при рассмотрении последнего условия представляется, что вполне упорядоченное общество в той же степени, как и любое другое, предлагает конструктивные альтернативы враждебным вспышкам зависти. Проблема общей зависти, во всяком случае, не принуждает нас пересматривать выбор принципов справедливости. Что же касается конкретной зависти, то в определенной степени она свойственна человеческой жизни; будучи связанной с соперничеством, она может существовать в любом обществе. Более специальной проблемой политической справедливости является вопрос о том, насколько распространенными являются злоба и ревность, возбуждаемые борьбой за положение и должность, и может ли это обстоятельство навредить справедливости институтов. Трудно разрешить этот вопрос в отсутствие более детального знания социальных форм, доступных на правовой стадии. Но представляется, что нет никаких причин, по которым опасность конкретной зависти должна усугубить ситуацию для общества, регулируемого справедливостью как честностью, в большей степени, нежели при любой другой концепции.

Я заключаю, таким образом, что принципы справедливости, не возбуждают извинительную общую зависть (да и конкретную зависть тоже) в той степени, которая может беспокоить нас. Этот тест, опять-таки, говорит об устойчивости концепции справедливости. Теперь я хотел бы вкратце исследовать возможные связи между завистью и равенством, рассматривая равенство в рамках теории, справедливости, со всеми допустимыми спецификациями этого понятия. Хотя имеется много видов равенства, и эгалитаризм допускает степени равенства, есть такие концепции справедливости, которые, по общему мнению, эгалитарны, хотя и допускают значительные несоразмерности. Под эту рубрику подпадают два принципа справедливости.

Многие консервативные авторы полагают, что тенденция к равенству в современных общественных движениях является выражением зависти9. Таким образом, они стремятся дискредитировать это стремление, относя его к коллективно ущербным импульсам. Перед серьезным обсуждением этого тезиса, однако, нужно сначала доказать, что отрицаемые формы равенства на самом деле несправедливы и с необходимостью приведут к тому, что все, включая и менее удачливых, проиграют. Однако упор на равенстве, определяемом двумя принципами равенства, вовсе не означает проявления зависти. Это видно из содержания этих принципов и характеристики зависти. Это также следует из природы сторон в исходном положении: концепция справедливости выбирается при условиях, в которых, по предположению, никто не движим недоброжелательством и злобой (§ 25). Таким образом, требования равенства, поддерживаемые двумя принципами, не происходят из этих чувств. Притязания тех, кто утверждает принципы, могут иногда выражать негодование, но это, как мы видели, совсем другой вопрос.

Чтобы показать, что принципы справедливости основаны частично на зависти, нужно было бы установить, что одно или несколько условий исходного положения возникают из этой склонности. Поскольку вопрос о стабильности не принуждает к пересмотру уже сделанного выбора, разговор о влиянии зависти связан с первой частью теории. Однако в обосновании каждого из условий постулирования исходного положения зависть не упоминается вообще. Например, взывают к функции моральных принципов как подходящему общему и публичному способу упорядочения требований (§ 23). Конечно, могут быть такие формы равенства, которые проистекают из зависти. Строгий эгалитаризм, доктрина, которая настаивает на равном распределении всех первичных благ, явно происходит из этой склонности. Это значит, что эта концепция равенства была бы принята в исходном положении, только если бы стороны были достаточно завистливыми. Эта возможность никоим образом не затрагивает двух принципов справедливости. Различные концепции равенства, которые они определяют, признаются в предположении, что зависти нет10.

Важность отличения зависти от моральных чувств можно усмотреть из нескольких примеров. Допустим сначала, что зависть распространена в бедных крестьянских обществах. Основанием для этого является общая вера, что совокупное социальное богатство более или менее фиксировано, так что выигрыш одного является потерей другого. Социальная система интерпретируется, можно сказать, как естественно установленная и неизменная игра с нулевой суммой. Действительно, если бы эта вера была распространенной и количество товаров было бы, по общему мнению, фиксированным, результатом была бы строгая противоположность интересов. В этом случае было бы правильно считать, что справедливость требует равного долевого распределения. Социальное богатство не воспринимается как результат взаимно полезной (advantageous) кооперации, и поэтому нет честного основания для неравного распределения преимуществ. То, что называется завистью, может фактически быть негодованием, которое может быть или не быть оправданным.