Хескет Пирсон - Бернард Шоу

• Название: Бернард Шоу
• Автор: Хескет Пирсон
• Издательство: Ростов н/Д: изд-во «Феникс», 1997. - 544 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00176-8

Бернард Шоу — первый ум в английской драматургии нашего века, мудрый и остроумнейший собеседник, оставивший глубочайший след в мировой культуре. Вот почему интерес к этой незаурядной личности не ослабевает уже на протяжении полувека.

Книга Хескета Пирсона — уникальная попытка проникнуть в сложный духовный мир писателя, фактически предоставив ему самому писать о себе. Добрая половина книги написана от первого лица и представляет собой бесценный материал о жизни и творчестве Бернарда Шоу.

---

Премьер-министр. Но вопрос о всеобщих выборах не стоит. Ответьте, готовы ли вы следовать советам ваших министров или не готовы? В конечном счете все дело только в этом.

Король. А что вы мне советуете? На ком вы мне советуете жениться? Я свой выбор сделал. Очередь за вами. О чем мы, в самом деле, с вами беседуем — о браке вообще, о браке как таковом? Давайте-ка ближе к делу: ваша кандидатура?

Премьер-министр. Но кабинет еще не занимался этим вопросом. Вы играете против правил, сэр!

Король. Иными словами, я вас обыгрываю? Но я к этому и стремлюсь. И наверняка обыграю.

Премьер-министр. Нет, я не о том, сэр. Не могу же я подбирать для вас жену.

Король. Значит, вы не можете давать мне советы на этот счет. А раз вы не можете дать мне совет, значит, и следовать мне нечему.

Премьер-министр. Но это же просто каламбур! Признаться, от Вашего величества я этого не ожидал. Вы ведь прекрасно понимаете, что я имею в виду… Кого-нибудь королевской крови. Не американку…

Король. Ну вот, теперь есть о чем поговорить… Премьер-министр Англии публично причисляет американцев к неприкасаемым. Вы наносите оскорбление нации, которую связывают с моей Восточной империей дружественные и единокровные чувства, а на этих чувствах в конце концов зиждется самое существование нашей империи. Мудрейшие из моих друзей-политиков считают брак между британской короной и американской дамой ловким политическим маневром.

Премьер-министр. Беру свои слова назад. Я просто оговорился.

Король. И прекрасно, забудем об этом. Но невесту вам все-таки подавай «королевских кровей»! Вам не дает покоя династический брак в духе семнадцатого века. По-вашему, раз я король Англии и британский монарх, то мне следует пойти по Европе с протянутой рукой, вымаливая распоследнюю кузину, хоть седьмую воду на киселе, у каких-нибудь низложенных-перенизложенных Бурбонов, Габсбургов, Гогенцоллернов или Романовых, на которую ни у нас, ни где бы то ни было никто и смотреть-то не хочет. Такой дешевой глупости вам от меня не дождаться! Сидите себе в своем семнадцатом веке — я живу в двадцатом. Я окружен республиками и великими державами, которыми управляют бывшие маляры и каменщики, выслужившиеся рядовые и дети сапожников.

На чьей же дочери мне жениться? Может, попробуете выбрать мне тестя? Вот Шах персидский. Вот Эффенди Чтозатурк. Вот синьор Бомбардони. Вот герр Битлер. А вот стальной король. Вот они, сегодняшние императоры. И еще вопрос, выдаст ли кто-нибудь из этих великих правителей свою родственницу за старомодного короля. Я повторяю вам — в Европе не сыскать больше такого королевского дома, породнившись с которым, я не ослабил бы положение Англии. Вам это неизвестно? Значит, вам ничего неизвестно.

Премьер-министр. Мне кажется, вы просто лишились рассудка.

Король. Вам еще и не такое покажется. Ваша клика отсиживается в Лондоне. Вы отстали от века лет на двести-триста. Современному миру виднее. Но к чему зря спорить? Давайте свою кандидатуру.

Премьер-министр. В настоящий момент мне никто не приходит в голову, но я уверен, что недостатка в выборе не будет. Вы не поможете мне, архиепископ?

Архиепископ. Эта необходимость возникла слишком неожиданно. Я теряюсь в догадках. Не разумнее ли будет обсудить возможность отречения от престола?

Премьер-министр. Вот-вот, Ваше величество, отрекитесь! Это разрешит недоразумение, а заодно и все наши проблемы.

Король. Чувство долга перед обществом, о котором столь заботливо пекутся ваши друзья, едва ли позволит мне без всякого видимого оправдания оставить свой пост.

Архиепископ. Ваш трон будет потрясен до основания.

Король. Ну это уж моя забота — мне на нем сидеть. А как насчет оснований церкви? Ведь она вынуждает меня вступить в брак без любви и жить во грехе с предметом моей страсти.

Архиепископ. Вы не должны так поступать.

Король. Но вы же знаете, что я так и поступлю, если приму ваш совет. Так как же, вы еще настаиваете?

Архиепископ. Право же, премьер, нам лучше удалиться. Если бы я был суеверен, мне бы начало казаться, что сам дьявол вкладывает эти аргументы в уста Его величества. На них нечем ответить. И все это так нелепо расходится с привычным ходом мысли образованного англичанина! Нет, право, все это не для меня и не для вас!

Король (встает вслед за посетителями). К тому же, мой брат, которому придется наследовать мне, может на это и не пойти. Кстати, женат он на доморощенной леди, с которой никогда не сравнится у нас в популярности любая заморская принцесса из бывших. И потом, покуда я жив, какой же он монарх? Сначала отрубите мне голову! С троном шутки плохи. Упраздните его — тогда другое дело. А нет — так извольте трон уважать!

Премьер-министр. Сэр, вы уже столько всего сказали, что у меня голова идет кругом. Пощадите.

Король. Приглашаю вас обоих к обеду. Дэйзи придет. Может быть, мне вам приказать остаться?

Архиепископ. Я уже пропустил свой обед и очень хочу есть. Если вы повелеваете мне остаться, я без ропота подчиняюсь.

Король (шепчет подавленному премьер-министру, пока они спускаются с лестницы). Имейте в виду, дражайший Голдуин, если вы примете мой вызов и предложите мне невесту, ее фотография назавтра же появится во всех газетах по соседству с фотографией Дэйзи — Дэйзи с собачкой на руках.

Премьер-министр только печально покачал головой. И пошли они обедать. Премьер-министр почти не притронулся к еде, но архиепископ все съел подчистую».

Шоу умел показать любому актеру, как играть роль, но не всякому актеру урок шел впрок. Эдуард имел все козыри в своих руках, но то ли не сумел, то ли не захотел ими воспользоваться. И его самого и даму его выжили из дворцовых покоев. Премьер-министр и архиепископ по этому поводу не горевали.

Автору этого диалога исполнилось уже восемьдесят лет, но он мог вполне сойти за восемнадцати летнего. Кто-то стал величать его великим старцем английской литературы. Ему бы больше подошло называться великим сорванцом. Ведь никому не могло прийти в голову, что он еще способен выкинуть. Молодостью духа и немалым запасом жизненных сил он мог бы заткнуть за пояс любого молокососа.

В октябре 1938 года я приступил к биографии Шоу и написал ему: «Хотите, чтобы Вас разоблачил преданный человек? Я к Вашим услугам». Он ответил: «Меня надо не разоблачать, а всячески облачать. Я прирожденный клоун и сам себя разоблачаю». Прочтя это, я понял, что он молод и здоров, как прежде.

В день восьмидесятитрехлетия Шоу «Дейли Экспресс» опубликовала интервью с ним. Мир был уже на грани войны, но Шоу не верилось, что найдутся безумцы, которые переступят эту грань: «Мир сейчас удерживается одним только страхом. Все, что вселяет страх, укрепляет мир. Страх можно называть и вежливее: здравый смысл… Прочный мир это только мечта. Тем не менее всякий государственный деятель, в кого не вселяет дикий страх самая мысль начать артиллерийский обстрел, должен быть помещен в психиатрическую лечебницу».

Россия предложила всем странам, заинтересованным в сохранении мира в Европе и в развитии дружеских отношений, заключить пакты о ненападении и экономических связях. Через месяц после восьмидесятитрех летая Шоу Гитлер принял советское предложение о мирном пакте. Этот пакт был ошибочно истолкован как агрессивный военный союз. Шоу мгновенно откликнулся в «Таймс»: «На прошлой неделе в «Ивнинг Стэндард» была предана гласности догадка доктора Инджа: герр Гитлер отправился в Каноссу. Всего через несколько дней пришла радостная весть: доктор прав — герр Гитлер очутился под сапогом Сталина, а этот заинтересован в мире как никто другой. Все окружающие напуганы до смерти. Спокоен один только я. Почему? Я сошел с ума? Нет! Тогда почему? Почему? Почему?!» После вторжения Гитлера в Польшу Англия и Франция объявили Германии войну[183].

В конце августа Шоу снова написал в «Таймс» из Фринтона, настаивая на том, что Англия должна быть благодарна Сталину за то, что тот сдерживает Гитлера. Теми же соображениями он делился с леди Астор:

«28 сентября 1939 года.

Как здравомыслящая женщина, Вы неизменно стремились уберечь от зла лунатиков и болванов — Ваших ручных политиков.

А сейчас пришла пора Вам заявить во весь голос в Парламенте: только самые жестокие люди могут подавать дело так, будто нас поджидает трехлетняя война, в то время как всякий, кто видит дальше трех шагов от собственного носа, прекрасно знает — война уже окончена. Этот обман выливается во всяческое разорение у нас на родине и в массовую резню за ее пределами.

Бездумные гарантии, обещанные нами Польше, выбили у нас почву из-под ног. Мы ужасно некстати дали клятву помогать ей всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами. А как дошло до дела, так не осмелились прибегнуть к одному-единственному средству, которое еще могло ей помочь (наши бомбардировщики). Ибо на сотни миль ее границы не было у нас ни единого солдата — и ни одного нашего моряка не оказалось на Балтике. Стоит нам сбросить хотя бы одну бомбу в долину Рейна или на Берлин — и все европейские города примут облик Мадрида и Варшавы. Нам следовало признаться полякам, что не в наших силах остановить неумолимый шаг немецкого сапога и что им на долю выпало безропотно покориться, вслед за Чехословакией, пока мы не приведем Гитлера в чувство.