Хескет Пирсон - Бернард Шоу

• Название: Бернард Шоу
• Автор: Хескет Пирсон
• Издательство: Ростов н/Д: изд-во «Феникс», 1997. - 544 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00176-8

Бернард Шоу — первый ум в английской драматургии нашего века, мудрый и остроумнейший собеседник, оставивший глубочайший след в мировой культуре. Вот почему интерес к этой незаурядной личности не ослабевает уже на протяжении полувека.

Книга Хескета Пирсона — уникальная попытка проникнуть в сложный духовный мир писателя, фактически предоставив ему самому писать о себе. Добрая половина книги написана от первого лица и представляет собой бесценный материал о жизни и творчестве Бернарда Шоу.

---

Хескет Пирсон БЕРНАРД ШОУ

Как личность — он бессмертен.

Макс Бирбом

Родился ли я безумцем или, наоборот, чересчур здравомыслящим, но мое царство было не от мира сего: одно воображение давало мне жизнь, и легко я чувствовал себя только в обществе великих покойников.

Бернард Шоу

ОТ АВТОРА

В работе над этой книгой я получал постоянную помощь от Бернарда Шоу и лишь заключительный раздел (начиная с главы «Шоу и его биограф») писал без его участия. Шоу не только поведал мне подробности «уникальной частной истории», как он называл свою биографию, но проверил и выправил факты, многое добавил в беседах или письменно. Он подтвердил или опроверг анекдоты, которые современники наплели вокруг его имени.

Неизменно поощряя во мне беспристрастие биографа, Шоу вместе с тем очень помог мне в том, чтобы рассказ о его жизни и становлении характера нес черты автобиографии — насколько это возможно в работе, написанной от третьего лица. Некоторые эпизоды, по тем или иным соображениям исключенные из первоначального текста, в настоящем издании восстановлены.

Последняя часть книги («Шоу и его биограф» и дальше) была напечатана в «Постскриптуме» (1951), где повесть жизни Шоу доведена до конца.

Я записывал все беседы, которые мне довелось с ним иметь в последнее десятилетие[1]; здесь они приведены в хронологической последовательности. Они так же достоверны, как и первая часть биографии.

ОТВЕТСТВЕННЫЕ СТОРОНЫ

«Говорят, я веду свое происхождение от Макдуфа, — признавался мне Шоу. — Я совсем не феодал в душе, мне просто приятно, что мой предок стал персона леем шекспировской драмы». («Ты бы запел по-другому, — подумал я про себя, — окажись твоим предком, ну, хотя бы пьяница-привратник из той же пьесы».)

Впрочем, здесь мы поведем речь о родственниках, не столь отдаленных.

Люди редко наследуют достоинства своих родителей, и Шоу, пожалуй, единственная знаменитость, чьи незаурядные способности были обещаны уже отцом с матерью. Отцу он обязан своим юмором, матери — воображением. Родичи его отца, Джорджа Карра Шоу, обосновались в Ирландии в конце XVII века. Из этой уважаемой семьи вышли банкиры, священники, биржевые маклеры, чиновники, даже баронеты, и Шоу высоко ставили свою родословную, полагая себя избранниками рода человеческого.

Джордж Карр был неудачником. Вырос он в бедности. Кроме него у вдовой матери было еще тринадцать ребят. Однако сознание принадлежности к роду Шоу поддерживало в детях невозмутимую уверенность в завтрашнем дне, и в свой срок терпеливое благородство было вознаграждено. Джордж Карр получил синекуру в дублинском суде. В 1850 году его контору упразднили, ко, поскольку не водилось такого порядка, что Шоу должны страдать из-за отсутствия повода платить им жалованье, положили ему пенсию — шестьдесят фунтов в год. А он ее продал, завел дело по оптовым зерновым операциям — до розничной торговли Шоу не могли опуститься — и приготовился покойно доживать свои дни ка зерновые доходы. В мучных делах он не смыслил ничего, равно как и его компаньон. Оба руководствовались соображением, что деньги повалят сами, — и дело, понятно, не процветало.

Отсутствие делового склада и коммерческих способностей возмещали отзывчивое сердце Джорджа Карра и присущее ему чувство юмора. Его умение во всем находить комическую сторону было поразительно: напасти, которые другого свели бы в могилу, смешили его до слез. Вот только ввязался он в зерновое предприятие, как разорился крупный заказчик, задолжав фирме солидную сумму.

Удар сразил компаньона, а почти прогоревший Джордж Карр счел масштабы катастрофы, по свидетельству сына, «невероятно комичными, так что вынужден был спешно ретироваться из конторы в дальний угол склада и там высмеяться».

Эта обратная реакция, перешедшая и к сыну, составляла сущность характера Карра, и он давал ей волю, даже рассуждая о Библии, — а ведь был протестант.

«Чем выше в благоговейном мнении стоял предмет, тем сильнее подмывало его рассмеяться, — вспоминал Шоу. — Стоило мне, положим, начать глумиться над Библией, как он принимался страстно и искренне увещевать меня и, собрав сколько было крепости характера, убеждал прекратить надругательства. Образованный-де человек должен остерегаться и не выказывать свое невежество: разве Библия не признана литературным и историческим шедевром? И понес и понес… А как чувствовал, что основательно вошел в роль, в глазах бесенком начинал играть смех. Но вот наступала давно ожидаемая развязка — сворачивая свой панегирик, отец самым искренним образом заверял меня, что даже злобные хулители религии не идут дальше утверждения, что в Библии наворочено вранья, как нигде. И долго затем тер глаза, посмеиваясь. На такие представления я подбивал его с обоюдного молчаливого согласия».

Собственно говоря, подбивать Карра особенно даже и не требовалось. Взяв как-то парнишку впервые к морю, он закатил ему серьезнейший монолог о насущной необходимости уметь плавать.

«Когда мне было всего четырнадцать лет, — с воодушевлением заканчивал он, — я уже умел плавать и спас однажды дядю Роберта, — и, выдержав паузу, чтобы сын мог вполне осознать это заявление, доверительно добавил: — О чем и жалею всю жизнь, по чести сказать».

Засим с шумом плюхнулся в море, вдоволь накупался и хихикал всю обратную дорогу домой.

Это был человек неотразимого обаяния и даже привлекательной внешности, хотя косил на оба глаза. Сэр Уильям Уайльд пытался операцией выправить его косоглазие, но «перестарался и навсегда закосил отца в другую сторону».

Став владельцем мучного дела и, как ему казалось, застраховав себя на черный день, Джордж Карр Шоу влюбился в Элизабет Герли и попросил ее руки. Ему было за сорок, она была почти вдвое моложе.

Вряд ли она его любила. Вряд ли она вообще кого-нибудь любила. Но Джордж Карр должен был выручить ее из ужасного положения. После смерти матери ее взяла к себе и тиранила горбунья тетка с ангельским ликом. Она только и делала что бранила и распекала племянницу, стремясь вколотить в нее хорошее воспитание и выдать за человека с положением, оставив в благостном неведении относительно дел житейских — этим пусть занимаются врачи, стряпчие и слуги. В награду за послушание и спартанское воспитание прекраснолицая старая ведьма собиралась отписать Элизабет Герли все свое состояние.

По своим статьям Джордж Карр Шоу никак не сходил за человека, достойного принять руку мисс Люсинды Элизабет (Бесси) Герли. Занятный человек, но уже в годах. Конечно, джентльмен, но ведь без гроша в кармане. Однако, по его мнению, возражения против брака были несерьезны, ибо, что ни говорите, он все-таки Шоу, да и мучное дельце купно с наследством старой ведьмы прекрасным образом могли бы устроить жизнь.

У родственников Элизабет Герли был еще один козырь, и, как скоро она объявила о помолвке, они им ударили. «Он пьяница — вот так!» Невеста немедленно учинила жениху допрос. Обвинение его возмутило. Он красноречиво заверил ее, что фанатически исповедует трезвенность, само собой умолчав, что неприязнь к спиртному — всего лишь очередное раскаяние, всегда мучившее его после отравления алкоголем.

Они поженились, и горбунья тетка по-своему благословила союз, убрав из завещания имя непослушной племянницы. В медовый месяц в Ливерпуле молодую миссис Шоу ожидал неприятный сюрприз. Она обнаружила завал пустых бутылок в шкафу. Заключить, что их опустошил ее супруг, было нетрудно. Бесси бежала из дому в порт; там ей пришла мысль устроиться стюардессой на судно и загородиться океаном от трезвенника с пересохшим горлом. Но пьяная и речистая портовая братия показалась ей страшней ее незлобивого джентльмена, и, выбрав из двух зол меньшее, она возвратилась обратно.

У Бесси оказался на редкость уживчивый характер. Она умела замыкаться в себе, уходить в воображаемый мир, который, понятно, был лучше реального, обходившегося с нею довольно круто.

Независимый ум, богатое воображение и душевную тонкость унаследовал ее сын, Джордж Бернард Шоу, родившийся 26 июля 1856 года в Дублине на Верхней Синг-стрит в доме № 3 (теперь дом № 33).

У мальчика были две старшие сестры. Родители уделяли детям мало внимания, и из первых воспоминаний у малышей остались только няньки и слуги. Вечерами, вернувшись из конторы, с ними возился отец. Когда они подросли, любви и восторгов в доме не прибавилось. Никто ни о ком не заботился и ни от кого не зависел — в такой благодатной атмосфере и вынашивается анархическая индивидуальность: Джордж Бернард Шоу «стал вольнодумцем, еще не научившись думать». Нехитрых человеческих чувств Бернарду Шоу просто неоткуда было набраться. Зато полный простор индивидуализму и мечтам о новом обществе. «Забитым ребенком я не был, родители мои и мухи не обидят, но поскольку я рос сам по себе, то и сделался страшно самонадеянным, или, точнее, самодеятельным — отлично умел и развлечь и занять себя. Пожалуй, это в чем-то сдержало мое развитие: в области чувств я по сию пору дикое животное».