Александр Плонский - Будни и мечты профессора Плотникова

• Название: Будни и мечты профессора Плотникова
• Автор: Александр Плонский
• Жанр: Научная Фантастика

---

Я очутился на Апфе - планете, мало известной в то время. Впрочем, я давно собирался там побывать. Дело в том, что Апфа во многом похожа на Землю и, соответственно, апфийцы - на землян. Правда, их уровень развития пока еще невысок, зато интеллект... Боюсь, тут мы им уступаем...

Тогда уже вовсю использовали анизотропию пространства, и пространственно-временной переход с Земли на Апфу, несмотря на ряд фазовых ограничений, был вполне доступен, даже для таких туристов, как я.

- Для кого же еще! - воскликнула Оля, но на нее зашикали, и она смущенно умолкла.

- Не буду подробно говорить о ландшафтах Апфы, с ними легко познакомиться, запросив любой банк информации, - Николай Иванович взглянул на меня с едва уловимой усмешкой, словно распознал мои мысли. - Скажу только, что места, где я побывал, чем-то напоминают наш Памир. А сами апфийцы... Если вы встречали горных таджиков, именно горных, а не равнинных, - кстати, они называют себя памирцами, точно это особая национальность, - то можете представить себе апфийцев: стройные, гордого и несколько аскетического вида люди с чеканной красоты лицами, только не смуглыми, а словно впитавшими в себя призрачную голубизну лунного света. Их отличают врожденное достоинство и ни с чем не сравнимое гостеприимство. Я был на Апфе трижды, с годичными перерывами. Первый раз меня встретили как доброго знакомого, второй - как друга и третий - как близкого родственника.

- Мне приходилось бывать на Памире, - не выдержал я. - И там действительно...

- Тем лучше, - не дал мне договорить Николай Иванович. Казалось, он боится потерять нить повествования. - Так вот, я останавливался в одной семье. Знаете, у апфийцев странные и для нас неудобопроизносимые имена. Поэтому продолжу параллель и воспользуюсь именами памирцев. Назову своих друзей ну хотя бы...

- Сафарбековыми, - подсказал я, вспомнив семью таджиков, принимавшую меня в высокогорном селе Чартем.

- Отлично. Вы, конечно, догадываетесь, что разговаривать приходилось с помощью лингвисторов. Только один из трех братьев Сафарбековых...

- Асалбек!

- ...Асалбек, говорил по-русски, с очень необычным, мягким акцентом.

- По-русски? Апфиец?

- Наберитесь терпения, друг мой. Так вот... Отца у них не было: и в апфийских семьях случаются драмы. Семью возглавляла мать - женщина лет пятидесяти, разумеется, по земным меркам, красивая непривычной для нашего глаза яркой, пугающей красотой. Когда я сказал об этом Асалбеку, тот поразился: "Красавица? Да она же старуха!"

Асалбек, в порядке культурного обмена, проучился пять лет на факультете космолингвистики Ленинградского университета. Теперь вам ясно, почему он знал русский? Поначалу его прикрепили ко мне в качестве гида, но вскоре между нами установились дружеские отношения. Вам это может показаться странным, ведь нас разделяла не только разница в возрасте. Говоря о том, что апфийцы похожи на таджиков, я подразумевал ассоциативное сходство. Анатомия и физиология у них кое в чем иные, чем у нас. Но, повторяю, для меня это не главное.

Итак, я сказал, что подружился с Асалбеком. Но скорее мы привязались друг к другу. Асалбек называл меня Никиляиванивич - смешно и трогательно. Его выпуклые, изумрудного цвета глаза под пушистыми ресницами светились при этом такой неподдельной любовью, что становилось неловко, ну чем же я заслужил ее?

Оказалось, однако, что эта необъяснимая любовь... как бы вернее сказать... унаследована мною. Вот что рассказал однажды Асалбек, и рассказ его, взволнованный и сбивчивый, напоминал исповедь, слова рвались, словно непрочные нити, иногда мой друг переходил на родной язык, и тогда я спешил нажать сенсор.

Его история может показаться вам банальной, - Николай Иванович бросил на меня быстрый взгляд, и я снова подумал, что он с самого начала читает мои мысли. - Ну, да каждый понимает по-своему. В меру собственной испорченности, как говорили когда-то...

- Так что же рассказал Асалбек? - спросил я сконфуженно.

- Оказывается, в Ленинграде у него была девушка. А если называть вещи своими именами, то они жили три года как муж и жена. И все это время Асалбек умолял мать благословить их брак. Но она не соглашалась.

- А зачем было просить согласия, они же взрослые! - возмутилась Оля.

- У каждого народа свои обычаи. В давние времена и у нас судьбы детей нередко решали родители. Ну вот... Для Асалбека настал день возвращения на Апфу. Я представляю этот хмурый ленинградский день, толчею космодрома, голос диктора: "Заканчивается посадка..." - и двух людей - апфийца и жительницу Земли, прижавшихся друг к другу в прощальном объятии.

Словом, Асалбек улетел домой, и там его вскоре женили. Я видел жену Асалбека - молоденькую, кроткую женщину с грустными глазами. Тогда у них уже было трое ребятишек.

"Никиляииванивич, - произнес Асалбек под конец исповеди, - в первую же ночь я сказал жене, что не люблю ее и никогда не буду любить, потому что люблю и буду любить всегда другую женщину, которая осталась на Земле".

Николай Иванович надолго задумался, потом встал:

- Вот и все. А сейчас - спать!

Заснуть не удавалось, наверное, не мне одному. Из ума не выходила извечная история: жестокая женщина из-за нелепых предрассудков искалечила жизнь сына. Но почему эту, предельно ясную, ситуацию Николай Иванович назвал "парадоксальной"? В чем он углядел парадоксальность, ведь не случайно же...

И вдруг меня словно током ударило, я даже негромко вскрикнул. Какой же я глупец! Мать Асалбека предстала в совсем ином образе: мудрая женщина, у которой сердце обливается кровью от жалости к сыну, но она не может поступить иначе, не имеет права...

Только теперь я понял, зачем меня командировали на Дзету, а ведь до этого недоумевал, с какой целью нужно исследовать генные спектры упсеков. Скажу без ложной скромности: как специалист по генным спектрам я один из первых. Но прежде ими занимались лишь для улучшения наследственности человека. Выходит, теперь...

И в ушах снова прозвучал голос Николая Ивановича:

"Любое существо, наделенное высшим разумом, для меня - человек!"

"КТО Я?"

Главным инженером научно-исследовательского института, где в пятидесятых годах работал Плотников, был Фрол Степанович Липкин массивный мужчина лет сорока пяти, авторитетный, шумный, прекраснейший специалист, властный и жесткий, но незлой человек.

Фрол Степанович незадолго до этого получил Сталинскую премию за создание радиорелейной линии. Аппаратура пошла в серию.

Однажды Липкин решил, что его непосредственные подчиненные начальники отделов и лабораторий - слишком уж закисли в своих четырех стенах, и повез их на полигон: пусть понаблюдают радиорелейку в действии, приобщатся к практике и проникнутся еще большей ответственностью за порученные им участки работы.

Автобус выехал за город, свернул на грунтовую дорогу, остановился перед шлагбаумом, тронулся дальше.

- Приехали, - сказал Липкин.

Плотников увидел поле, напомнившее ему аэродром парашютно-планерного клуба, - аж защемило в груди. Там и сям по полю, как шахматные фигурки, были без видимого порядка расставлены автофургоны. Казалось, партия в разгаре, игроки думают над очередными ходами. На крышах фургонов виднелись рогатые антенны.

Подошли всей гурьбой к одному из фургонов. Ефрейтор - оператор станции - вытянулся в струнку: главный, хотя и был человек сугубо штатский, произвел на него впечатление генерала, если не маршала. Впрочем, такое впечатление он производил на всех.

Следом за ефрейтором Липкин и Плотников, которого выбрал главный инженер, втиснулись в кузов. Для ефрейтора места не осталось, он спроецировался на стенку, превратившись в смутно угадываемую тень.

- Сейчас я вступлю в связь, - многозначительно провозгласил главный и начал крутить ручки.

Но почему-то никто не спешил вступить с ним в связь, несмотря на многократно повторяемые страстные призывы. В ответ слышалось только гудение умформера.

- Черт знает что! - наконец не выдержал Фрол Степанович. - Это надо же суметь довести аппаратуру, такую удобную, такую надежную, такую...

Договорить ему не удалось. Тень ефрейтора, внезапно материализовавшись, вежливо, но твердо отодвинула в сторону тучного Фрола Степановича. Пальцами пианиста пробежавшись по рычажкам и ручкам, ефрейтор исправил сбитую настройку, и... буквально через несколько секунд в наушниках послышалось:

- "Резеда", я "Фиалка"! Какого... не отвечаешь, мать твою! Прием!

Впервые Плотников видел главного таким сконфуженным. Ведь именно за эту станцию он получил золотую медаль лауреата. Но надо отдать ему должное, оказавшись в смешном положении на глазах у подчиненного, он сохранил чувство юмора:

- Это еще что! Вот во время войны сдавали мы государственной комиссии радиоуправляемый танк с огнеметом. Пробило какой-то там конденсатор, и танк двинулся прямо на нас. Комиссия - генералы, представители главка врассыпную. Бегу по полю, слышу: танк за мной. Поворачиваю налево, и он туда же. Я направо - то же самое. Ну, прямо с ума сошел! А огнемет заряжен. Да, натерпелся я тогда страху...