Владимир Битюков - Лесничиха

• Название: Лесничиха
• Автор: Владимир Битюков
• Издательство: Приволжское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

В книгу вошли повести «Лесничиха», «Где твой дом» и рассказ «Почта идет». Внимание писателя привлекают конфликтные жизненные ситуации, в которых он исследует моральную стойкость, нравственную чистоту, сознательность своих героев.

---

Покупка не радовала, а только стесняла размером и тяжестью, и он перешел на середину улицы под старую уродливую линию. Кто-то окликнул его. Витька пригляделся: Сопия! Шла наперерез, несла на плече лыжи и улыбалась.

— Здравствуй, Витя, — сказала она, протягивая руку. — А я видела, как вы мерили степь. Мы еще на ферме смеялись: разве можно ее измерить!

— Степь и на самом деле огромная, — согласился он, тоже улыбаясь. — Вот еле добираюсь до дому…

Было хорошо оттого, что она говорила на ты. Легко как-то, тепло.

Сопия стояла в лыжном костюме, но платок был вчерашний — белоснежный, пуховый. Витька помолчал, озабоченно глянул на небо — оно обволакивалось тучами, — потом опять на девушку и, пересиливая робость, спросил:

— Ты сегодня будешь в клубе?

Она чуть прихмурилась.

— По субботам я туда не хожу… — Протянула руку — До свидания, Витя, до понедельника… — Встала на лыжи, пристегнула их к ботинкам и заскользила через переулок куда-то в сторону Узенска.

Было непонятно: почему она не ходит в клуб по субботам? И куда побежала на ночь глядя? Но, значит, так нужно. Витька проводил ее взглядом, прислушался к замирающим шорохам и отправился дальше, к бабкиной избе, уже не чуя под собою ног. Сегодня, оказывается, суббота, завтра тоже пропащий день. И все же хорошо жить на свете. Хорошо!..

Уже ночью, в полудреме-полусне Витька расслышал легкое дребезжание. Оно приближалось, назойливо бередило слух. По стене избы поползло белое пятно и остановилось на печи, словно хотело отогреться. На мгновение отключились звуки и пронзительно громко вторгнулись опять, забибикав частыми гудками. «Серега!» — мелькнуло в голове. Витька вскочил, оделся кое-как и выбежал на улицу.

— Ну и здоров ты спать, — встретил его ворчанием Седов. — Почему не приезжал в лесхоз?

Видно, что с дальней дороги: лицо усталое, чуть похудевшее, глаза холодные и вроде бы голодноватые. Он стоял у машины, слушал Витькино объяснение, а сам разминался, рывком раскидывая руки. Сделал несколько глубоких приседаний, боксанул сильно и опять проворчал:

— Проспал, значит. Ну-ну…

— Да я вставал аж на самом рассвете! — обиделся Витька. — Прибежал в правление, а председатель еще раньше уехал куда-то! Насчет сена.

— Сачок ты, оказывается, — продолжал Серега. — А я еще ручался за тебя: не подведет, мол, выполнит задание. — Сделал шаг, глянул в Витькины глаза, прошептал со значением — Тут каждая минута на счету. Прозеваешь — пеняй на себя…

Добавил, вспомнив, с усмешкой:

— Вот в армии есть такая поговорка: солдат спит, а служба идет. Сачки безголовые придумали… Ты слушай, слушай, — он предупредительно поднял руку. — Не перебивай. Тебе это знать даже очень полезно. Так вот: пока сачки хитрили, хоронились в кусты, я — первый лез на самую тяжелую работу, хотя в стройбате, между прочим, не малина. Но ничего, не расклеился, даже лычку получил, потом другую. Стал командовать сам. А сачок — он как был ишаком, так и остался им до самого конца. Ему и наряды вне очереди, и гальюны чистить, а увольнительные — фиг. Дошло?

— В другой раз я буду караулить Ситникова с вечера, — отшутился Витька.

— А много у тебя других разов? А?

Якушев нахмурился.

Серега вынул из кармана папироску, чиркнул спичкой, осветил часы и, прикуривая, улыбнулся сквозь дым:

— Ладно, не переживай. Еще не все потеряно… Поехали в клуб.

Витька кашлянул в кулак, предупредил:

— Сопия сегодня не придет.

— Да-а? — Серега засмеялся и сразу же досадливо поморщился. — А я-то думал…

— Что ты думал, что? — вспыхнул Витька.

— Да так. Едем, а по полю девушка бежит на лыжах. Значит, она.

Серега задумался, покуривая. Шофер копался в моторе, то и дело пересекая мертвые, даже не похожие на электрические, полосы света.

— Вывезли пасынки? — спросил Якушев.

— Ты как ребенок. Это ведь не шутка — пасынки… В общем, завтра вывезем, а в понедельник начнем вязать. Ну как я прижал председателя?

— Здорово, — Витька понурился. Ему так сроду никого не прижать.

— И ты не робей, — подбодрил его друг, — Как вернется этот твой Ситник, скажи ему: пасынки лежат и дожидаются. Я там договорился с лесхозовским начальством.

Он отбросил окурок, опять раскинул руки и простонал:

— Эх, и выпил бы я нынче!.. А? Колюн! — Это было обращение к шоферу.

Тот сильно громыхнул капотом и подошел на цыпочках. Прошептал таинственно:

— Это можно. — И, протягивая руку, выразительно пощелкал пальцами.

Сложились на три «белоголовки». Витька знал, что водка для него хуже всякого яда, но какой-то отчаянный вихрь подхватил его, закружил, усадил в кабину «катафалки».

Тесно сжавшись в фанерной кабине, прогремели по улице села. Магазин был, конечно, на замке, но Колюн-шоферок, парень бойкий, подрулил прямо к дому продавщицы, тихо-тихо, как котенок лапкой, постучал в окно и затаенным голосом позвал:

— Алевтина Тимофе-евна… — И долго он ее так звал.

— Чаво тебе? — женским басом донеслось на улицу. Видно, продавщице надоело молчать.

— Бел-енькой…

С шумом, будто выбитая кулаком, распахнулась форточка.

— Иди отсель подобру-поздорову!

— Ну, Алевти-ина Тимофе-евна…

Друзья давились тихим хохотом, и это еще пуще подбивало шоферка. Он рыдал, просил, вымаливал, не скупился на любые обещания. А за окошком раздавался возмущенный бас:

— Да господи! Да проклятуща моя работа! Да ни дня мне покою, ни ноченьки… — И, наконец, последнее отчаянное слово: — Подавись!..

Колюн радостно протянул деньги, и через минуту из форточки одна за другой, как ракеты, высунулись три бутылки.

Тут только Витька ужаснулся предстоящему «мероприятию», однако смело привел друзей к себе, не побоялся разбудить старуху.

Пионерка лихо скатилась с печи, разожгла наготовленный на утро кизяк. Она явно радовалась гостям. Колюна она сразу признала и стала расспрашивать про таловских сельчан, а сама все суетилась у печи, готовила закуску. Время от времени поглядывала на Седова. Взгляд ее останавливался в задумчивости, словно она пыталась что-то припомнить и никак не могла. И хоть не щурила глаз, как это делал недавно Кадыр, но что-то общее было в их робком внимании. Это Витька заметил хорошо.

Вскоре бабка поставила на стол сковороду нажаренного мяса, соленую капусту, огурцы — за ними она бегала к соседям. Не забыла про красную свекличку, выжала сок для закраски бесцветной жидкости:

— Белую противно пить.

Выпили красную за успехи в труде. Витька еле осилил рюмку, кривясь и словно бы завязываясь в узел. И потом он пил немного, больше символически. Никто его за это не шпынял, только шоферок все порывался, да и тот скоро отступил, запьянев до полного безмолвия.

Серегу водка совершенно не брала, только нагревала, побуждая к разговору, задушевной беседе. Старуха тоже пила много, по-мужски и, загрустившись, говорила о себе. Она была очень одинока. На целом свете не осталось у нее родных, последнего сына отняла война.

— Чтоб ее… Чтоб ее!.. — с трудом продохнула Пионерка и, схватив стакан, налила до краев ничем не прикрашенную водку. Громко выпила.

Потом она оделась и пошла, пошатываясь, по соседям, будить их, подбивать на горькое веселье…

Витька очнулся на полу, смутно вспоминая, что кого-то целовал, кому-то плакался, клялся в бесконечной дружбе. Что-то теплое, ласковое было под рукой, он повернулся — поросенок! Пригрелись оба, а наверху на раскладушке похрапывал Седов.

Витька встал, навеки зарекаясь пить. Растолкал Серегу, и они начали искать Колюна. Нашли его закоченевшего в своей кабинке. Он, видимо, куда-то порывался ехать, может быть даже за новыми пол-литрами. Ключ зажигания был воткнут, все было приготовлено для старта.

— Ступай, отлежись в тепле, — приказал ему Серега. Помог войти в избу и взобраться на печь. Потом, скучая, сквозь зевоту, предложил Витьке — Пошли, прогуляемся по воздуху.

— Может, на Узень? — обрадовался Витька. И торопливо рассказал о недавно виденной «рыбалке». — Прямо в руки лезут. Щуки — во-о!..

Воскресенье было пасмурным, мокредным. Небо — в низких сплошных облаках, окрестности — в плотном тумане. Погода была явно не для дальних прогулок; по это для тех, у кого чистая голова. Друзья прошли по улице и свернули к Узеню, постепенно приходя в себя от тишины, спокойствия и словно бы весеннего запаха воздуха. Хотелось молчать, а если и говорить, то только о хорошем.

— Интересно, куда это она… вчера на лыжах? — тихо спросил Витька.

— Домой, куда же, — понял, о ком речь, Серега.

— А где ее дом?

Серега шел задумчиво, молчал, рассеянно поглядывая под ноги. Потом ответил:

— Кадыра помнишь? Вот там… — И неожиданно засмеялся.

— Ты чего? — взглянул на него Якушев.