Оливия Уэдсли - Несмотря ни на что

• Название: Несмотря ни на что
• Автор: Оливия Уэдсли
• Издательство: Харьков: Изд.-комм. фирма «Гриф»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995

Бестселлер известной английской писательницы о всепоглощающем пламени любви, о человеческих страстях и невероятных жизненных ситуациях.

---

Пришлось долго дожидаться, пока соединили с Лондоном. Наконец, чей-то едва слышный голос шепнул:

— Алло?

— Кто это? — спросил Джон. — Это мисс Кэрлью?

Шепот стал явственнее:

— Милый мой, где же ваше седьмое чувство, что вы не сумели узнать моего голоса? Вы звоните по делу, вероятно?

— Нет, разумеется, нет, — поторопился сказать Джон. Он горел желанием сообщить ей, что выступал в первый раз и имел огромный успех.

— Так вы позвонили только потому, что захотелось поговорить со мной? Тронута!

— Знаете, Кэро, я… Маркс предоставил мне сегодня вечером выступать в защиту его кандидатуры.

— А! И вы хорошо говорили?

Обычный тон, обычные слова нарушили торжественность момента. Джон поговорил немного о других вещах и простился.

В довершение обиды местные газеты не привели его речи и хотя упомянули имя оратора, но мельком, да к тому же еще переврали его!

В Джоне разыгралась кровь бойца. Он забыл о Кэро, о Лондоне, о любви; забыл о письмах. Он жил только митингами, объезжал районы, ведя всюду предвыборную агитацию, знакомясь с техникой своего ремесла.

Маркс получил большинство голосов — и этим в значительной мере был обязан Джону, с его усердием и терпением, всегда поднятой головой и веселым смехом, с покорявшими избирателей пылкими речами.

Благодарный Маркс поговорил о Джоне с Мэннерсом, специальностью которого было — запоминать и отличать.

Миссия Джона была выполнена и ему оставалось отойти в сторонку и смотреть, как другие занимают те места, о которых он мечтал. Это ему совсем не нравилось. Он жаждал «настоящей» деятельности.

Начался осенний сезон в «свете» и ему пришлось сделать ряд визитов вместе с Кэролайн и ее матерью. Они с Кэролайн решили венчаться перед Рождеством. Поэтому у Джона было много хлопот: надо было подыскать дом, меблировать его, а выбор мебели отнимал уйму времени, потому что Кэро было нелегко угодить. Они хотели к Новому году уже переселиться к себе, так что времени на все приготовления оставалось слишком мало. Джон попросту изнемогал. Лавки антиквариев стали кошмаром его существования.

Дом, приобретенный им, находился на Саус-Одли-стрит. Это был, собственно, не дом, а домик, небольшой, четырехугольный, очень уютный на вид; окна гостиной выходили на премилые балкончики, а за домом был довольно большой сад. По настоянию Кэро входная дверь была из красного дерева и снабжена молотком флорентийской работы. Во всех мелочах отделки сказывался экзотический вкус Кэро. Дом Джона стал притчей во языцех, предметом остроумных шаржей и статеек.

Внутри имелись «черная комната», «золотая комната», «нефритовая комната». Кэролайн выглядела прелестно на фоне каждой из этих комнат, Джон — ни в одной из них.

Он как будто был здесь не на месте. И чувствовал себя в этой обстановке так же, как бык — в посудной лавке. Люси прибыла из Шропшира «хозяйничать» и, войдя в первый раз в дом, откровенно объявила, что «все здесь как-то не по-людски».

Джон водил ее по всему дому, указывая на его красоты и удобства.

В «египетской комнате» с фризами в человеческий рост Люси не выдержала и заворчала что-то себе под нос.

В эту минуту пришла наверх Кэролайн. Инстинкт ли, или врожденный такт подсказали ей, как надо обращаться со старой нянькой Джона. В Рэксхэме, имении Кэрлью, все арендаторы обожали Кэролайн. Она прекрасно запоминала всех и все, умела каждому сказать подходящее слово и обладала той великолепной непринужденностью, которая располагает людей.

Через пять минут Люси значительно смягчила свою критику, а вид кухни, выложенной белыми плитками, с усовершенствованной плитой, со всеми приспособлениями, какие только можно придумать, заставил ее окончательно смягчиться.

— Вы сумеете хорошо ухаживать за мистером Теннентом, — сказала приветливо Кэролайн. — Я так много о вас слышала. Люси.

Польщенная Люси просияла. Воспоминание о «египетской комнате» несколько утратило свою остроту. «Эта знать уж всегда чудит, — рассуждала Люси про себя. — Что простым людям кажется сумасбродством — им приходится по вкусу».

Люси обосновалась в этой замечательной кухне и была довольна, что ее прямые обязанности не требуют частого пребывания наверху, в спальнях, а особенно в этой ужасной черной комнате или в той, где на обоях изображены пляшущие женщины!

За неделю до свадьбы Кэро схватила инфлюэнцу. Она была в ярости. Болезнь она рассматривала как нечто в высшей степени унизительное для человека.

— Нет, не смейте ничего откладывать! — заявляла она не допускающим возражения тоном.

Джон навещал ее ежедневно. Он все еще был не в своей тарелке. Эти недели, оторвавшие его от недавней деятельности, полные сумятицы и вместе с тем пустые, очень его утомили.

Он очень жалел Кэролайн. Но когда ее болезнь, в конце концов, вынудила их отложить свадьбу, он остался странно равнодушен к этому факту. Он только тревожился о Кэро и занялся разными мелочами, связанными с отсрочкой венчания.

Чип взял на себя значительную часть хлопот, и у Джона оставалось много досуга, который он проводил у постели Кэро.

В постели она казалась еще более юной, чем всегда, со своим золотым ореолом кудрей вокруг белого личика. Их с Джоном очень сблизили эти мирные зимние вечера, когда снег заглушал стук колес снаружи, а в каминах огонь напевал свою хриплую песенку. Они болтали о тысяче вещей, и в их отношениях бурная страстность уступила место радостной интимности.

Джон казался менее замкнутым, менее поглощенным собою, Кэролайн — менее требовательной.

К тому времени, как она стала поправляться, секретарь Леопольда Маркса был вызван в Буэнос-Айрес, где ему досталась какая-то земля, и Джону предложили занять его место.

За месяц до этого Маркс вошел в состав правительства.

Рождество миновало, новому году было десять дней от роду. Джон набросился на работу с прежней жадностью.

В короткое время успел стать неоценимым помощником для такого занятого человека, каким был Маркс. Маркс, и сам обладавший поразительной трудоспособностью, признавал, что Джон перещеголял его.

Кэролайн пришлось выздоравливать в одиночестве. Впрочем, этого не надо понимать буквально. Джон посылал ежедневно цветы и письма, навещал ее каждое утро по дороге в Гамильтон-Плэйс. Он был преданным и примерным женихом. И все же он отсутствовал.

Бледные щеки Кэролайн пылали огнем, не имевшим ничего общего с обыкновенной лихорадкой.

Однажды она вызвала Джона, и он пришел после чая.

Обнял ее, укутав предварительно в белое, шелковое, на гагачьем пуху, одеяло, и говорил о своей любви и о своей работе.

Он не спросил: когда же ты станешь моей женой? Но заметил вскользь, что хотелось бы, чтобы она поскорее поправилась и они могли, наконец, устроиться у себя в новом доме.

Он поцеловал ее волосы и закрытые глаза и посмотрел на часы.

— Мне пора двигаться, моя крошечка, — сказал он. — Маркс хочет, чтобы… — И снова пошли сообщения о Марксе и работе.

Кэролайн задвигалась в его объятиях, открыла смеющиеся глаза. Она совсем не казалась рассерженной, как опасался Джон.

— Итак, значит, теперь дело только за моим выздоровлением? О, мы скоро устроимся у себя! Новый доктор уверяет, что мне с каждым днем все лучше. Давай обвенчаемся ровно через месяц, третьего марта, хорошо?

— Отлично, — отвечал Джон, поцеловав ее снова и осторожно укладывая на подушки.

Часы пробили шесть.

— Скажи, что ты меня обожаешь! — прошептала вдруг Кэролайн, и в глазах ее засверкали слезы. — Встань вот тут на колени и скажи!

— Мне надо было к шести быть уже в Палате, солнышко, — сказал Джон. Он нагнулся и поцеловал ее в губы. — Конечно же, я обожаю тебя! Кто бы мог не обожать тебя, если бы увидел сейчас? Ты чудо какая хорошенькая в постели!

Он смеясь простился с нею — и через секунду Кэро услышала, как он мчится вниз по лестнице, перескакивая через три ступеньки сразу, потом — как отъехал его автомобиль.

Она села в постели и, сорвав телефонную трубку с подставки, назвала номер.

Двадцать минут спустя Рендльшэм входил в ее комнату.

Он подошел к камину и стал греть озябшие руки.

— Вы приехали один, без шофера? — спросила Кэролайн.

— Я отпустил его на час-другой и, когда вы позвонили, он еще не вернулся.

— Право, очень мило с вашей стороны, что вы пришли, Гуго.

— Почему же?

Он посмотрел на нее и сардоническое выражение его лица сменилось вдруг мягкой улыбкой.

— Разве такая уж заслуга сделать то, чего хочется? Этак вы, пожалуй, премируете эгоизм, а? Зачем вы вызвали меня, Лукреция? — через минуту осведомился он спокойно. (Он тоже изучал Венецию вместе с Кэролайн, но годом раньше Джона.)

— Затем, что вы нужны мне, Козимо!

— Нужен вам?! — повторил он. В его голосе больше не было спокойной уверенности.