Дмитрий Володихин - Малюта Скуратов

• Название: Малюта Скуратов
• Автор: Дмитрий Володихин
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03524-9

Едва ли найдется в русской средневековой истории фигура более отталкивающая и, казалось бы, менее подходящая для книжной серии «Жизнь замечательных людей», нежели Малюта Скуратов, в документах именуемый Григорием Лукьяновичем Скуратовым-Бельским. Самый известный из опричников Ивана Грозного, он и прославился-то исключительно своим палачеством, да еще верностью своему государю, по единому слову которого готов был растерзать любого, на кого тот укажет. Изувер, душегуб, мучитель — ни один из этих эпитетов не кажется чрезмерным, когда речь идет о нем. Число его жертв исчисляется сотнями, хотя для того, чтобы оставить столь черный след в истории, достаточно было бы и одной — святителя Филиппа, митрополита Московского, собственноручно задушенного им в келье Тверского Отроча монастыря. И тем не менее его биография неизменно притягивает к себе внимание — и не одних только любителей истории, но и любителей «жареного», падких до исторических сенсаций или ищущих в нашем прошлом подтверждений собственных домыслов о якобы извечной тяге русского народа к кнуту и дыбе. Так каким же был Малюта в действительности? Что достоверно известно о нем? И какие уроки можно извлечь, знакомясь с его биографией? Об этом рассказывает автор книги, историк Дмитрий Михайлович Володихин, скрупулезно изучивший все сохранившиеся свидетельства как о самом Скуратове-Бельском, так и о России его времени.

---

Вместе с ними был и Малюта, погибший в тот день.

Именно его смерть, по всей видимости, стала причиной жесточайшего обращения с пленниками. За малым исключением их сожгли, что подтверждается и ливонскими, и русскими источниками[192]. И надо бы здесь добавить какие-нибудь грозные слова: дескать, главный палач России уже мертв, но сама тень его влечет за собою новые души на тот свет… да неудобно и некрасиво выйдет. Слишком уж страшен пайдинский эпизод Ливонской войны. В «Пискаревском летописце» все случившееся в ливонской крепости передано спокойным тоном, от которого веет жутью: «Взя Пайду не во многи дни и немцев изсече всех, и на огне жгоша. И тут у приступа убили ближнего царева и думнаго дворянина Малюту Скуратова. А взяша город на Васильев вечер»[193]. Чуть больше эмоций в Псковской летописи: «Ходил царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси, на зиме, град Немецкий Пайду взял и многих немец погуби лютою смертию»[194]. Добавить нечего.

О гибели Малюты написано многое. Высказывались, среди прочего, и спорные гипотезы.

Так, С. Б. Веселовский, отличавшийся большой осторожностью при работе с источниками и строгостью в выводах, поддался какому-то романтическому настроению: «На ратном поприще Малюта не подвизался, не бывал даже в начале карьеры в рындах… Поэтому его смерть 1 января 1573 г. на приступе к Пайде заслуживает внимания. Известно, что царь Иван, разочаровавшийся в своих опричниках, в конце опричнины и непосредственно после ее отмены без пощады стал их уничтожать. Само собой разумеется, что М. Скуратов это знал. Ивану не было надобности прибегать к прямым угрозам, чтобы Малюта понял, что ему ничего не остается, как пойти на верную смерть в рискованном деле, тогда как у него не было ни знаний ратного дела, ни соответствующей опытности. Поэтому смерть Малюты под Пайдой можно сравнить с судьбой Васюка Грязного, посланного в том же 1573 г. на опасную разведку донецкой степи без всякой соответствующей подготовки и попавшего в плен к татарам»[195].

Версия Веселовского наполнена духом античной трагедии: тиран, долго пользовавшийся преданностью палача, затем вынуждает его совершить самоубийство на поле брани… Что ж, красиво. Однако никаких подтверждений этой гипотезе в источниках нет.

Уместнее обойтись без сложных психологических конструкций. Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский жил по уши в грязи и по локоть в крови. Жил он как зверь. Зато умер как человек. Сражаясь за отечество, честно сложил голову. Смерть Малюты — самое светлое место в его биографии.

И стоит ли тут накручивать что-то еще?

По сведениям В. Б. Кобрина, на помин души Григория Лукьяновича лишь в Иосифо-Волоцкую обитель была выделена огромная по тем временам сумма — 150 рублей, и еще 100 рублей отправили в Кирилло-Белозерский монастырь[196]. По душам собственных жен и дочерей царь делал меньшие пожертвования…

Впрочем, может быть, размеры первого вклада по Малюте были даже бблыиими. Приходная книга Иосифо-Волоцкого монастыря сообщает, что в начале мая 1573 года у казначея Никифора Марьина «в ларчике» хранилось «Малютиных церковных денег 200 рублев» — то ли более полная сумма первого царского вклада по Малюте, то ли вклад, сделанный им самим при жизни в обитель[197].

В течение года после гибели Григория Лукьяновича вдова опричника Марья как минимум трижды вносила значительные пожертвования «братье на корм», а также «на молебны и на панахиды»[198]. Затем она в течение еще нескольких лет продолжала давать поминальные вклады, но уже рядовые по размеру. Последнее пожертвование относится к 27 марта 1576 года. Позднее она сама приняла монашеский сан и вскоре скончалась под именем «иноки Маремьяны». Сын Марьи и Малюты Горяин 7 мая 1576 года прислал в Иосифо-Волоцкую обитель 50 рублей «на вечный поминок»[199]. Сам он также в ближайшие месяцы уйдет из жизни.

Марья Скуратова-Бельская могла себе позволить богатые вклады. Она получила «пансион», что для грозненской эпохи — уникальный случай. Вдовам погибших дворян давали тогда на прожиток часть поместья, с которого служили их покойные мужья, но никак не «пенсию». 400 рублей, ежегодно выплачиваемые вдове Малюты, — огромная сумма[200]. Это размер одного из крупнейших служебных окладов во всем государевом дворе. Тот же Богдан Бельский, монарший любимец, получал всего лишь 250 рублей.

В храмах, по прямому указанию Ивана IV, Малюту поминали на протяжении многих лет. 21 сентября 1575 года царь дал пожертвование по Малюте инокам Иосифо-Волоцкой обители и велел «поминати его, доколя манастырь… стоит»[201]. 3 июня 1576 года государь Иван Васильевич даровал по Малюте новые 50 рублей[202]. Еще и 25 мая 1579 года монарх помнит службы Григория Лукьяновича и дает монастырю 10 рублей «на корм» по «Малюте по Бельском да по сыне его по Горяине», а затем, 20 декабря, еще 10 рублей — только «по Малюте»[203]. Лишь тогда государевы поминальные вклады исчерпались. Какие там 150 рублей! Общая сумма царских пожертвований намного больше.

Велика духовная связь между Иваном IV и главным его «исполнителем»…

Родственники Малюты продолжали пользоваться большим почетом, кое-кто из них еще поднимется высоко — об этом уже говорилось. В списке служилых людей государева двора за 1573 год, то есть после гибели Григория Лукьяновича, числятся представители его семейства: Богдан Яковлевич Бельский, Верига Третьяков-Бельский, Григорий и Давыд Неждановы-Бельские, Булгак Данилович Бельский, Афанасий Васильевич Бельский, Богдан Сидорович Бельский, Иван Богданович Бельский, Степан Ашеметевич Бельский[204]. Помимо них, в числе «дворовых» названы некие Иван Федорович да Ондреец Иванович Невежины[205] — вероятно, потомки Невежи Яковлевича Бельского. Весной 1574 года, во время похода Ивана IV к Серпухову, Богдан Бельский «розмечен» в его свиту как рында «с шеломом», а Григорий Нежданович Бельский занял прежнюю, чуть более низкую должность Б. Я. Бельского — он рында «с рогатиной»[206]. Как будто унаследовал… Два года спустя в реестре дворян, участвовавших в царском походе к Калуге, представители семейства Скуратовых-Бельских выполняют множество функций: двоим назначено «в стану у государя спать и у ночных сторож… быть», четверо назначены рындами у государя, пятый{41}— у царевича Ивана Ивановича, еще один — «дозирает сторожи»[207]. Что это значит? Родне покойного Григория Лукьяновича царь оказывает недюжинное благоволение.

Останки Малюты погребены на территории Иосифо-Волоцкой обители, куда их доставил Е. М. Пушкин[208]. Видимо, на кладбище этой обители когда-то имелся участок, предназначенный для родового погребения Скуратовых-Бельских{42}. Могильное место давно забыто. Но до сих пор иноки показывают участок, прилегающий к стене трапезной, где, по монастырским преданиям, лежит тело Г. Л. Скуратова-Бельского.

За что оказали Малюте и его семейству такие почести? В память о верной и преданной службе в роли старшего «исполнителя»? Как главному во всей опричнине царскому любимцу? В качестве благодарности за какие-то советы, поданные царским фаворитом по государственным делам?

Думается, более вероятно другое. Государь Иван Васильевич имел все основания радоваться взятию Пайды. Эта победа совершилась под личным его руководством. Таким образом, монарх вернул реноме искусного и решительного военачальника, разрушенное московским разгромом 1571 года. И пусть дальнейшее наступление русских войск захлебнулось — тут уж виноват не царь, отбывший после пайдинского успеха из действующей армии. Почести, оказанные Малюте посмертно, а также благодеяния, дарованные семейству Григория Лукьяновича, косвенно возвышали и самого государя: если памяти героя, павшего смертью храбрых при взятии мощной крепости, воздаются такие почести, значит, дорогого стоит сама победа… Правда же состоит в том, что Пайда хоть и сильный замок, а все же по ценности далеко уступает и Казани, и Полоцку. Успех — да, но частный, невеликий. Огромная армия, собранная под стенами замка, была явно избыточной для решения подобной задачи. Но бой был, кровь пролилась, погиб видный человек. Резонно возвысить смерть его, тогда вместе с нею возвысится и само приобретение, купленное кровью столь известного мертвеца.

В натуре государя Ивана Васильевича сочетались артистизм и прагматизм. Кто умер под Пайдой? Верный пес. Большая ли потеря? Да не столь уж незаменим преданный палач! Псы всегда найдутся, буде в них возникнет надобность… Но даже из трупа любимой собаки можно извлечь политическую пользу.

Судьба Малюты Скуратова получила необычное продолжение через много столетий после его кончины.

Григорий Лукьянович — весьма крупная фигура в русской истории XVI столетия. Одно поколение потомков проклинало его, другое, поддавшись очарованию официальной идеологии, принималось искать в нем чуть ли не паладина справедливости. В любом случае, интерес к его персоне был и остается исключительно высоким.