Тадеуш Доленга-Мостович - Счастье Анны

• Название: Счастье Анны
• Автор: Тадеуш Доленга-Мостович
• Издательство: Книжный дом
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-985-489-948-0.

Популярный польский писатель Тадеуш Доленга-Мостович хорошо известен мелодраматическим романом «Знахарь» и его одноименной киноверсией. Роман «Счастье Анны» впервые публикуется на русском языке и будет не менее любим отечественным читателем. Это яркое повествование о трудной любви и удивительной судьбе молодой красавицы Анны.

---

Она была бессильна. Она не могла вопреки решению директора не выйти на работу. Это означало бы потерять должность, а значит, и лишиться единственного и такого необходимого сейчас источника существования.

Начались самые тяжелые дни. Масса работы в бюро и граничащее почти с невозможным усилие сконцентрировать мысли на экскурсиях, гостиницах, рекламациях и заказах. Люди спешили, путешествовали, развлекались, требовали удобств, устраивали скандалы из-за мелочей, а знал ли кто-нибудь из них, что там в серой угловатой и огромной массе громоздящегося бетона есть маленькая келья, где день за днем слепнет самый дорогой на свете человечек, цель и смысл, значение и содержание всей Вселенной!

С глазами Литуни становилось все хуже. Коричневые тягучие капли лекарства сплывали по бледному личику из запухших век, через которые невозможно было догадаться о существовании двух огромных голубых звезд, двух солнц, двух источников радости, счастья и всего, для чего еще стоило жить. Каждый день крохотное тельце пылало от безжалостной температуры. Она подымалась всегда через три-четыре часа после укола. В слабую мышцу, в голубые вены, в которых лихорадочно пульсировала кровь, вводились жесткие толстые иглы. И температура — это единственная надежда на спасение.

Это повторяли все. Над белой кроваткой в темной больничной палате склонялись серьезные безразличные головы все новых и новых врачей. Владек забросил собственную практику. Целыми днями он бегал, чтобы собрат коллег на консилиум, сам сидел возле ребенка или в соседней комнате переворачивал горы присланных авиапочтой медицинских журналов и писем от зарубежных светил. Анна знала, что он не может нести ответственность за то, что случилось, однако чувствовала обиду на него, неразумную, острую обиду, которая перерождалась почти в ненависть с каждым ухудшением состояния Литину.

В такие минуты Анна совершенно не могла справиться с отчаянием. Она падала на колени перед безоружными врачами, билась головой о стену, до крови прокусывала пальцы, а ночью лежала крестом на холодном полу и сгорала в страстной молитве.

С утра она тащилась в бюро, обессилевшая, ошеломленная мерой своего терпения, силой ночных заклинаний, покорностью перед своими дерзкими браками.

Прошла неделя, а она даже не заглянула домой, даже не вспомнила о Марьяне и, когда однажды он пришел вечером в клинику, обменялась с ним лишь несколькими словами, изумленная тем, что он осмелился отрывать ее от ребенка даже не секунду, он, чужой, безразличный человек, слабая тень не имеющего значения прошлого.

Она не могла занять свое внимание ничем, что не было связано непосредственно с болезнью Литуни. От Владека она узнала, что Зосю положили в дерматологическую клинику, что она сама серьезно больна и что, в сущность, ее нельзя обвинять, так как, если бы она догадывалась о своей болезни, наверное, сразу же призналась бы и не заразила бы Литуню. Владек так говорил о Зосе, точно хотел ее защитить перед Анной, а Анна даже забыла о ней. И вообще во всем этом она видела не боль и обиду за Литуню. не угрожающую ей слепоту, а себя над пропастью, свою ответственность перед самой собой и в этом собственную трагедию.

Спустя две недели началось неожиданное ухудшение, и снова созывались Консилиумы. Качали головами, спорили, хватали друг друга за пуговицы, обменивались латынью. И в конце концов, объявили Анне, что ситуация безнадежна: ребенок потеряет зрение.

Она не верила. Приговор приняла совершенно спокойно, потому что не могла верить. Она ждала чуда, ждала так, как ожидают чего-то, что обязательно должно произойти.

Поздним вечером пришел Щедронь, пришел без приглашения. Ворчливо поздоровался с Анной, обменялся несколькими словами с Владеком, минуту-другую постоял возле кроватки и сказал:

— Возьму для анализа кровь.

— Зачем? — спросил Владек.

— Подержи ее руку, — буркнул Щедронь.

Анна сидела неподвижно на жестком белом табурете и видела, как в пальчик Литуни погружается острая игла. Шприц до половины наполнился густой красной жидкостью. Щедронь вынул из кармана бутылочку и перелил в нее кровь, после чего нерешительно осмотрелся и сказал, что сегодня мороз и что у него уже давно нет времени побриться, а затем вышел. Через два часа он позвонил и спросил у Анны, как у ребенка дела со стулом, какая у нее нормальная температура, болела ли девочка воспалением легких, а в заключение произнес:

— Я хочу попробовать одно средство, но это эксперимент и вдобавок первый. Вы согласны?

— Не знаю, откуда же я могу знать? — задрожала Анна.

— Это небезопасно, и об этом я вас предупреждаю. Малышка может умереть или получить тяжелое заболевание крови, зрение может и не вернуться. Предупреждаю. Но есть у меня причина предполагать, что этого не случится. По моему мнению, есть больше шансов получить положительный результат. Если эксперимент удастся, ребенок выздоровеет очень быстро, поэтому я прошу вас решиться.

Она не знала, как поступить. Желание получить от нее конкретное решение было просто издевательством. Она не могла дать решительного ответа.

Прошло еще два дня. Имела ли она право рисковать жизнью Литуни?! А с другой стороны, не было ли это преступлением — желание сохранить ее для себя, обрекая на слепоту… на жизнь с таким страшным увечьем?..

И наконец все произошло.

Она вернулась из бюро, ничего не предчувствуя. Но как только она открыла дверь, несмотря на царивший в палате полумрак, поняла все сразу. Возле кроватки белел квадрат столика для инъекций. Над Литиней стоял склонившийся Владек, проверяя ее пульс. Рядом, расставив широко ноги и подперев бороду рукой, со сдвинутыми на лоб окулярами сидел Щедронь. Он не шелохнулся при появлении Анны. — В воздухе, насыщенном запахом эфира, слышалось какое-то шипение. Это работал кислородный аппарат.

— Езус… — сумела лишь прошептать Анна и оперлась о дверь.

Лицо Щедроня исказилось неожиданной гримасой и снова застыло. В голове Анны пронеслась страшная, чудовищная мысль: нет уже никакого спасения. Она поняла, что то, чего в глубине души она жаждала, чего ждала, но на что решиться не могла, пришло, свалилось жестокой правдой. Сейчас ей казалось это преступление, к которому она трусливо присоединилась самим своим молчанием…

— Сто семьдесят, — хриплым голосом откликнулся Владек.

— Лед! — спокойно скомандовал Щедронь.

Оба медленно и как бы лениво начали укладывать квадратные резиновые мешки. С Литуни сняли одеяльце, ее нагое тельце приподняли, подкладывая мешки со льдом. Вскоре она была покрыта ими вся.

— Вы убили ее, убили! — Анна не владела собой.

— Тише! — раздался гневный голос Щедроня.

— Боже, Боже!..

— Выведи ее! — почти закричал Щедронь.

Она не упиралась. Владек обнял ее и мягко, но решительно вывел в коридор, а оттуда в какую-то пустую комнату. В коридоре они встретили доктора, который, обменявшись с Владеком взглядами, исчез в палате Литуни. Владек также оставался недолго. Она сидела одна. Время остановилось для нее. Уже начало светать, когда вошел Владек. Он держал в руке бутылочку с какой-то жидкостью.

— Выпей это, — сказал он.

— Не хочу, — она покачала головой.

— Веронал тебе поможет. Ты должна отдохнуть.

Она вскочила:

— Почему ты ничего не говоришь о Литуне!? Она умерла!!!

— Она жива и будет жить.

— Боже!

— Выпей это, Анна, и приляг здесь.

Она послушно выпила содержимое стакана, а когда проснулась, был уже вечер.

В коридорах горели лампы. В комнате Литуни царила тишина. Девочка спала. Санитарка, сидящая у изголовья, поднесла палец к губам. Анна на цыпочках приблизилась к кроватке. На сером личике Литуни было какое-то болезненное выражение. Светлые волосики выглядели жесткими и мертвыми. Сколько же этому ангельскому существу пришлось вытерпеть!..

— Идите спать, сестра, — прошептала Анна, — я отдохнула и буду дежурить сама.

Сестра отрицательно покачала головой, указывая на ряд бутылочек с лекарствами и на часы. Анна поняла, что нужно знать, какие лекарства и когда давать. Она кивнула головой и устроилась в уголке.