Борис Ефимов - Десять десятилетий

• Название: Десять десятилетий
• Автор: Борис Ефимов
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-264-00438-2

Наверное, далеко не все читатели узнают в лицо этого человека с мягкой улыбкой и мудрым, слегка ироничным взглядом из-под очков. Зато, увидев его рисунки, сразу скажут: это Борис Ефимов! Потому что с самого раннего детства, еще не умея читать, все узнавали этот уверенный, тонкий штрих и эту четкую линию. Годы шли, времена менялись… Только почерк Мастера, невзирая ни на что, остается неизменным. И совершенно в своем стиле написал художник эту книгу. Такими же тонкими, уверенными, лаконичными штрихами создает он выразительные портреты тех, кто встречался ему на жизненном пути. А список этот длинен и впечатляющ: Сталин и Троцкий, Маяковский и Луначарский, Кукрыниксы и Херлуф Бидструп… И самый близкий и дорогой автору человек — его брат, замечательный журналист Михаил Кольцов, сгинувший в сталинских застенках… В книге Бориса Ефимова переплетаются смешное и трагическое, светлое и мрачное, и разделить их невозможно, потому что все это вместе и есть жизнь.

Борис Ефимович Ефимов — ровесник века. Он родился в 1900 году и пережил вместе со своей страной все, что выпало ей на долю: войны и революции, нэп и военный коммунизм, страшные 30-е и грозные 40-е, «холодную войну» и «оттепель», «застой» и «перестройку» и, наконец, наши времена, которым еще предстоит подобрать название… И все это он не просто видел, слышал и запоминал, а еще и рисовал.

С 1922 года Борис Ефимов — один из ведущих карикатуристов «Правды», «Известий», «Крокодила». Его карикатуры на злободневные политические темы всегда имели широкий резонанс и за рубежом (изображенный на одной из них английский премьер сэр Остин Чемберлен даже прислал советскому правительству ноту). Но гораздо важнее другое: в годы Великой Отечественной войны газеты с рисунками Бориса Ефимова бойцы не пускали на самокрутки, а бережно хранили в вещмешках и полевых сумках…

Борис Ефимович по-прежнему бодр, энергичен и полон юмора. И смело глядит с нами в новый век!

---

Замечательно, что заряд остроумия и веселости сохранился в этих рисунках Решетникова и по сей день. И сегодня, больше чем шестьдесят лет спустя, мы смеемся от всей души, разглядывая такие сделанные в обстановке серьезной опасности зарисовки, как «Отто Юльевич проводит беседу», «После ухода челюскинцев», «Страшная встреча» и другие. Такова неувядаемая сила юмора, меткой и умной шутки.

Помню, как по поручению Московского союза художников мы выехали навстречу поезду с возвращавшимися челюскинцами, на какой-то станции нашли в вагоне Федю Решетникова и торжественно вручили ему ордер на отдельную творческую мастерскую, которой он тщетно до того добивался.

Однако Решетников умеет не только добродушно шутить, но и беспощадно разить врага гневной, обличающей сатирой. Он проявил эти качества в годы Великой Отечественной войны: будучи военным корреспондентом — художником севастопольской газеты «Красный черноморец», неутомимо создавал метко бьющие по гитлеровцам карикатуры, плакаты, листовки. Сатира Решетникова, как и многих других художников-фронтовиков, сражалась на переднем крае нашего изобразительного искусства, внося свой вклад в великое дело Победы.

И все же Решетников не стал карикатуристом-профессионалом. Им владели другие творческие интересы, влекли к себе безграничные художественные горизонты живописи — ее колористические и композиционные возможности, эстетика цвета и пространства, отражение красоты окружающего мира ее специфическими средствами. И художник, обратившись сначала к пейзажу, портрету, натюрморту, приходит затем в ту творческую область, которая принесла ему всенародную славу — в жанровую живопись.

Вряд ли есть необходимость напоминать о таких созданных художником жанровых полотнах, как «Прибыл на каникулы», «Опять двойка», явившихся прекрасным свидетельством глубокого проникновения в каждодневные события будничной жизни людей, тонкого и безошибочного раскрытия душевного мира нашей детворы. Детский цикл произведений Решетникова по праву вошел в число любимейших картин народа, радуя уже не одно поколение зрителей. Здесь во всей силе сказалось тяготение художника к той светлой и задушевной тематике, которую я назвал бы словами замечательного нашего детского писателя Льва Кассиля: «Дорогие мои мальчишки». Вихрастые и озорные, неугомонные и обаятельные, веселой шумной гурьбой ворвались они в творчество Решетникова и, встреченные им с добрым гостеприимством, расположились в его картинах уверенно, по-хозяйски, со всеми своими ребячьими затеями и играми, радостями и огорчениями.

Решетников стал знаменитостью. Из года в год продолжалось его возвышение, его избирали в правление Союза, его избирали в Академию художеств, где впоследствии он стал вице-президентом. Конечно, он был мало заметен и оставался в тени другого вице-президента, громогласного, величественного и самоуверенного Владимира Кеменова, но Федю Решетникова все любили. Ему охотно прощали и присущий ему маленький недостаток — талантливый, находчивый, уверенно целеустремленный в своем творчестве, он был до смешного беспомощен, когда надо было публично сказать несколько слов. В красноречии природа ему начисто отказала. Иногда это доходило до курьеза. Начав, бывало, о чем-то по необходимости говорить на собрании и долго путаясь в бесконечных «так сказать», «значит» и «э-э-э…», он, в конце концов, сконфуженно умолкал, безнадежно махнув рукой.

С именем Решетникова связана и, по-моему, не совсем справедливо, история с так называемой Бульдозерной выставкой в Измайлове, когда работы группы живописцев-авангардистов были разгромлены милицией и одетыми в штатское людьми при содействии бульдозеров. Эта неприличная и, прямо сказать, варварская акция наделала немало шума и отнюдь не способствовала престижу нашей страны за рубежом. По поводу выставки в Измайлово в одной из московских газет появилась статейка, резко и недоброжелательно критиковавшая деятельность художников-авангардистов, обвиняемых в посягательстве на высочайше утвержденный «соцреализм». Под этим стояла подпись вице-президента Академии художеств Решетникова.

Зная широкие взгляды Федора Павловича в искусстве, отсутствие у него узколобой казенщины, его уважение к подлинно творческим исканиям новых форм и решений, я не думаю, что он был автором этой статьи. Но понимаю, что как член партии и вице-президент, уклониться от «рекомендации» вышестоящих партийных органов поставить свою подпись под этой статьей он не смог.

Однако вернусь к моей персональной выставке, приуроченной к восьмидесятилетию.

Валентин Катаев написал о ней так:

«Откровенно говоря, мне все равно, сколько ему лет: пятьдесят, семьдесят, восемьдесят, девяносто… Хоть сто! Для меня он всегда Боря Ефимов, спутник нашей юности, молодости, зрелости. А для меня и старости. Говоря “нашей”, я имею в виду нашу старую, ныне уже, к сожалению, не существующую компанию: Ильф, Петров, Олеша, конечно, Михаил Кольцов, Зощенко, отчасти Булгаков, конечно, Маяковский. Наверное, я кого-то забыл, но это не имеет значения. В сущности, мы, должно быть, только и остались одни от нашей компании.

Борис Ефимов — непреходящая принадлежность двадцатых, тридцатых, сороковых военных, пятидесятых послевоенных и всех прочих годов бурного двадцатого века. Без него я не представляю себе разнообразной армии наших искусств.

Борис Ефимов остросовременен. Он всегда на острие событий. Кого он только не рисовал из врагов Советской власти, начиная с Керенского. Помню его сатирические изображения Пилсудского, Махно, Петлюры. В особенности запомнился Петлюра, нарисованный, кажется, с натуры в Киеве.

Неутомимый карандаш и перо Ефимова воевали за Советскую власть на фронтах Гражданской войны, в Великую Отечественную, когда от Ефимова здорово доставалось Гитлеру, Герингу, Геббельсу — всех не перечислишь. Это, так сказать, послужной список сатирика Ефимова.

Но есть еще человек Боря Ефимов, глубоко интеллигентный, что встречается не каждый день, остроумный, пронзительно тонкий, веселый, любящий и понимающий юмор. Мы видимся с ним нечасто, но когда видимся, это всегда радость. Мы дорожим своей дружбой. Борис Ефимов — карикатурист реалистической школы с ее высокими традициями, последователь Федотова. В этом его сила. Крепко жму руку и обнимаю. Боря, не сдавайтесь, так держать!»

Академия художеств заняла значительное место в моей творческой биографии. Я был избран в нее членом-корреспондентом сразу после реабилитации брата. Но избрания в действительные члены мне пришлось дожидаться ни много ни мало — двадцать лет. На очередных выборных сессиях меня неизменно проваливали живописцы и скульпторы, не очень жаловавшие публицистическую карикатуру. На моих глазах прошли все президенты Академии. Они были, по Маяковскому, — «хорошие и разные», — высокомерный и крутой Александр Герасимов, высококультурный и «светский» Борис Иогансон, волевой и напористый Владимир Серов, отзывчивый и добродушный Николай Томский, общительный и обаятельный Борис Угаров и дорогой мой друг Николай Пономарев, о котором мне хочется сказать несколько подробнее.

Давным-давно на выставке работ молодых художников я обратил внимание и похвально отозвался в своей опубликованной в печати рецензии о жанровом плакате, очень живо и правдиво изображавшем мальчика, примерявшего перед зеркалом шахтерскую шапку своего отца. Отзыв об этой работе я закончил словами: «Это талантливая работа. У молодого Пономарева, несомненно, большое будущее». И я, оказалось, «как в воду глядел». Вскоре выпускник Суриковского института Николай Пономарев был удостоен Сталинской премии за серию станковых рисунков «Донбасс восстанавливается». Это первый большой шаг на творческом пути Пономарева. Им были созданы отличные графические серии о людях Индии, Вьетнама и, конечно, России.

Нельзя не сказать о замечательном эпизоде его биографии — участии в спасении шедевров Дрезденской картинной галереи, заброшенных отступающими гитлеровцами, чтобы не достались большевикам, в сырые забои и шахты. Среди них была и бесценная «Сикстинская мадонна» Рафаэля. Самым неутомимым в группе, занимавшейся спасением художественных сокровищ, был студент института имени В. И. Сурикова — в наспех присвоенном ему по этому случаю звании старшего лейтенанта — Николай Пономарев.

Он продолжал успешно работать в станковой графике, принимал участие во всесоюзных и международных выставках. Как-то встретились мы с ним, тоже в связи с международной выставкой «Интерграфика», в Берлине. Вернувшись в свой отдельный номер в гостинице, я с удивлением застал там спокойно покуривавшего молодого человека.

— Позвольте. Кто вы? — спросил я.

— Я — Пономарев, Борис Ефимович, — был ответ. — Неужели не узнали? Меня к вам подселили.