Владимир Васильев - Натиск на Закат

• Название: Натиск на Закат
• Автор: Владимир Васильев
• Жанр: Фэнтези

Аннотация:

В учебниках истории — наглая ложь. Всё было не так. Всё, как грезится парню родом из Полоцка, будет иначе. Человек предполагает, а бог располагает. Даже в былинные времена. Только вот роль бога исполняют таинственные кукловоды.

---

На жаре не возникало ни единой мысли; лишь лихорадочные воспоминания иссушали мозг, и два желания искушали душу: он бы лёг, чтобы на какое-то мгновение успокоить боль от сотрясения мозга, но, испытав утром хлёсткий удар кнутом, более не пытался прилечь; он бы выпил море воды, но в полдень, когда принесли долгожданный кувшин для рабов, три глотка, хоть и больших, не утолили жажду.

Рано утром мимо него прошли два бородатых монаха в чёрных рясах, и один из них задержался на мгновение рядом с ним. Те же двое теперь возвращались и уже никуда не спешили, а посматривали на девушек-рабынь. Алесь усмехнулся, когда прихрамывающий монах, опершись одной рукой на трость, охватил другой пятернёй грудь молодой рабыни и потискал её. Усмешка отозвалась болью, и его голова поникла от ощущений полного бессилия и тяжести. Взглянул на кандалы. В голове всплыл жгучий вопрос, звучавший время от времени как рефрен или как выражение эмоции: «На хрена поехал на рыбалку?»

А поехал он на рыбалку с соседями по дому после размолвки с женой, совершенно подавленный несуразной ситуацией, в которой оказался из-за пьянства, и удрученный словами Насти из её письма, начертанными в праведном гневе о его «ни с чем не сообразной наглости спать с быдлом во время медового месяца». Ехал в машине соседа, размышлял о Насте, дорогой жене, и думал, что вернётся, поговорит с ней, и всё между ними образуется, и, подыскивая ласковые слова, твердил про себя: «Не виноват я, Настенька!» В дороге, в мрачном настроении взирая на непрерывную череду пейзажей Северной Руси, успокоительно-притягательных для его истерзанной души как скромностью, так и первыми признаками осени, сочинил стих: и как ночи осенние наступает, хоть плачь, полоса невезения, полоса неудач… Стих, впрочем, дрянной, но под стать его внутреннему состоянию. Отвлекал себя праздными розмыслами, сравнивал мелькающие пейзажи с новгородскими. Будучи ещё школяром, ездил с родителями в Новгород. Унылая там застройка. Скудные там земли. На фоне этой унылости и скудости — великий средневековый город. Мама с гордостью во взоре водила сына, показывала и сказывала о предках.

Эх мама! Не знаешь, дорогая, как твоего единственного угораздило вляпаться в историю… История фиговая? Да нет же! Подставьте иное определение из непечатных!

Пока два его друга сидели с удочками, успел собрать корзину грибов. Вернувшись, увидел жуткую картину: оба друга недвижно лежали на земле с открытыми невидящими глазами, их лица были пепельно-тёмными; стало ясно, что друзья-товарищи уже никогда не подмигнут ему при ободряющей фразе о том, что всё образуется. Вокруг них суетилась троица мужиков в серых комбинезонах. Всегда в подобных ситуациях есть время для выбора. Для оценки. Было время и у него. Несколько секунд. Алесь не воспользовался ножом. Он сам был оружием. В первое же мгновение вырубил ударом ноги по голове одного, с резким разворотом — пробил в голову другому, а третьего достать не успел: в глазах ярко вспыхнуло — и сознание Алеся померкло.

Пришёл в себя на короткое время в какой-то ванне, заполненной желеобразной массой; понял, что лежит голым, без одежды, а потому не так-то просто убежать; пошевелил онемелыми пальцами тот студень в ванне; осознал, что не к бандитам попал, а к извергам, и вновь погрузился в сон. Не успел ни понять, зачем в ванне держат, ни испугаться.

Очнулся Алесь в помещении с экранами по всему периметру. Уже облачённым в родной армейский камуфляж. На одном из экранов среди непонятных символов светилось нечто знакомое: AD 875-2-10 с дальнейшей последовательностью меняющихся цифр. Глянул вокруг себя, тоскливо подумал: «Технологии явно не нашего дня». Посмотрел на руки, стянутые наручниками из какого-то пластика, и на группу мужчин в серых одеяниях. Вроде бы люди. Говорили между собой на языке, непонятном для Алеся: то ли по-немецки, то ли по-голландски! Эмоции захлестнули Алеся — и он мысленно наградил их эпитетами: «Фашисты, гады, сволочи, нелюдь…» Один из фашистов произнёс краткую речь по-русски с тарабарским акцентом и двумя-тремя ошибками в каждом слове, и слушая его, Алесь убедился, что ошибаться свойственно не только человеку; речь, прозвучавшая без интонаций, была оглашением приговора. А приговор, если отминусовать ошибки в речи, был таков:

— За убийство борга приговор исполнен: тебя использовали в качестве прототипа для новых боргов. За твоё преступление — убийство командующего «Валькирии», магната Яна ван Сантэн, — оглашаю приговор: подлежишь пожизненному остракизму. Твоё последнее желание?

Алесь вздрогнул: до него дошло значение книжного слова, хотя полный смысл приговора был неясен. С гнетущим чувством безысходности посмотрел на экран. Одного взгляда на зимний и угрюмый пейзаж, по всей вероятности, представлявший картинку той окружающей среды, в которую его вот-вот выбросят, было достаточно, чтобы понять: там в холоде долго не прожить.

— Дайте тёплую одежду и оружие. Для защиты от зверей.

Вершитель судьбы Алеся отдал команду, и один из его серых прислужников вышел из помещения. Непрошено мелькнуло в голове: «Может, это не прислужник, а прислужница? Но, в любом случае, — равнодушная нелюдь». Он воспользовался паузой, чтобы спросить, за что убили его друзей? Ответ был жёсткий: ему было «отказано в получении дополнительных сведений». Судия всё-таки пояснил:

— Мы уже исполняем твоё последнее желание.

«Как пить дать макака» — к такому определению пришёл Алесь, вглядевшись в фигуру судьи в некоем призрачном свечении. Вероятно, оно объяснялось эффектом голографии. Жаль, что назвал его «макакой». Минут пять было потеряно впустую, так как в течение этого времени призрак вещал, что при обращении к судье надо говорить «Ваша честь». Стало понятно, что ритуальные формулы ему известны, а значение слова «макака» почему-то не ясно. Равно как и смысл слова.

Когда помощник судьи, безучастно взирающий на приговорённого, передал ему серый комбинезон и снял наручники, Алесь совершил отчаянную попытку взять его в заложники. Нелюдь не сопротивлялась!

В голове опять вспыхнуло — и он вышел из состояния беспамятства уже на снегу. Над ним некоторое время висел огромный диск непонятного летательного объекта, а затем диск словно растворился в хмуром небе. Вокруг поляны темнел первозданный лес. Тишина изредка нарушалась стрекотаньем птиц.

И почему-то не радовала свобода. Первая мысль — чужая: нечто похожее на песенку Высоцкого: «Страшноватенько, аж жуть!» Выговорил вслух — и жить стало веселее! Ругнулся громко матом — послушал эхо.

Ему оставили комбинезон. А оружие, что бросили рядом, было курам на смех: меч в ножнах. Вероятно, из коллекции их артефактов.

Комбинезон на поверку оказался с секретами и устройством внутреннего подогрева. То устройство он разгадал методом тыка и апробировал, а «комби», натянутый на берцы и поверх его зелено-коричневого камуфляжа, в самом деле, спас от холода. Алесь надёжно его припрятал, когда нашёл селище радимичей. В земляном полу за своим ложем в домишке он выкопал яму, в которую упрятал камуфляж, в карманах которого нашёл носовой платок, а также берцы, меч, комбинезон и браслетик, обнаруженный в потайном кармане комби. Разобравшись с тем, что ему оставили, и поняв назначение одного из «артефактов» с начинкой, предназначенной для слежения, пришёл к определённым выводам и произнёс: «Ай-яй-яй!». И погрозил то ли низкому потолку, то ли извергам сжатым кулаком!

Не желая мозолить глаза селищенским неуместной формой одежды, упросил хозяйку, приютившую его, выдать одёжу и обувку покойного мужа…

Воспоминания раба нарушил ромей. Пока хромой монах щупал девок, его спутник подошёл к измордованному рабу, зыркая из-под бровей на гематомы.

— Что, божий человек, утешить хочешь? Мол, Христос терпел и нам велел?! Сказал бы тебе слово, да ты, грека, по-русски не поймёшь.

— Сыне, скажи, кто и где зашил тебе рану? — монах, говорящий по-словенски, указующим перстом показал на шов.

— Я тебе не сын, а по животу ножом полоснули. Слава Богу, по касательной, ни один орган не был задет. Ты из местных?

Монах, вероятно, уловил отсутствие носовых гласных звуков, как и прочие странности в речи раба. Он даже наклонил голову так, чтобы лучше слышать левым ухом. Вероятно, на правое ухо был глуховат, но смысл слов раба постиг, и его ответная речь ясно свидетельствовала об этом:

— Из русов. Травник я. А ты никак православный? Пойдёшь ли ко мне в приспешники, сыне?

Алесь, вспомнив свой опыт общения с радимичами, ответил на «трасянке» собственного изобретения, и в его речи начали звучать носовые гласные наряду с русскими словами, замены которым не было в словенском. Но, как иногда овчинка выделки не стоит, так и здесь: всякое утяжеление древними словесами и без того тяжёлой повести ни к чему! А ответил Алесь примерно так: