Фэй Уэлдон - Жизнь и любовь дьяволицы

• Название: Жизнь и любовь дьяволицы
• Автор: Фэй Уэлдон
• Издательство: Полина
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-86773-048-4

В центре романа — судьба женщины, не просто обычной, а гипертрофированно заурядной. Крупная, неловкая, некрасивая, безропотно смирившаяся с участью домашней рабыни Руфь. Ее муж Боббо — красавчик и бонвиван — принимает ее собачью преданность как должное и живет в свое удовольствие. Но вот в тихом семейном болоте взрывается бомба — Боббо влюбляется в очаровательную писательницу Мэри Фишер и решает оставить семью. Загнанная в угол жена вырывает из сердца все, что составляло суть ее жизни. Отныне она не жена, не мать — она воплощение сатаны в юбке, ее цель — месть. В ее голове рождается грандиозный, поистине дьявольский замысел, и для его осуществления ей понадобится семь лет.

---

У Руфи на глаза навернулись слезы. Она схватила со стола супницу.

— Я процежу! — сказала она.

— Прекрасная мысль! — одобрила Бренда. — Процедить, и все дела!

— Поставь суп на место! — заорал Боббо. — Не сходи с ума, Руфь! Из-за чего весь сыр-бор? Подумаешь, три собачьи шерстинки. Вылови их, и все!

— А вдруг они не от собаки, а от морской свинки? Эта тварь бегала по буфету. — Морскую свинку она не любила больше всех их домашних животных, которых завели ради детей. У зверька были противные, глубоко посаженные глазки и толстый загривок. Она усматривала в свинке сходство с самой собой.

— Ты просто устала, — сказал Боббо. — Переутомилась, иначе ты бы не говорила такой чепухи. Сядь на место!

— Не трогай ее, сынок, — сказала Бренда. — Хочет процедить — пусть процедит.

Руфь успела уже дойти до двери. Но там, передумав, она обернулась.

— Устала, не устала — можно подумать, ему до этого есть дело! — сказала Руфь. — Да он теперь двух минут обо мне не думает. У него голова занята только одним — Мэри Фишер. Слыхали про такую? Романы пишет. Любовница его.

Боббо был поражен этим коварством, этим, прямо скажем, гнусным предательством — и в то же время ему словно бы даже стало легче: на Руфь ни в чем нельзя положиться. Так он и знал.

— Руфь, — сказал он, — как тебе не стыдно? При чем тут мои родители? С какой стати ты их втягиваешь в наши семейные проблемы? Им-то что за дело до всего этого? Ты бы хоть стариков пожалела, помочь они все равно ничем не могут. Постыдилась бы!

— Постой, постой, мне очень даже есть дело до всего этого, — сказала Бренда. — Твой отец не позволял себе ничего подобного, уж не знаю, где ты этому научился.

— Прошу тебя, мама, не лезь в мою жизнь! — сказал Боббо. — Не тебе читать мне нотации. Если на то пошло, у меня и детства-то нормального не было.

— Вот как! И что же такого ненормального было в твоем детстве? — потребовала у него ответа Бренда, постепенно пунцовея.

— Мать все правильно говорит, — вступил в разговор Энгус. — По-моему, ты должен перед ней извиниться. Но, справедливости ради, Бренда, тебе лучше не встревать. Молодые без нас разберутся.

— Вот-вот, в этом ты весь, папа! — сказал Боббо. — Да будет тебе известно, что именно это твое всегдашнее ко всему отношение отравило мои детские годы. Какая это была пытка — врагу не пожелаю!

Мэри Фишер недавно очень кстати объяснила ему истоки всех его несчастий.

— По крайней мере, твоя мать никогда из-за меня не плакала, — сказал Энгус. — Ты можешь говорить обо мне что угодно, но я за всю свою жизнь ни разу сознательно не обидел женщину.

— Выходит, — вскинулась Бренда, — ты делал это бессознательно.

— Женщинам вечно что-то мерещится, — пробурчал Энгус.

— В чем в чем, а в этом Руфь любую за пояс заткнет, — подхватил Боббо. — Мэри Фишер — мой клиент, притом из самых дорогих. Получить такого клиента — все равно что выиграть лотерею. Вместе с тем, не буду скрывать, я ценю ее как человека творческого, одаренного — она невероятно талантлива, и мне приятно сознавать, что между нами установились дружеские отношения. Но при чем тут все остальное? Я могу отнести это только на счет болезненной подозрительности, которой, по-видимому, страдает наша бедная Руфь.

Руфь посмотрела на свекровь, потом на свекра, потом снова на свекровь, потом взглянула на мужа — и выпустила из рук супницу. Грибной суп растекся по полу как раз в том месте, где заканчивался линолеум и начинался ковер, и тут прибежали дети и с ними все их домашние животные, почуяв, что в доме происходят какие-то новые потрясения. Руфь могла побиться об заклад, что, глядя на все происходящее, Гарнес смеялся.

— Может быть, Руфи имеет смысл устроиться на работу, не запирать себя в четырех стенах, — сказал Энгус, стоя на коленях на полу и орудуя ложкой, как черпаком, в попытке вернуть суп обратно в супницу, пока он весь не стал добычей прожорливого толстого ковра. Энгус с силой вдавливал ложку в густой ворс, отвоевывая последние капли драгоценной сероватой жидкости. — Больше дел — меньше будет времени для разных фантазий.

— Какая работа! Все места давно заняты, — резонно возразила Руфь.

— Ерунда! — сказал Энгус. — Было бы желание, а работа найдется.

— Зачем говорить неправду? — сказала Бренда. — А как же инфляция, спад производства… Постой-ка, ты что, считаешь, что мы должны это съесть, Энгус?

— Кто кусок бережет, до нужды не дойдет! — провозгласил Энгус.

Боббо вдруг мучительно захотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, вместе с Мэри Фишер, услышать ее переливчатый смех, взять ее бледную руку в свою и один за другим подносить ко рту ее изящные пальчики, пока дыхание ее не начнет учащаться и она проведет по пересохшим губам своим восхитительно розовым язычком.

Никола пихнула ногой кошку по имени Мерси, чтоб не путалась под ногами, и та в мгновение ока прыгнула на коврик у камина, подняла хвост и мстительно, бесстыдно нагадила, и Бренда, тыча пальцем в Мерси, истошно завопила, и Гарнес пришел в неистовое возбуждение и стал как-то не вполне пристойно наскакивать на Энди, а Руфь стояла посреди всего этого, огромная и неподвижная, и ничего не предпринимала, и тогда Боббо окончательно вышел из себя.

— Полюбуйтесь, из чего состоит моя жизнь! — кричал он. — И так всегда. Там, где появляется моя жена, все летит вверх дном! Удивительная способность всем устраивать веселую жизнь, всем без исключения!

— Если бы ты хоть немного любил меня! — причитала Руфь.

— Да как же можно тебя любить?! — орал Боббо. — Тебя в принципе любить невозможно.

— Будет вам. Вы сегодня оба не в себе, — сказал Энгус, отказываясь от дальнейшего единоборства с ковром. — Успокойтесь — все встанет на свои места. Устали, заработались…

— Еще бы, такую лямку тянуть! Шутка ли — двоих детей поднимать, — заметила Бренда. — Кстати, Боббо, характер у тебя всегда был не подарок, даже в детстве.

— Да что ты привязалась к моему характеру! — истерично завопил Боббо. — Что ты о нем знаешь? Тебе всю жизнь было не до меня!

— Пойдем, Бренда, — сказал Энгус. — Меньше слов, меньше слез. Поедим в ресторане.

— Мудрое решение! — не унимался Боббо. — Скажу вам по секрету, что моя драгоценная женушка успела вывалить все волованы на пол!

— Нервы, нервы! Надо быть добрее! — сказала Бренда. — Вон в Лос-Анджелесе строят дома без кухни — там давно уже никто сам не готовит. И правильно делают!

— Ну вот, для кого же я старалась? Весь день у плиты провела, — жалобно всхлипнула Руфь. — Никто даже не хочет попробовать.

— Да что там пробовать — все равно жрать нельзя! — рявкнул Боббо. — Почему мне так не везет? Всю жизнь мучаюсь с женщинами, которые элементарно не умеют готовить!

— Я позвоню тебе утром, детка, — сказала Руфи Бренда. — По-моему тебе нужно сейчас принять ванну, лечь пораньше и хорошенько выспаться. Вот увидишь, сразу станет легче.

— Никогда не прощу тебе, что ты так по-хамски вела себя с моей матерью, — ледяным тоном сказал Руфи Боббо — достаточно громко, чтобы мать могла услышать.

— Твоя жена меня ничем не обидела. А вот ты действительно вел себя по-хамски. И я отлично умею готовить, только не вижу в этом большого смысла.

— Семейная жизнь — вещь непростая, — философски заметил Энгус, надевая плащ. — Как, впрочем, и воспитание детей — с наскоку тут ничего не добьешься, это труд, ежедневный, кропотливый труд. Конечно, распределить обязанности поровну не всегда получается, кому-то приходится львиную долю забот брать на себя.

— Да уж! — со значением произнесла Бренда, сердито натягивая перчатки. Глаза у нее рассеянно блуждали. Справа под мышкой — где она забыла побрызгать дезодорантом — на ее элегантной телесно-бежевой блузке расползалось темное пятно. Из-за этого она казалась слегка асимметричной.

— Ну, довольна? — обернулся к Руфи Боббо. — Рассорить моих родителей — это, знаешь ли, надо постараться! Но ты же не можешь спокойно видеть, когда другим хорошо, тебе надо тут же все испортить. Так уж ты устроена.

Бренда и Энгус удалились. Они шли по дорожке рядом, но не касаясь друг друга, каждый сам по себе. Семейные неурядицы — заразная штука. И те, кому повезло в браке, трижды правы, если сторонятся тех, кому не повезло.

Руфь укрылась в ванной и заперла за собой дверь. Энди и Никола извлекли из холодильника шоколадный мусс и на пару его уничтожили.

— По-настоящему, мне надо бы тебя проучить и сию же минуту отправиться к Мэри, — прокричал Руфи Боббо, пригнувшись к замочной скважине.

— Натворила ты сегодня дел! Всех взбаламутила, всех вышибла из колеи — родителей, детей, меня! Даже животные, и те занервничали. Но зато теперь мне все с тобой ясно. И где только раньше были мои глаза? Ты просто жалкая, ничтожная личность. Ты плохая мать, никудышная жена и отвратительная хозяйка. Да что говорить, разве ты женщина? Знаешь, кто ты? Хочешь я тебе скажу? Ты дьяволица, чистая дьяволица!