Александр Волков - Пришелец

• Название: Пришелец
• Автор: Александр Волков
• Издательство: Азбука, Терра
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1996
• ISBN: 5-7684-0154-7

Он родился во тьме, но знал, что над миром скоро взойдет новое солнце, под которым померкнут костры языческих капищ. Исполненный этим знанием, он ощущал себя не вполне человеком, и стал он в своем племени словно ПРИШЕЛЕЦ в земле чужой…

Роман А. Волкова «Пришелец» — это еще одна притча о вечной борьбе Добра и Зла, о внешних силах, управляющих людьми и движущих историю, о повторении всего, о новом пришествии Христа, которого опять не узнали и которого опять приносят в жертву.

---

— Хороши! — Гардар резко обернулся на седле к своей свите, так что пышные черные перья на его широкополой шляпе вздрогнули и заколыхались над головой. — Эти узкоглазые, как всегда, опоили их какой-то дрянью! — продолжил он, привставая на стременах и вглядываясь в зрачки стоящего на краю помоста пленника. — Покупаешь, а через пару часов они начинают корчиться в судорогах!

Он говорил уже довольно громко, обращаясь ко всей толпе и как будто даже стараясь, чтобы его голос достигал самых отдаленных уголков площади.

— Так сколько ты за него просишь? — опять обратился он к торговцу.

— Двадцать один динар давал за него вот этот почтенный господин. — И касс учтиво указал молоточком в толпу.

— Да? — как будто даже удивился гардар. — Что ж, пусть забирает — это хорошая цена за обтянутый кожей и опоенный опиумом скелет! Пусть берет, да заодно купит лопату, чтобы было чем копать могилу, когда эта обтертая маслом падаль испустит дух!

Но никто не откликнулся и не вышел из толпы в ответ на этот призыв.

— Двадцать один! — громко, но уже не совсем уверенно повторил торговец и стукнул молоточком по тарелочке. — Двадцать один — раз! Двадцать один — два!..

— Восемнадцать! — с усмешкой перебил его гардар, тряхнув перьями на шляпе.

Толпа молчала; никто не называл своей цены.

— Но, господин!.. — нерешительно пробормотал касс, почесывая молоточком желтый морщинистый лоб. — Ты же вначале давал двадцать динаров…

— Н-да? Да что ты говоришь? — удивился гардар, снимая с головы шляпу и перчаткой сбивая пыль с ее широких полей. — А по-моему, ты лжешь! — вдруг резко выкрикнул он, с силой нахлобучивая шляпу на уши собственной лошади. — Знаю я вас, — продолжал он все на той же высокой визгливой ноте, — воры! мошенники! барышники! лжецы!.. Собираете по задворкам всяких доходяг, поите их какой-то дрянью, а потом всучиваете всяким простофилям, не умеющим отличить живого человека от раскрашенного трупа! Пятнадцать! — На губах гардара выступила пена, глаза налились кровью, и теперь он уже просто орал, размахивая над головой сверкающим клинком, выхваченным у одного из своих спутников. — Что? Мало?.. Перевешать вас мало за то, что вы так уродуете образ и подобие Господа нашего, уподобляясь деяниями своими злейшему врагу его сатане!

— Они — язычники, — угрюмо проворчал касс, — и ничего не знают о твоем Господе…

— Зато Господь знает о них все! — выкрикнул всадник, взвив лошадь на дыбы и острием клинка как бы поражая невидимого в пыльном и жарком воздухе врага. — И не только о них, но и о тебе, хитром и пронырливом слуге врага рода человеческого! Десять!..

Солнце зависло над раздвоенными каменными зубцами городской стены и теперь заливало площадь широким жарким веером неподвижного света.

Толпа молчала, и трудно было определить, на чью сторону склоняются ее симпатии. Все ждали, чем кончится эта перепалка, и, ощущая себя в относительной безопасности, просто исходили от любопытства. Это же чувство овладело и Дильсом, слушавшим Фарла. Сейчас можно было не грести: ветер гнал корабль ровно и сильно, так что он только слегка подрагивал от бивших в корму волн и поскрипывал основаниями мачт, укрепленных в дощатых гнездах на нижней палубе.

— Так чем кончилось? — спросил в конце концов Дильс, перебив Фарла на середине фразы.

— Не торопи меня, — остановил его тот, — если я сразу все выложу, то как мы дальше будем убивать время? Да и мне хочется потянуть удовольствие; я ведь до этого случая и понятия не имел о том, что, когда тебя слушают, — это так приятно!

Дильс проворчал недовольно что-то в ответ, но Фарл, увлеченный рассказом, оснащал его все новыми и новыми подробностями.

— В общем, гардар сказал: «Пятнадцать!», а потом добавил: «Дирхемов!» А за пятнадцать дирхемов ягненка не купишь, не то что раба!

— И что касс? — заинтересованно спросил Дильс.

— Касс спросил, не хочет ли господин получить такого сильного и красивого раба даром?

— И что?

— «Ты сказал!» — захохотал гардар и дал знак своей свите. Двое тут же подъехали к помосту, один снял с седла свернутый в кольцо аркан, взмахнул им над головой, и плечи пленника тут же захлестнула жесткая колючая петля, свитая из конского волоса. Маан напряг мышцы, петля скользнула вверх по лоснящимся от масла плечам, но тут же затянулась на его шее. Всадник дернул аркан на себя, пленник рухнул на колени, повалился вперед, перегнулся через край помоста и упал в пыль перед копытами лошади. Касс испуганно заколотил молоточком в железную тарелочку, толпа заволновалась, раздалась, пропуская к помосту вдруг возникших неизвестно откуда рослых черных молодцов в тюрбанах…

— Тюрбаны? Что такое тюрбаны?

— Это такие тряпки, обмотанные вокруг головы! — огрызнулся Фарл. — И вот эти молодцы в тюрбанах двинулись к помосту сразу с нескольких сторон, на ходу вытаскивая из-за поясов короткие кривые клинки. Но стоило одному из них приблизиться, как раздался короткий хлопок, и черный человек, широко раскинув руки, упал в пыль, а начальник гардаров поднес к своему носу пистолет, понюхал струящийся из ствола дым, сдул его и передал пистолет стоящему рядом всаднику, одетому победнее, очевидно, оруженосцу. Черные в тюрбанах замерли, над площадью повисла тишина, в которой удары деревянного молоточка по тарелочке звучали скорее не как приказ, а как просьба о помиловании. «Кончай стучать! — крикнул гардар. — Выводи всех, чтобы не тянуть время до темноты, потому что при свете факелов они будут смотреться просто скелетами!» И он опять громко и раскатисто захохотал на всю площадь. Касс угрюмо дал знак, ширмы за помостом раздвинулись, и по лесенке стали подниматься остальные пленники…

— И ты, Фарл? — сочувственно спросил Дильс.

— Я? — засмеялся Фарл. — Я лежал, уткнувшись носом в площадную пыль перед копытами коня, и она скрипела у меня на зубах и забивала перетянутую волосяной петлей глотку.

Ветер за бортами усилился, по палубе над головами прикованных гребцов затопотали босые ноги, мачты заскрипели в гнездах, принимая тяжесть множества матросов, карабкающихся на реи по туго натянутым вантам. В загонах вдоль бортов забеспокоились и заколотили копытами в доски стен и палубы кони.

Рысенок, уютно свернувшийся на скамье между Дильсом и Фарлом, потянулся, повел носом, прислушался, поставив торчком густые кисточки на кончиках ушей, скользнул в проход между скамьями, припал к доскам, замер на мгновение, молнией метнулся к основанию мачты и тут же встал на все четыре лапы, держа в зубах толстую черную крысу.

За те десять дней, пока Дильс оправлялся от раны в плече и привыкал к веслу и железному кольцу вокруг пояса, рысенок переловил почти всех крыс в трюме, так что теперь, засыпая, гребцы могли не беспокоиться, что крысы объедят их ноги.

Раз в день в трюм спускался Эрних. Он тоже проходил между рядами, перебрасываясь с каждым из прикованных одной-двумя фразами на его языке. Смазывал раны маслом, издающим резкий запах неизвестной Дильсу травы, и вливал в пересохшие губы по глотку прохладного терпкого настоя, утолявшего жажду и возникавшую порой нестерпимую боль в животе, в том месте, где ребра собираются в одну точку, наподобие лучей Синга.

Эрних говорил, что всех женщин и детей держат на верхней палубе, отделив их от лошадиного загона тонкой дощатой перегородкой, что простые матросы, набранные по всем берегам и селениям, спят вдоль бортов, а сами гардары живут в большой каюте на носу корабля и что каюта эта разделена на верхнюю и нижнюю. Впрочем, гребцы и сами догадывались об этом, слыша, как порой из-за толстой переборки, отделяющей носовую часть трюма от той, где помещались их каторжные скамьи, до них доносились крики, брань, звон клинков и битого стекла.

Еще Эрних сказал, что ему удалось вылечить от лихорадки наложницу капитана — начальника гардаров — и что после этого ему было присвоено звание корабельного врача. Раньше эту должность исполнял один из захваченных гардарами жрецов, но тот при каждом случае пользовал больных тем, что взрезал им запястья и собирал в подставленную миску вытекающую кровь. Затем он удалялся с этой миской на корму, что-то шептал, окунал в кровь выловленную рыбку, а затем, громко выкликнув непонятное заклинание, выбрасывал рыбу за борт. Сам он, когда гардары стали выпытывать у него секрет этого лечения, сказал, что рыба вместе с кровью забирает у человека его болезнь и навсегда исчезает с ней в морской пучине. Может, это было и так, но после того, как вместе с кровью трех подобранных на маленьком островке матросов рыбы унесли за борт и их жизни, жреца отставили от больных и, наверное, сбросили бы за борт, но в ту ночь к корме корабля прибило плот кеттов, и в общей суете про жреца как-то забыли. Потом, конечно, вспомнили, но Эрних вступился за него, сказав капитану, что жрец невиновен, так как боги подобранных, но не воспринявших его лечение матросов оказались, по-видимому, сильнее тех, которым поклонялся неудачливый лекарь. К тому же жрец оказался весьма искусен в ловле рыбы: он не просто бросал с борта привязанный к бечевке длинный железный крюк с насаженным на него куском мяса или рыбы, а еще крепил поверх него груз, увлекавший приманку вглубь раньше, чем ее сорвут крикливые прожорливые чайки или растреплет стремительная рыбья мелочь, снующая у самой поверхности воды. Приманка одним куском погружалась на глубину и становилась коварной смертоносной добычей крупных акул, неотступно преследовавших корабль в ожидании очередного покойника. Но с тех пор как Эрних стал обходить гребцов, пользуя их своим настоем, те стали умирать реже, так что гардарам почти не приходилось размыкать замок в конце длинной цепи и вытаскивать на палубу истощенный труп. Тогда акулы оголодали и стали бросаться на приманку с лета, едва она касалась воды.