Владислав Бахревский - Савва Мамонтов

• Название: Савва Мамонтов
• Автор: Владислав Бахревский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-235-02403-6

Книга известного писателя и публициста В. А. Бахревского представляет биографию одного из ярких деятелей отечественной истории. Савва Мамонтов — потомственный купец, предприниматель, меценат, деятель культуры. Строитель железных дорог в России, он стал создателем знаменитого абрамцевского кружка-товарищества, сыгравшего огромную роль в судьбе художников — Репина. Поленова. Серова, Врубеля, братьев Васнецовых, Коровина, Нестерова.

Мамонтов создал Частную оперу, которая открыла талант Шаляпина, дала широкую дорогу русской опере — произведениям Чайковского, Римского-Корсакова, Бородина, Мусоргского, Даргомыжского, Верстовского, заложила основы русской вокальной школы и национального оперного театра.

---

Пришла весна. Мамонтовы перебрались в Абрамцево, туда же наезжали для репетиций певцы и музыканты. Дом стал звучащим.

Спектакль объявили на 20 мая, и снова началась безалаберная кутерьма: нужно было успеть пошить костюмы, переделать сцену в сарае, научить хористов не стоять и петь, а петь и участвовать в действии.

А тут и сама Москва пришла в необычайное движение. Охорашивалась, скреблась, отмывалась, и все как на пожар. Да и было отчего поспешать. 15 мая — коронация! Александр 111, после двух лет борьбы с террористами, согласился наконец, что страна успокоена, безопасна, и потому возможно и нравственно совершить древний обряд венчания шапкой Мономаха.

На коронацию приглашались гости, слава и гордость Отечества, а в Абрамцеве был свой праздник. 11 мая приехал Антокольский. Едва он вошел в дом, как разразился ливень. Небо сотряслось от первого грома, сияло солнце, и стихи Тютчева сами собой слетали с языка.

На пир весны прикатили вечером Прахов и Кривошеин.

Милых сердцу друзей Савва Иванович угостил обедом, меню которого он составил сам: суп из лебедя, щуки и рака, телячья головка, дичь из «Московских ведомостей», каша из манны небесной. На десерт: дули и фиги. Вино из погреба Ноя…

— Савва! — несмеющиеся глаза Антокольского смеялись. — Савва! В Абрамцеве я снова Мордух. А ведь я приехал в Россию не только для того, чтобы поставить в Петергофе Петра Великого, но и получить пенсию.

— Так ведь не по старости.

— Пока что не по старости. Савва, мне в ноябре будет сорок лет.

— А мне в октябре еще только сорок два!

Ночью грянули соловьи.

— Господа! — вдруг догадался Савва Иванович. — Эти двое, что друг перед дружкой… Это у них учеба идет! Молодой перенимает у мастера. Вот! Это молодой! А это… Это маэстро! Патти, Лукка и Виардо, слитые воедино.

— Да это же самцы поют! — засмеялся Прахов.

— Серебро у них женское. Тургенева жалко, — сказал вдруг Савва Иванович. — Ох, Россия, Россия! Кого постреляют, кого в тюрьму упекут, а этого умыкнули, как красну девицу… Большой писатель пропал.

— Во всех этих повестях, написанных за границей, в этих «Дымах», «Новях» от прежнего Тургенева — только тень: ни языка нет, ни мысли — не возражайте! — русской мысли там не ночевало. Русского человека тоже там нет, одни имена русские, одни догадки о русском человеке. Свистнул его соловей и улетел между ног. Помните?

— Я слышал, Иван Сергеевич очень плохо себя чувствует, — сказал Прахов.

Все посмотрели на парижанина Антокольского.

— Да, я тоже слышал… Он очень плох.

Принесли свет, но читать расхотелось.

— Достоевского уже нет, — сказал Савва Иванович. — Как мало его ценили, когда он был… А я вот на Тургенева нападаю. Глупые мы люди, современники… Среди всего человечества глупее современников не бывает.

15

15 мая ранним утром Сергей отправился в Москву. Савва Иванович достал ему билет в Кремль, на коронацию. Чуть позже уехала в стольный град Елизавета Григорьевна с детьми. Смотреть иллюминацию.

Савва Иванович остался в притихшем Абрамцеве с Антокольским. Шел дождь, и Савва Иванович в блаженной тишине и радости лепил барельеф со своего великого гостя.

— Я тоже два горельефа начал, — сказал Марк Матвеевич. — Один — «В неволе»… Что-то в виде окна, женщина за железным прутом, другой — «Офелия». Красивое тонкое лицо. Из тех, что нельзя забыть, а позади листья в виде бамбука или камыша.

— А «Мефистофель»?

— Перевел в бронзу. Я бы хотел его на Передвижной выставке показать. Не получается… Мефистофель — не Христос. Цензура. Да и с передвижниками не договоришься. Стасов хлопочет.

«Мефистофеля» Петербург увидит только в 1886 году, в «Эрмитаже», а еще через несколько лет им будут восхищаться в Вене, в Берлине. Австрияки наградят «Мефистофеля» Большой золотой медалью, немцы изберут автора Почетным членом Берлинской академии художеств.

— Ты Елизавете Григорьевне написал о Мефистофеле так же сильно, как сработал, — сказал Савва Иванович. — «Мефистофель есть продукт всех времен и нашего в особенности». Он есть «загадочность, чума, гниль, какая носится в воздухе», «злоба без дна, способность гнездиться в больном теле с разлагающейся душой».

— Разве это не так, Савва? Мне в Париже очень хорошо видно, что происходит с миром. Он — там, но он скоро будет и здесь.

— А мы его крестом! А мы его любовью! Ты меня любишь? И я тебя люблю. Нас-то он не возьмет… По крайней мере, он сегодня не здесь, не в Абрамцеве, — усмехнулся Савва. — Мы о высшем, а бедному народу моему Господь полковничка послал в цари. Говорят, пятаки пальцами гнет. Уж кто сегодня в восторге, так это Суриков, казак монархолюбивый.

Суриков получил приглашение быть в одном из залов Кремлевского дворца для лицезрения венценосца. Он рассказывал позже об Александре: «Я ждал, что он с другого конца выйдет. А он вдруг мимо меня: громадный, — я ему по плечо был; в мантии, и выше всех головой. Идет и ногами так сзади мантию откидывает. Так и остались в глазах плечи сзади. Грандиозное что-то в нем было».

Своеобразное участие в праздновании принимал Васнецов, он нарисовал красочные меню царских обедов: 20, 24 и 27 мая.

Через три года Репин по заказу из дворца о днях коронации напишет огромную картину «Прием волостных старшин Александром III во дворе Петровского дворца в Москве».

— Знаешь, Мордух, — сказал вдруг Савва Иванович, — я внутренне чувствую — это пока что не мой царь. Мой царь впереди. Я в смысле того, чтобы стать где-то поблизости от трона, упаси Боже, не для регалий или титулов, а чтобы делать государственное дело, чтобы размахнуться по-петровски. Думаю, ты представляешь, сколько бы я мог принести пользы.

— А что мне тогда сказать? — грустно улыбнулся Марк Матвеевич. — Александр Александрович, сколько известно, не переносит евреев. К его брату, цесаревичу Николаю, умершему, даже светил-врачей из евреев не приглашали… Романовы все такие. И однако именно Александр Александрович дал мне профессорскую пенсию.

— Кошмар с этой коронацией! — В сердцах Савва Иванович обидчиво сел и скрестил руки на груди. — Двадцатого спектакль, а все мои консерваторочки и весь оркестр на коронации! — И засмеялся: — Как-нибудь вывернемся.

До премьеры в Абрамцеве отметили еще одно праздничное событие — 18 мая. День рождения Дрюши. Ради праздника Дрюше дали отпуск из его Кадетского корпуса.

Сережа в этот день приподнес брату стихи:
Нынче генералу Дрюше 14 лет,
И ему поздравление приносит поэт.
Желает счастия и благополучия
В грядущие годы самые лучшие.
Генералом-фельдмаршалом пусть будет Андрей,
Пусть идет по военному поприщу бодрей,
Пусть скорей достигнет величья и славы
Юный кадет Андрей, сын Мамонтова Саввы.

Итак, один сын собирался быть поэтом, другой — фельдмаршалом… А Савва Иванович — артистом… «Виндзорские кумушки» прошли с успехом. Савва Иванович всех удивил своим пением, но еще более игрой артистов. Пели и жили, пели и проказничали… Слушателям было смешно, а от музыки и пения радостно.

Абрамцевское лето покатилось радостное, трудящееся. Васнецов написал для храма икону Сергия Радонежского с тоненькой березкой. Поленов — «Тайную вечерю» и покровителей Шуры и Воки — «Царицу Александру», «Князя Всеволода».

Раскрашивали и обжигали изразцы для внешнего убранства храма. Васнецов все лето творил «Каменный век», двадцатипятиаршинное панно для только что выстроенного Исторического музея, но он нашел время и для портрета Антокольского, для портрета Тани Мамонтовой. По его рисункам построили беседку в виде языческого капища. Дети эту беседку тотчас узурпировали у взрослых и назвали по-своему: «Избушка на курьих ножках».

Великолепные успехи сделал за лето Аполлинарий Васнецов. Написал чуть ли не сотню этюдов. А Поленов принялся за акварель, заказанную Александром III еще во время Балканской войны.

16

2 сентября умер Тургенев. О последних часах Ивана Сергеевича писало «Новое время». Тургенев в предсмертные часы говорил только по-русски, по-мужицки, ему представлялось, что он простолюдин. Потом он стал звать к себе: «Ближе, ближе, пусть я всех вас чувствую около себя. Настала минута прощаться… как русские цари. Царь Алексей… Алексей второй…» Увидел Полину Виардо, встрепенулся: «Вот царица цариц, сколько добра она сделала».

Елизавета Григорьевна попросила священника отслужить в Абрамцевском храме панихиду по усопшему. Савва Иванович, Васнецов, Поленов, Остроухов устроили тургеневские чтения. Декламировали стихи, стихи в прозе… Савва Иванович читал «Порог», стихотворение было написано после выстрела Веры Засулич в Трепова.

Металлически-звеняще произнес Савва Иванович конец стихотворения: