Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че

• Название: Гевара по прозвищу Че
• Автор: Пако Тайбо II
• Жанр: Биографии и Мемуары

Его жизнь была полна приключений и борьбы, его смерть окружена тайной, его влияние на современников и потомков огромно, и каждое приходящее поколение открывает его для себя заново. Каков он был, Гевара по прозвищу Че, аргентинец, принятый кубинским народом как сын, человек, научивший латиноамериканцев сражаться за свою свободу?

Пако Игнасио Тайбо И, писатель и ученый, не просто рассказывает о жизни и борьбе Эрнесто Гевары, но и раскрывает многие загадки, связанные с жизнью и смертью.Че, предавая огласке архивные документы, ранее недоступные исследователям.

Биография Эрнесто Че Гевары, принадлежащая перу Пако Игнасио Тайбо II, получила широкое признание и стала мировым бестселлером.

---

На следующий день Че взялся за ремонт зенитного пулемета, а Фредди отправился прочь без положенного урока, но тут-то его заметил Митудиди.

"- Что ты здесь делаешь? - спросил меня Митудиди.

Я доложил Че:

- Товарищ Тату, я должен быть с вами, спать там же" ooo

где и вы, есть там же, где и вы.

- Это тебя беспокоит? - спросил он.

- Нисколько.

- У тебя обеспокоенный вид.

На следующий день я пошел вместе с Тату на холм. Погода наверху была ненормальная, и нужно было идти по открытому месту, иначе солнце оставалось скрытым, а земля всегда была влажная. У меня из одежды было только покрывало".

С точки зрения Фредди Иланга, Че был не только таинственным человеком, но и довольно странным:

"Он носил оливково-серую, а не желтую униформу, черный берет, пистолет, флягу, ботинки, такие же, как у всех, зато у него не было никаких знаков различия или ремня с патронами. Когда он выходил из лагеря, то брал свою винтовку "М-2" с парой обойм, а его карманы всегда были битком набиты: там было множество бумаг, бинокль и высотомер. Каждый раз по прибытии на место он смотрел, на какой высоте мы находимся. В маленьком кармашке он носил компас. Поначалу он брал с собой рюкзак - пока у него не начались приступы астмы. Однажды, когда мы поднимались на холм, то устроили привал на полпути, и я увидел, как он "щелк-щелк" этой штукой во рту, и я тогда спросил: "Товарищ, неужели вы брызгаете духами в рот?" А он ответил: "Нет, я страдаю от болезни, которая называется астма".

Он всегда писал по ночам и в это время курил свою трубку. Он не мылся каждый день, о нет. Это было редкостное зрелище, когда он спускался к реке, чтобы искупаться".

Че был очень доволен своим учителем:

"Это был умный мальчишка, и ему предстояло приобщить меня к тайнам языка. Мы начали занятия с большим энтузиазмом, с трех часов уроков в день, но фактически именно я сократил обучение до часа в день, и не из-за недостатка времени, которое я, к сожалению, был вынужден беречь, а из-за полной несовместимости между моим характером и языками. В этой стране с ее особенностями люди говорят на суахили так же, как и на языке родной матери, на диалекте собственного племени, и таким образом он оказывается до некоторой степени языком завоевателей или же символом высшей силы".

Ну а Иланга легко усваивал испанский язык, начав с большого количества ругательств и оскорблений, которые узнал от кубинских бойцов. А Че вскоре подарил ему пистолет "беретту".

* * *

В первые же дни пребывания на базе в Лулуабурге, приблизительно через месяц после прибытия в страну, Че, отдавая дань климату Конго, перенес очень сильную, хотя и непродолжительную лихорадку. Однако спустя несколько дней он заболел снова.

Во время его повторного заболевания один из бойцов, не подумав, сказал вслух, что "если майор и дальше будет в таком состоянии, то ему придется уехать". Че услышал эти слова, вышел из себя и закричал: "Я не уеду, я лучше помру здесь. А вот это скоро пройдет, это всего-навсего болезнь".

Затем поступило сообщение: "Кубинский министр с толпой других кубинцев поднимается в горы".

"Это было настолько абсурдно, что никто не мог поверить. Тем не менее я, чтобы размяться немного, немного спустился с горы, и, к моему большому удивлению, встретил Осма-ни Сьенфуэгоса. После объятий последовало объяснение: он прибыл для переговоров с правительством Танзании и попросил разрешения посетить товарищей в Конго. Он доставил мне самую грустную новость за все время войны: из Буэнос-Айреса позвонили по телефону и сказали, что моя мать очень больна, а суть заключалась в том, что ее кончина была просто-напросто вопросом времени. Османи не смог переговорить с Буэнос-Айресом еще раз".

К моменту прибытия Османи в Лулуабург Селия Ла Серна, вероятно, пребывала в коматозном состоянии. Ее доставили в больницу 10 мая, а 16 мая ей стало совсем плохо. В тот же день удалось кое-как связаться с Гаваной и сообщить о несчастье Алейде. Селия умерла 19 мая; 21 мая некролог был опубликован в кубинской прессе.

"Я был вынужден провести месяц в печальной неопределенности, ожидая исхода, который я приблизительно определил, но продолжая питать надежду на то, что в новости вкралась какая-нибудь ошибка, до тех пор, пока не получил подтверждения смерти моей матери".

Новость поступила из приозерного лагеря с журналом, который получил доктор Серкера.

"Я послал ему записку, в которой просил его спуститься, потому что я хотел поговорить с ним. Он появился на следующий день и уселся в гамаке. Я дал ему журнал "Боэмия". По его реакции было видно, что друг уже сказал ему о болезни матери. Он начал рассказывать о своем детстве. Он хотел выпить чаю; я попросил его не уходить. Он не сказал ни да ни нет, но все же остался. Мы вместе поели, а потом бродили, напевая танго. Он ушел рано утром".

Несмотря на стоическую, судя по внешним признакам, реакцию, смерть Селии, должно быть, явилась для него ужасным ударом. Ведь столько лет мать и сын поддерживали слабую, но постоянную связь, между ними были доверительные отношения любви и сочувствия.

Селия так и не получила прощального письма, которое Че, уезжая, оставил для своих родителей в Гаване.

"Дорогие старики!

Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта, снова, облачившись в доспехи, я пускаюсь в путь.

Около десяти лет тому назад я написал Вам другое прощальное письмо.

Насколько помню, тогда я сожалел, что не являюсь более хорошим солдатом и хорошим врачом; второе уже меня не интересует, солдат же из меня получился не столь уж плохой.

В основном ничего не изменилось с тех пор, если не считать, что я стал значительно более сознательным, мой марксизм укоренился во мне и очистился. Считаю, что вооруженная борьба - единственный выход для народов, борющихся за свое освобождение, и я последователен в своих взглядах. Многие назовут меня искателем приключений, и это так. Но только я искатель приключений особого рода, из той породы, что рискуют своей шкурой, дабы доказать свою правоту.

Может быть, я пытаюсь сделать это в последний раз. Я не ищу такого конца, но он возможен, если логически исходить из расчета возможностей. И если так случится, примите мое последнее объятие.

Я любил Вас крепко, только не умел выразить свою любовь. Я слишком прямолинеен в своих действиях и думаю, что иногда меня не понимали. К тому же было нелегко меня понять, но на этот раз - верьте мне. Итак, решимость, которую я совершенствовал с увлечением артиста, заставит действовать хилые ноги и уставшие легкие. Я добьюсь своего. Вспоминайте иногда этого скромного кондотьера XX века.

Поцелуйте Селию, Роберто, Хуана Мартина и Патати-на, Беатрис, всех.

Крепко обнимает Вас ваш блудный и неисправимый сын Эрнесто".

Оно было доставлено отцу в октябре, когда отсутствие Че было обнародовано. А сын только после смерти матери получил от нее ответ на свое письмо о том, что он оставляет Кубу (оно упоминается в приведенном здесь письме). Финал долгой переписки был ознаменован затерянными письмами, письмами, попавшими не туда по вине почты, письмами, не сумевшими найти адресата.

Примерно в то же время Че получил и еще одно глубоко обескураживающее известие: 15 июня в Алжире состоялся военный переворот, в результате которого был свергнут президент этой страны, его друг Ахмед Бен Белла. В результате его свержения была задержана партия оружия, направлявшаяся в Оран и предназначенная для операций в Конго.

Неподалеку от базы Лулуабург находилось несколько деревень, где жили переселенцы из Руанды. Их самым большим богатством являлись коровы, которых мужчины обменивали на жен и даже на самую жизнь. "В ходе войны в этой области нам пришлось угощаться великолепной говядиной, которая даже чуть ли не излечивала ностальгию". Но зато положение вещей, при котором партизанские группы сторонников и последователей Лумумбы были раздроблены по племенным линиям, а их подход к военным действиям полностью противоречил партизанской тактике постоянного перемещения, приводило Че в отчаяние.

"Бойцы занимали то, что здесь называют барьерами. Эти барьеры находились в местах, которые были хорошо выбраны с тактической точки зрения, на высоких, достаточно труднодоступных холмах. Люди, жившие там, однако... полагались на бездеятельность врагов и зависели от снабжавших их крестьян. Последние должны были доставлять им пищу и терпеть множество злоупотреблений и дурное обращение. Народно-освободительная армия была паразитической армией: она не вела никакой работы, не занималась обучением, не сражалась, зато требовала поставки и работы с населения, и часто очень строго. Когда нужно было устраивать лагерь, конголезские бойцы заставили крестьян перетаскивать их провизию и военное снаряжение. Они показали себя совершенными бездельниками, когда нужно было переносить продовольствие из базового лагеря. Если этим людям давали что-нибудь нести, то они заявляли: "Мими апана мотокари" (я не грузовик) или "Мими алана кубан" (я не кубинец)".