Павел Евдокимов - Женщина и спасение мира

• Название: Женщина и спасение мира
• Автор: Павел Евдокимов
• Жанр: Религия

Книга жившего во Франции русского христианского писателя и богослова Павла Евдокимова "Женщина и спасение мира" хорошо известна на Западе, где она впервые была опубликована в 1958 году на французском языке. К теме женщины русское богословие, к сожалению, обращалось и в прошлом и в настоящем довольно редко. Автор пытается осмыслить предназначение, роль и место женщины в историческом онтологическом и эсхатологическом контексте. Он пишет уверенными мазками, умело пользуется святоотеческим наследием и трудами современных православных и католических богословов. Несомненная эрудиция и хорошее знание источников, могут создать впечатление, что в его книге раскрывается церковное учение. Конечно же это не так. В замечательной работе "К вопросу о "Filioque" (СПб. 1913г.) наш выдающийся церковной историк Василий Болотов (f5 апреля 1900 г.) дает четкие критерии различения теологумена и частного богословского мнения и проводит их отличие от догмата. "Содержание догмата — истинное, — говорит он, — содержание теологумена — только вероятное, это — богословские мнения святых отцов единой неразделенной Церкви. От теологумена я различаю достаточно резко богословские мнения. Это лишь частные мнения тех... кто не более как только богословы... Каждый русский богослов является в сущности представителем только своего личного мнения... и если я свои частные мнения выбираю... из круга богословских мнений, я отвечаю за них как за свои собственные догадки".

С подобным частным мнением и догадками мы как раз и имеем дело у Евдокимова. А если это так, то с его идеями можно не соглашаться и полемизировать. Такая творческая полемика, думается, и стала бы важным и полезным результатом публикации на русском языке его во многом спорной книги.

Протоиерей Владимир Башкиров, г. Минск

---

"Я благодарю Тебя за то, что Ты, Бог, царствующий над всеми, стал непреложно, неизменно единый дух со мною... Он пришел внезапно; соединился со мною неизреченно и без смешения со мною стал одно со мною"; "Он сделает все твое тело нетленным и, по благодати, сделает тебя Богом, подобным Первоначальному Началу"; "он имел всего Христа и был сам, как Христос"[279], — говорит преп. Симеон Новый Богослов; Ощутимо — неизреченное. Речь идет не о том, чтобы заслужить оправдание или даром получить прощение; человеческая святость есть вхождение в Святость Божью[280]. Безусловно, человек спасается только Благодатью и верой, но в православном контексте эти термины имеют звучание, отличное от того, которое им придают представители Реформации; "Если бы Бог смотрел на заслуги, тогда никто бы не вошел в Царство Божие" (преп. Марк Подвижник)[281]. Это исключает всякое юридическое понимание спасения. Бог "может все, кроме того, чтобы заставить человека Его любить"; и православная душа не столько устремлена к "спасению", сколько к тому, чтобы дать Богу ответ, который Он ожидает от человека, а именно — "да будет" Пресвятой Девы. В сердцевине великой драмы Агнца, закланного от создания мира (Откр.13.8; 1 Пет. 1.19-20), не взаимодействие Благодати и греха, а взаимодействие Благодати и Святости[282]. Если что-то нужно спасать в этом мире, то не человека - "грешника" в первую очередь, но Святость Божью, то есть Святость Бога в человеке, которая выводит этого последнего из круга только человеческого. Человек движется не к примирению, а к освобождению, к исцелению от раны, нанесенной подобию Божьему в нем.

Благо навязанное, осуществляемое насильно, вскоре превращается в зло. Просто спасение мира осуществимо для всемогущества Божьего; но что выходит за пределы Его всемогущества, так это утверждение мира в его собственном ответе. Бог может взять на Себя все беззакония — вплоть до смерти; но Он не может ответить вместо человека, сказав "да будет по слову Твоему". Однако между Святым и святыми, которые изрекают эти слова, существует сродство, сущностное общение, что и позволяет Слову прийти "к своим" (Ин.1.11). Словам Творца "да будет" соответствует "да будет" твари: "...се, раба Господня" (Лк.1.38). Вечное основание Воплощения в Боге, Воплощения, которое — в начале,в Его замысле, которое Он предопределил в Самом Себе (см. Еф.1.9-10) еще прежде Создания мира, но которое явилось в последние времена (см. 1 Петр. 1.19-20), — оно находит свое объективное условие, свое место, свое онтологическое основание в человеке; человек своим свободным согласием позволяет богочеловеческой полноте проявиться "в последние времена". Но до этих "последних времен" необходима была вся продолжительность истории, чтобы взрастить, довести до зрелости и очистить тварь, сделать ее способной зачать и вместить в своем чреве Невместимого. Прот. Сергий Булгаков видит в Архангеле Гаврииле в момент Благовещения живой вопрос, который Бог ставит свободе своего блудного сына: есть ли у него истинная, неутолимая жажда Спасителя, Отца, Святого Сущего? И в ответе Пресвятой Девы вспыхивает чистое пламя — того, кто отдает себя и потому готов принять. "Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим" (Лк. 1.35). Святое может происходить только от прозрачного источника Своей собственной святости. Отношения Адама и Евы, отворачивающихся от Бога, исключают Воплощение. Вот почему между падением человека и пришествием Святого лежит долгий исторический период, а в центре него — священная история избранного народа как зародыша, "выведенного" Духом Святым. Поэтому родословная Иисуса Христа приобретает глубокое историческое значение. Время чад гнева (Еф.2.3), когда "человек не может увидеть Меня и остаться в живых" (Исх.33.20), медленно уступает место другому положению, когда "совершенная любовь изгоняет страх" (1Ин.4.18). С одной стороны — освящающее действие Духа Святого в течение веков и череда праведников, а с другой — чистота сосуда, сообразного своему назначению: так в высшей точке подъема грех оказывается действительно ослаблен; он остается реальным, но становится недейственным. Синергия святости Израиля и Духа Святого достигает высшей точки в Пресвятой Деве — "цветке, который раскрывается на древе человечества". В ней синагога Ветхого Завета поет Ныне отпущаеши и превосходит саму себя в своем даре, названном "радостью всей твари" Эта мысль великолепно выражена в тропаре Рождественской ве” черни:

"Что тебе принесем, Христе, яко явился еси на земли, яко человек на® ради? Каяждо бо от Тебе бывших [изшедших от Тебя] тварей благодарение Тебе приносит: ангели пение, небеса звезду, волеви дары, пастыре чудо [восхищение], земля вертеп, пустыня ясли; мы же [люди приносим Тебе] Матерь Деву..." Человек приносит в храм свой дар — хлеб и вино и Бог царственным мановением своей Agape (Любви) преобразует их в Свою Плоть и Свою Кровь, пищу богов. Человечество приносит пречистый дар — Деву, и Бог делает Ее Своею Матерью, Матерью Живущего и тем самым — Матерью всех живущих. Святость на своей верши-” не становится благодатной (Лк. 1.28). Человеческое вместилище становится достойным Невместимого, Который берет от него телесное вещество. Мария не является женщиной среди женщин, но пришествие женщины, новой Евы, восстановленной в своей материнской девственности. Дух Святой нисходит на Нее и является не Ее "орудием", но объективным человеческим условием для Воплощения. Иисус мог принять человеческую плоть только потому, что человечество в Лице Девы Марии дает ее Ему. "Бог берет Марию Себе в Матерь и занимает у Нее Ее плоть, потому что она согласна Ему дать ее взаймы. Он воплощался добровольно и хотел, чтобы Его Мать Его родила также свободно и добровольно" (Николай Кавасила)[283]. Таким образом, Пресвятая Дева участвует в Воплощении; о Ней все говорят: "Ей, гряди. Господи Иисусе!" .(Откр.22.20). Эта Тайна насоразмерна с простым актом деторождения. Она основывается на "предвечном совете" Бога, который видел и, следовательно, предвидел "чрево", которое принимает, зачинает и рождает Слово. Мариология, неотделимая от агиологии, есть органическая часть христологии. Почитание Пресвятой Девы в святоотеческом богословии — это прямая противоположность всякому сентиментализму и мариолатрическому искажению[284], оно в них не нуждается, потому что выражает нечто несоизмеримо большее, имманентно выражая содержание Воплощения.

"...Отныне будут ублажать Меня все роды" (Лк.1.48). Ангельское приветствие "Радуйся, Благодатная Мария" (Лк.1.28) становится ежедневным богослужебным опытом Церкви, узаконенным вселенскими соборами. Есть таинственное совпадение в том богословском молчании, которое окружает в течение первых трех веков Дух Святой и Пресвятую Деву, но Их двойной кенозис завершается громким прославлением, тоже одновременным, в IV и V веках. Пресвятая Богородица является как предустановленный центр мира, как освященное место пришествия Божьего. Состояние Ее Святости дает Ей возможность родить не Младенца-Христа, но Богочеловека; это побуждает называть Ее не простоTheotokos — Богородица, но Theo-anthropotokos — рождающая Богочеловека.В качестве новой Евы Она, как и Адам содержит в Себе все человечество; плоть, которую Она взаимодает Своему Сыну, — это плоть матери всех живущих(Быт.3.20). "...Се, Матерь твоя!" — говорит Иисус Иоанну (Ин.19.27), и все человечество через апостола Иоанна Богослова снова обретает свою Мать. Своею Благодатью материнской помощи Она покрывает всю Вселенную, потому что Она ее носит в Себе и рождает ее для зона Духа Святого; "Есть только одна Пресвятая Дева Матерь, и мне нравится называть ее Церковью", — говорит Климент Александрийский[285].

Христос зачинается от Духа Святого и Марии Девы, говорит Символ веры. Таким образом всякий верующий возрождается от Духа Святого и от fiat — "да будет" Пресвятой Девы; в вере мы тоже рождаемся от Пресвятой Богородицы. Вот почему в диалоге с Ангелом в момент Благовещения Пресвятая Дева Мария возрастает до размеров Храма, который "пространнее небес". На одной иконе — так называемое "Устюжское Благовещение" — Младенец уже изображается в Пресвятой Деве. Это — рождение от Духа Святого в самый момент произнесения слов "Да будет мне по слову твоему" — рождение согласно повелению Божьему: "...Ибо Он повелел и сотворилось" (Пс.148.5).

Если Церковь в самом своем бытии является агиофанией—явлением Святости, то Пресвятая Дева олицетворяет эту Святость; Пречистая, она есть panagia — Всесвятая, и тем самым — Образ Церкви: Святость Божья в святости человеческой. Св. Кирилл Александрийский прославляет "Марию Приснодеву, ten agian ecclesian[286] — святилище".