Владимир Шморгун - Красный сокол

• Название: Красный сокол
• Автор: Владимир Шморгун
• Издательство: Голос-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 5-7117-0081-2

Эта книга впервые рассказывает об удивительной судьбе великого летчика Ивана Евграфовича Федорова, имя которого было рассекречено совсем недавно. Еще до войны он получил Гитлеровский Железный крест Рыцаря за испытание новых немецких самолетов. Ведь в те времена Россия и Германия дружили. Во время войны он неоднократно был награжден званием Героя Советского Союза, но всегда это звание у летчика-хулигана отбирало правительство СССР. За что и почему — вы узнаете из этой книги. Во время войны он сбил больше самолетов, чем Покрышкин и Кожедуб. Это он, Иван Федоров, впервые сбрасывал с самолета советскую атомную бомбу во время испытаний. Именно он первым в мире преодолел на самолете звуковой барьер. Сколько еще тайн хранит XX век! Какие судьбы! Какие великие люди живут среди нас!

---

— Я вижу: от вас толку мало. А выслушивать мораль вашего начальства мне неохота. Отойдите от мотора, — прикрикнул импозантный пилот, вскочив на крыло. Элегантно, как на спортивном снаряде, забросил ноги в кабину. Еще минута, и рев мотора заглушил слова, посланные ему подошедшими пассажирами приземлившегося штурмовика.

Не успел он набрать высоту, как впереди выросли комочки дыма от разрыва зенитных снарядов. Самолет кинулся в другую сторону, но и там ударили зенитки, преграждая путь. Поняв, что его как волка обложили красными флажками, принуждая к посадке на покинутый аэродром, истребитель по восходящей спирали буквально вкрутился в спасительное небо и растаял в голубизне небесного простора.

При подлете к городу его встретили два Яка. Зашли с хвоста. Пристроились попутно с двух сторон по курсу. Федоров покачал крыльями. Яки сдержанно ответили тем же. «Что за люди?» — подумал некоронованный король высшего пилотажа и увеличил скорость. Яки — тоже. ЛаГГ-3 вправо, а ему наперерез фосфоресцирующие пули. Влево — та же картина. Похоже, взяли «в шоры». Смирение — не лучший выход из безвыходного положения. Горка, переворот — и ЛаГГ уже у хвоста правого конвоира. Для порядка пальнул трассирующими влево, вправо, мол, не рыпайся — хуже будет: следуй в своем направлении.

Як попытался тем же способом через переворот зайти в хвост преследователю, но свалился в штопор. «Плохо дело. Придется отвечать еще и за разбитый самолет», — подумал Иван.

К счастью обоих, Як у самой земли выровнялся и на бреющем полете ушел в сторону. Второй Як, висевший выше, тоже отвалил. Победа. Можно внимательно осмотреться.

Впереди на возвышенном месте в центре большого села выделялась церковь. Рабы Божьи знали когда-то, где строить храмы Господни. Далеко видно. Вокруг по закоулкам под заборами несколько машин. Рядом с поселением открылся аэродром.

Не иначе как солидный штаб квартируется в таком воистину пригожем месте.

«Хватит мыкаться в дебрях прифронтовой полосы. Пора. Будь что будет», — рассудил военный летчик, нарушивший загон военного времени ради священного права защищать свою родину там, где повелели ему сердце и совесть патриота.

Глава 5 Плаха — или папаха?

Телеграфист догнал генерала Громова, когда тот уже вышел из штаба, чтобы сесть в свой знаменитый «Кадиллак» и выехать в расположение бригады штурмовиков, где предстояла разборка чрезвычайных происшествий в армии за последний месяц.

— Товарищ генерал-лейтенант! Срочная!

Михаил Михайлович развернул шифровку: «Ком. Калининским фронтом, копия — Ком. 3-й воздушной армии. Немедленно арестовать и предать суду военного трибунала летчика-испытателя Федорова И. Е. за угон сверхсекретного истребителя ЛаГГ-3 с новейшим вооружением. Самолет и арестанта сопроводить в Нижний Новгород. В случае попытки перелета линии фронта самолет уничтожить всеми имеющимися в Вашем распоряжении средствами ПВО. Директор завода 21, генерал-майор Гостинцев».

— Пусть этим делом займется особый отдел, — возвратил прочитанную «морзянку» генерал обратно телеграфисту. «Федоров, Федоров. Какой же это Федоров?» — пытался вспомнить генерал, направляясь к машине, но полученный приказ Верховного с короткой жесткой припиской командующего фронтом вытеснил из головы четкие образы знакомых, подернутые туманом довоенной поры.

Совещание в Мигалово подходило к концу.

— Со штурмовиками все ясно. А что творится в бригаде истребителей? Только, пожалуйста, покороче, — пошевелил пальцами на груди командующий.

С места поднялся командир корпуса Жильцов:

— Летчик Решетов, старший лейтенант, на счету — девяносто два боевых вылета, три сбитых самолета противника и два в группе. Расстрелял своего ведомого прямо в воздухе, когда тот в третий раз покинул его в бою.

— Отлично. Дальше и еще короче, — заерзал на стуле генерал. — А итог какой?

— Решетов сбил «мессера» и, весь изрешеченный, еле дотянул до аэродрома, а ведомый спустился на парашюте и целехоньким пришел в расположение полка. В итоге потеряли один самолет.

— А теперь вот теряем и боевого летчика, — грустно проронил Байдуков, заместитель командующего по технике пилотажа. — Какова моральная обстановка в полку? Почему личные счеты между пилотами выносите за пределы бригады? Кто жалуется?

— Нормальная обстановка, — пожал плечами комкор. — Первым смалодушничал ведомый. С него и сыр-бор загорелся.

— В полку обсуждали? — не унимался Байдуков.

— Ведомого пожалели, а ведущего командир полка представил на суд армии. Самолет-то загубили.

— Вот, вот. Труса простили, храбреца наказали, и это вы считаете нормальным? Почему Елдыкин предал гласности инцидент, который вполне можно было исчерпать на месте?

— Самосуд все-таки, — вяло защищался комкор.

— Самосуд — это когда судят сами. А ваш Елдыкин умыл руки, отдал пилота на суд другим. Это тоже считаете нормальным?

— Не зарывайся, Юра, — шепнул на ухо своему заместителю командующий и вслух добавил: — Достаточно. Следующий.

— Александр Чертов, лейтенант, истребитель. Застрелил свою подругу, сержанта Галю, прямо в землянке, заподозрив ее в измене.

— Он — что? В браке с ней? Застал с любовником в постели? — прервал докладчика начальник штаба.

— В том-то и дело: расписан. А стрелял сослепу, через дверную плащ-палатку.

— Значит, стрелял за дело. Каким же образом любовник увернулся от пули? — поинтересовался полковник из политотдела.

— В том-то и дело, что не за дело, товарищ начальник политотдела. Он стрелял на авось, через плащ-палатку, на голос, по наущению товарищей, когда в землянку зашел врач-гинеколог. Сам пошел в «Смерш» с повинной. Она оказалась беременной.

— Ну, с вами не соскучишься, — усмехнулся командарм. — Следующий.

— Аркадий Покровский, младший лейтенант, истребитель. Подговорил товарища, и вдвоем сбросили девушку с балкона второго этажа гарнизонного дома офицеров.

— Кошмар. За что? — На этот раз вопрос прозвучал из-под кафедры проповедника слова божьего, где облюбовал себе место командир дивизии тяжелых бомбардировщиков.

— За то, что она предпочла станцевать белое танго с пехотинцем, — монотонно проговорил докладчик, откладывая очередной лист в сторону.

— Н-да, честь — превыше всего. Если бы с такой ревностью они разделывались с противником в бою, вот тогда бы, — раздумчиво заметил подполковник Юмашев, — было бы здорово, а так…

— Если бы да кабы во рту росли грибы, Андрей Борисович, так нам бы делать было нечего, — подал голос начальник «СМЕРШа».

— Ясно. Следующий и попроще: мне тяжко слушать Ваши реляции, командир, — вздохнул командующий.

— Калугин Федор, Минченко Петр, Рыкуш Михаил бросили в котел вместо мяса повара за невкусный суп кандей-водолей, как они выразились.

— Сварили? Вкусно получилось? — осведомился начальник тыла.

— Не удалось. Только обварили, но суп испоганили.

— Поделом, значит, искупали? — вновь осведомился Громов.

— Никак нет, товарищ командарм. По пьянке.

— Ох, батенька, не могу. Полегче давай. Время не ждет, враг не спит, — намекнул командарм на непозволительную роскошь фронтового заседания.

Через приоткрытые двери и разбитые стекла донесся вой пикирующего самолета. Все замерли в ожидании взрыва. Но его не последовало. Начальник штаба обратился к руководителю совещания по поводу резолюции.

— Всю остальную шатию-братию отдать на усмотрение особого отдела. Перечисленных летчиков разжаловать до рядовых и сержантов, переодеть в солдатскую форму и рассовать по другим полкам. Нет возражений против такого решения? — обвел глазами присутствующих Михаил Михайлович, прислушиваясь к нарастающему шуму снаружи. — Совещание закрываю. Давайте все-таки посмотрим: что там происходит?

С этими словами председательствующий встал с места и поспешил на колокольню, где размещался наблюдательный пункт.

Перед ними раздвинулась завораживающая панорама Валдайской возвышенности с ветхими домишками под ногами и аэродромом за околицей обширной деревни, распростертой вдоль речушки. Самолет замедленной бочкой приблизился к церквушке, рядом с которой стояла колокольня. Вдруг он на крутом вираже облетел церковный посад, чуть ли не касаясь креста на звоннице, и на скорости взмыл вверх. Прокрутив все мыслимые и немыслимые фигуры конькобежца на льду, пилот змейкой ушел в сторону аэродрома.

— Кто это? — спросил начальник штаба у наблюдателя. — Посадить сукина сына за такие вольности.

— Не спеши, Ким Македонович. Я узнал его по почерку. Поехали на поле, там все выяснится, — оживился командующий.

Проделав каскад фигур высшего пилотажа и облетев церковь на радостях еще раз за то, что нашел приличный штаб, судя по машинам, Федоров запросил посадку. Диспетчерская служба дала добро. Лихо приземлившись, «сукин сын» аккуратно подрулил к командному пункту и выключил мотор. К нему направились со всех концов охрана, техники, комендант. Пилот не спеша открыл фонарь, прислушался к воцарившейся тишине, охватившей измученную душу гулом беснующих надежд и сомнений. Чтоб там ни было, а он уже дома. Дальше бежать нет смысла. Да и некуда: впереди фронт. Позади плаха. Будь что будет. Мир не без добрых людей. Поэтому жизнь прекрасна и удивительна.