Николай Двойник - Повесть об одиноком велосипедисте

• Название: Повесть об одиноком велосипедисте
• Автор: Николай Двойник
• Жанр: Современная проза

Одиночество в большом городе, одиночество человека в толпе… Одиночество велосипедиста на дороге, которое, быть может, сродни одиночеству мореплавателя или одиночеству мыслителя-странника. То, что пешеходы, водители и пассажиры автотранспорта в ежедневной сутолоке уже почти не замечают, – велосипедист видит по-своему, с необычного ракурса, пространство вокруг человека на велосипеде приобретает другие координаты и очертания, привычное обретает иной, более глубокий смысл. Да и в его отношениях с людьми, похоже, также происходят какие-то перемены. В повести Николая Двойника очень точно передается ощущение совершенно особого движения – велодвижения по жизни.

---

Возился долго и затем, сев рядом на пол, тронул педаль, цепь вздрогнула и повернула колесо. Комнату наполнил тихий механический звенящий шелест – это текла по кругу цепь и резали воздух спицы. Я крутил педаль, колесо на большой скорости восьмерило немного, вслушивался в звук и пытался вспомнить дальше…

Отрывок 15

Я поехал на другом автобусе, который шел немного в сторону. Через три остановки я вышел и, повернув за палатку, попал на тропинку, карабкающуюся вверх по склону железнодорожной насыпи. Внутренне удивился, как легко дался подъем, хотя тут можно было упасть и днем на трезвую голову. Длинная дуга путей пустовала, и непонятно кому светили семафоры. И то, что никого не было, а они светили – настораживало. Слева и справа внизу были гаражи, склады, автобазы, предприятия, выпускающие неизвестную продукцию, редкие фонари. Дорога самая неприятная, но самая короткая. То ли дело на велосипеде… Душераздирающе скрежетали камешки, и я старался ступать на шпалы, но шпалы лежали очень неудобно – или шаги должны были быть очень короткими, либо слишком длинными, я все время путался и сбивался и из-за создаваемого шума периодически оглядывался назад, чтобы вовремя заметить подкравшийся поезд.

Один раз чуть не упал, наткнувшись на металлический прут, торчавший между рельсами, от него к металлической коробке возле путей шел какой-то провод. Пробовал идти по рельсе, но это уже было не для меня. Потом слева и справа начались деревья и виднее стали звезды.

Так я дошел до еще одного моста, от которого уже было близко и где можно было спуститься с насыпи. Самое неприятное началось дома. Сперва стало жарко, меня пошатывало, во рту доминировал маслянистый сладковатый привкус. Я открыл балкон, долго умывался, полоскал рот, потом без сил упал на кровать, но не тут-то было… Я даже не смог осознать всю гамму ощущений, когда лег и выключил свет. Ничего более адского не пришлось испытать за всю жизнь. Мне кажется, на том свете так доканывают тех, кому нипочем котлы со смолой. В три секунды я вспотел и дрожащей рукой нащупал выключатель, чтобы вернуть свет обратно.

Дела были плохи. Лечь было нельзя, так как сразу подкатывало из желудка; закрыть глаза или потушить свет – тоже нельзя, поскольку начинался неимоверный вертолет.

Тяжело дыша, полуглядя в расплывающиеся книжные страницы и боясь закрыть глаза, проклиная коньяк и турков, с тазиком у кровати я провел остаток ночи. Часов в семь я очнулся, и вот теперь понадобился тазик…

Так мы отметили Димкин день рожденья. Очень душевно, перебрав всех знакомых и пересказав последние романы в интимных подробностях (я, правда, больше слушал). Ели пиццу, очень вкусную. Мне сейчас кажется, что она во всем виновата, но не факт. А потом, когда все показное слетело и мы вновь стали детьми, пиво закончилось и Димка вспомнил, что в машине есть подаренная коллегами бутылка коньяка и какие-то турецкие сладости. Мы спустились во двор, машина стояла в тени деревьев, коньяк был очень хороший, мы слушали музыку и говорили, что на самом деле всё – ерунда, и что я поступил правильно, и что он, Димка, тоже бы уволился и пожил в свое удовольствие, если бы не жена и не кредит за квартиру и если бы не боялся потом опять начинать с нуля. Почему с нуля? – возмутился я. И мы договорились, что не с нуля, но и совсем не с той позиции, на которой он сейчас. Тогда я спросил, чем бы он занялся, и он ответил, что научился бы играть на пианино или каком-нибудь синтезаторе. И если бы хорошо получалось, пошел подработать в ресторанчик, играл бы там по вечерам.

Воскресенье прошло в полубреду, и только к вечеру, осторожно неся на негнущейся шее чугунную голову, я добрался на кухню и смог без особого отвращения посмотреть на печенье и сухари.

Велосипед в коридоре укорял меня своим спортивным видом. Стоял молча, но я же видел, что укорял.

– Ничего-ничего, – сказал я ему, взявшись за изогнутый руль, – я тебе обещаю, мы еще…

Отрывок 16

Почему я не катался все эти годы? То есть катался, но редко, на даче, и чаще – на совсем старом мамином велосипеде. А здесь, в темном шкафу, стоял мой. И наверно, уже не надеялся, что его когда-нибудь вынут. Последний раз я ездил на нем года два назад.

Что меня теперь удивило, когда я снова стал ездить на велосипеде?

Во-первых, изменилась геометрия города. То, что казалось далеко, куда надо было добираться на двух автобусах и трамвае, оказалось рядом. А то, что было рядом, в четырех станциях метро, – становилось труднодоступным.

Во-вторых, чем дальше от центра города, тем быстрее удавалось передвигаться.

В-третьих, в центре города скорость падала до нуля и его можно было считать недоступным вовсе.

В-четвертых, четче проявился рельеф. Раньше я с ним не считался и мои транспортно-пешие маршруты от него не зависели.

В-пятых, велосипедисты на улицах (если не брать в расчет дворовую шпану) почти не встречались.

Отрывок 17

Дождило. Мы зашли в маленькое простенькое кафе.

Принесли пиццу. Внутри нехорошо шевельнулось. «Всё-всё-всё! – уговорил я себя. – Всё прошло. Уже неделя».

У вермута был густой привкус зубной пасты.

– Это же не «Мартини», – сказала Лена не совсем уверенно.

– Не «Мартини», – подтвердил я.

– Обманывают.

– Было ясно с самого начала.

Я посмотрел на него на свет – он желтел в стакане, а потом потемнел, когда сквозь него проехал троллейбус. Желтел, как вода в дачном колодце.

Маленькими кусочками она ела пиццу. Несколько минут мы молчали. Я смотрел в окно. Может быть, она вспоминала наши прошлогодние походы по кафе. Но только не думаю, что это так.

И все-таки удивительно, откуда такая зубная паста.

Когда-то я запоминал наши разговоры очень хорошо, почти слово в слово, а теперь я их не помнил, только некоторые фразы, и иногда путал, что мне говорила она, а что – кто-то другой. На самом деле это очень неудобно – не помнить, кто тебе что сказал.

– Чем ты теперь занимаешься?

– Ничем, – я пожал плечами, – отдыхаю.

– Три недели ничем не занимаешься?

Три недели, подумал я. Да, три недели. Удивительно быстро прошли. И я ничем не занимаюсь. Три недели.

За окном шли люди, некоторые спешили, и я почувствовал себя очень счастливым, что прошло три недели, первые три недели за много-много лет, когда мне не надо было никуда спешить. Я откинулся на спинку и потянулся.

– Ни-чем!

Лена посмотрела на меня и не смогла ничего возразить на мою блаженную улыбку.

– Ты думаешь, это так просто ничего не делать? Ничего подобного, это очень сложная задача! Я в первые дни буквально извелся – не мог сидеть без дела, отвык ничего не делать. Последний раз я отдыхал после первого курса, а потом пошло – работа, подработка, учеба, дела… брал только отпуска на неделю, на две… Может, поэтому стал кататься на велосипеде – так не чувствуется безделье.

Отрывок 18

В-шестых, с непривычки больше тридцати километров проехать было сложно. Однажды без карты я заехал в парк на берегу реки, где – вот так странно – я не был никогда раньше. К нему примыкали старые дачи, и это было тоже странно – город, дачи… Рядом большой жилой район, а тут – как старый пригород. «Пахнет как у нас в туалете», – говорит маленькая девочка, прижавшись носиком к вылезшему из-за дачного забора цветку жасмина. Затем я лежал на изгибе реки, в соснах, и думал, что эти годы офисной жизни не только отняли у меня время, но и отняли друзей, почти все потерялись, обзавелись заботами, делами, другими знакомыми. И мне даже не с кем покататься на велосипеде. Нет, мне не скучно. Просто рассуждения о жизни.

После парка я ехал домой по самой жаре. Устал ужасно. 37 км.

Отрывок 19

Еще на дисках я нашел электронную карту города. Ее прелесть заключалась в том, что на ней были изображены все строения, включая гаражи, бойлерные, безымянные будки газовых, водных и прочих служб, сараи, заборы, железнодорожные ветки (даже такие, которыми, по моим собственным наблюдениям, не пользовались лет двадцать). О большинстве зданий были известны номера и даже сведения о том, что в них расположено.

А кроме того, за что я карту особенно полюбил, – она позволяла проложить произвольный маршрут любой сложности из одного пункта в другой и подсчитать его протяженность. Компьютер мог самостоятельно проложить маршрут, нарисовав его желтым зигзагом, только эти зигзаги оказывались на самом деле не самыми короткими и не учитывали забитый центр и постоянные пробки на основных магистралях.

Так что в результате я прокладывал сам свой предполагаемый путь по улицам и переулкам, через дворы и парки, обходя нехорошие места. К тому же кое-что изменилось – тут построили дом, здесь поставили забор, там расширили развязку и проложили новую улицу…

Маршруты оказывались, когда я увеличивал масштаб, чтобы просмотреть все целиком, очень извилистыми, и я лишний раз убеждался, что дороги в городе проложены довольно бестолково. А когда я, руководствуясь полученной ломаной линией, выезжал в город, то протяженность этой линии на счетчике неизменно оказывалась примерно на десять процентов больше, чем насчитал компьютер.