Жан-Пьер Шаброль - Миллионы, миллионы японцев…

• Название: Миллионы, миллионы японцев…
• Автор: Жан-Пьер Шаброль
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1970

Предлагаемая книга, итог пребывания французского писателя Жан-Пьера Шаброля в Японии, поражает тонкостью наблюдений жизни японского народа, меткостью характеристик и обилием интереснейших сведений; написана она с большим юмором.

---

Священнослужитель во всем белом, взобравшись на гэта толщиной с ножку канапе, нараспев читает молитвы. Время от времени он дважды хлопает в ладоши по древнему обычаю, чтобы «привлечь внимание богов».

Обряды вызывают у меня много вопросов, но кого спросить? Присутствующие сидят лицом друг к другу вдоль стен, они сосредоточенны, но не слишком, я не обнаружил в них никаких признаков ханжества, даже престарелые — и те не корчат из себя святош.

Я строю догадки, что означают ритуальные жесты, но неожиданное воспоминание отвлекает меня от этого занятия, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не расхохотаться: я вспомнил коронный номер старого протестанта из моей деревни. Он рассказывал, как впервые в жизни пошел в церковь и, ничего не зная о римской католической обрядности, решил, что священник ищет у себя блох. Исходя из этого предположения, он объяснял — и к тому же на диалекте — весь ритуал мессы, жест за жестом, поисками, преследованием, поимкой и наказанием резвого паразита. Самые рьяные поклонники папы просили его повторить рассказ.

Основное в синтоистском брачном обряде заключается, по всей видимости, в том, чтобы пригубить сакэ, поданное в блюдечке, а не в чашечке, как обычно. Жених, невеста, родственники с обеих сторон всеми силами стараются успешно провести операцию. Может быть, они боятся, что, если сакэ согласно законам физики капнет с уголков губ, бракосочетание не состоится.

В общем, синтоизм проявляет больше благодушия, чем многие из известных мне религий; он заставляет супругов вставать, садиться, хлопать в ладоши и потирать их, но не требует, чтобы присутствующие делали по команде то же самое. Единственное, что мы должны были сделать один за другим, дабы получить благословение священника в белом на котурнах, — это пригубить сакэ; как ни относись к этому напитку, процедура не лишенная приятности.

Фотографирование, надо признаться, останется для меня незабываемой минутой (длившейся, впрочем, полчаса) всей церемонии.

Subito presto[23] милая компания отступила к токонома, сдвинув своими задами идолов и священные травы. Дети и инвалиды впереди, второй ряд сидит на скамейках, которые разбираются в два счета, третий стоит навытяжку, четвертый взгромоздился на хрупкие складные табуретки, а последний — на столы, которые передавали через головы первых четырех рядов.

И в тот момент, когда все наконец устроились, втиснувшись бочком в шатком равновесии (я просто не решался выдохнуть из боязни сдуть двух-трех миниатюрных японцев, как косточки от вишен), когда наконец никто уже не заслонял физиономию соседа, явились четыре или пять запоздавших, как назло, довольно рослых парня. Так оно всегда и бывает. Но сколько бы этот номер ни повторялся, он неизменно вызывает смех, и все-таки я просто не представлял себе, что это может быть так смешно, тем паче что никто не смеялся. Такого безобразия фотограф бы не потерпел.

* * *

Сейчас я сижу, поджав ноги, между мадемуазель Рощицей и ее подружкой. Они беседуют, наклоняясь перед моим носом, а когда я закуриваю трубку, — за моей спиной. В большом банкетном зале стоит соответствующей длины стол-такса в форме буквы «П». Перед каждым приглашенным лежат прелестные аккуратные коробочки, пакеты в тонком полотне, пакетики поменьше, перевязанные шелковой ленточкой. Над каждой кучкой подарков карточка с надписью по-японски. В нижнем пакетике — коробочка из целлофана, через который просвечивают диковинные рыбки… Еще одно пиршество, на котором я буду томиться от голода. Подали бы к столу хоть немного земляных орехов! Долгое ожидание. Но вот медленно поднимается тощий мужчина лет пятидесяти, сидящий справа от жениха, и начинает произносить речь, явно получая от этого удовольствие. Все ждут. А он говорит и говорит… В глубине моей души зреет решение впредь отказываться от приглашений. У меня заныли колени, а распрямляя ногу, я приподнимаю стол. Краснобай продолжает речь, переходит от иронического тона к торжественному, не допускающему возражений.

Судя по значку фирмы — знаменитой покрышке, он начальник жениха и, следовательно, выполняет служебный долг, По словам Дюбона, все японцы, начиная от подметальщика и кончая начальником, так гордятся службой в крупной фирме, что ношение значка пришлось вменить в обязанность.

Начальнику отдела предоставлено право приглашать важных клиентов, он подписывает счета (оплачиваемые фирмой в конце месяца), провожает клиентов до порога, отправляет их домой в служебной машине, но стоит ей отъехать, как он, даже оставшись один на неосвещенной безлюдной улице, откалывает значок с борта пиджака: он уже не на службе. Можно поручиться, что все пассажиры, которые едут в поезде, выставив напоказ свой значок, — командировочные.

Оратор не умолкает. Я указываю на него мадемуазель Ринго с выражением тупого вопроса на лице, ставшим для меня привычным, и смотрю на часы. Рощица рьяно набрасывается на разговорник, передает его через мою голову подружке, отнимает и передает снова. Девушки совещаются. Когда они испустили по-японски «эврика!», я взглянул на часы: на поиски ушло двадцать две минуты. Оратор говорит и говорит… Я читаю перевод иероглифа, подчеркнутого острым ногтем большого пальца: «Речь».

Бывают речи и речи…

Нас обслуживают гейши в кимоно, но без париков, без пудры, почти без всякой косметики. Каждая ухаживает за четырьмя-пятью гостями, переползая на коленях от одного к другому, чтобы наполнить чашечку или содрать шкурку с ракообразных. Две или три гейши постарше, в темных кимоно танцуют под звуки сямисена. Прислушиваться не обязательно: во время речи, как и во время танцев, жених, затем его отец, затем его Дед, затем важные гости становятся по очереди перед вами на колени с бутылочкой сакэ, наполняют чашечку, обращаются к вам с краткой речью и пьют…

(Не знаю, как представила меня мадемуазель Ринго, но то обстоятельство, что я все время пишу и рисую в записной книжке, никого не смущает.)

Ринго повела меня в сад фотографироваться с новобрачными и двумя близкими родственниками их возраста.

Когда мы вернулись на место, профессионалов сменили любители: интеллигент в очках с седыми волосами, подстриженными бобриком, декламировал с ложным пафосом стихи. Пожилые пары пытались танцевать, точь-в-точь как французские папы и мамы, сопровождающие дочь на танцы: стоило оркестру заиграть польку, как площадкой завладевало старшее поколение, танцевавшее с серьезным видом, чтобы показать молодежи класс.

19 часов

На аэродроме

Только что я в первый раз немножко разыграл японцев. Не знаю, какая муха меня укусила, но я тоже решил «выступить с номером» — возможно, не желая прослыть неблагодарным, — и отправился поклониться новобрачным и их родителям, но, чтобы избежать сухости, присущей нашим самым изысканным формулам вежливости, на ходу придумал маленькую церемонию, воспринятую всеми присутствующими как старинный французский обряд. В ней были элементы подражания коленопреклонениям детского хора, облачению в латы средневековых рыцарей, церемонии вручения орденов. Сопровождалась она детской считалкой, которую я бормотал нараспев:

Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел зайчик погулять,
Вдруг охотник выбегает,
Прямо в зайчика стреляет,
Пиф-паф, ой-ой-ой,
Умирает зайчик мой,
И везут его домой
По дороге столбовой.

Очень скоро все с удивлением стали следить за разыгрываемой мною комедией. Даже старые гейши прекратили танцевать. Присутствующие пришли в полный восторг оттого, что наконец приобщились к культурному наследию далекой Франции. Они были восхищены. Высокое представление о моей родине, посеянное тем самым в их душе, избавило меня от последних угрызений совести, которые я испытывал из-за того, что обогатил наши вековые традиции.

Гости проводили новобрачных до прихожей — гэнкан. Пока молодожены обувались, мужчины осыпали их солеными шуточками; тон, смешки, ложная стыдливость дам, машинальным жестом прикрывавших лицо длинными рукавами кимоно, — все доказывало, что в этих речах больше скабрезных острот, нежели благословений, пусть синтоистских.

Под их ливнем новобрачные уселись в сказочный «кадиллак» с шофером в ливрее. Это вместе с пиршеством, гейшами и священнослужителями обязательный атрибут богатой свадьбы.

Меня тут же подхватили с двух сторон и повлекли за собой мадемуазель Ринго и ее подружка Юкико-сан — мадемуазель Снег. Я рысцой бежал между ними по улочке с холмами отбросов, по опасному переходу через проспект, по эскалаторам надземного метро (или пригородного поезда — я так и не разобрался, в чем между ними разница), по коридорам, которые вели не туда, куда надо, по вагонам поездов, как обычно отправлявшихся в сторону, противоположную нужной…