Мария Барышева - Дарители

• Название: Дарители
• Автор: Мария Барышева
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Сны — странная штука, Вита. Они могут давать покой, а могут изматывать хуже, чем любая реальность…

Вита легко развернулась на одной пятке и подскочила к кровати. Она схватила его за плечи, и страшное лицо, из-под которого рвалось наружу что-то безжалостное и маниакально голодное, оказалось совсем рядом. Не в силах даже на миллиметр приподнять тяжелое и от напряжения казавшееся каменным тело, она со всей силы толкнула его в упругий матрас, потом ударила по туго обтянутой кожей и мышцами скуле, до слез ушибив ладонь.

— Проснись! — закричала она — от ужаса голос стал визгливым, кухонно-сварливым. — Проснись сейчас же!!! Проснись!

Глаза Схимника распахнулись — в них была первобытная, безумная темнота. С коротким низким звуком он взвился на кровати и схватил Виту за горло, вонзив в него жестко расставленные пальцы. Простое, небольшое усилие — и он раздавил бы его, сломав кости и разорвав гортань… но в следующее мгновение Схимник грубо отшвырнул ее на другой конец кровати, тяжело дыша.

— Дура! — зло рявкнул он. — Чем ты слушала?! Я же чуть не убил тебя… я же тебе говорил… ну какого хрена ты полезла?!..

Вита, кашляя и держась одной рукой за шею, упрямо дернула головой и поползла обратно, перебирая ладонью по смятому покрывалу — так жук, свалившийся с оконного стекла, встряхивается, переворачивается и снова принимается штурмовать гладкую вертикаль. Руки Схимника подхватили ее, запрокинули голову, бережно ощупали шею. Потом он толкнул Виту в сторону.

— Уйду сейчас! Я и так задержался, — он привстал, но Вита вдруг с неожиданной силой вцепилась ему в руку, и Схимник невольно сел обратно.

— Ну что еще?

Не отвечая, она перебралась к нему на колени, чуть приоткрыв рот и глядя упорно, не отпуская взгляда. Он хотел столкнуть ее, положил ладони ей на бедра, да там и оставил. Глаза Виты, утратив синеву, мерцали жестко-зеленым, как у голодной кошки.

— Если ты хочешь уйти — уходи. Но только утром…

— Не тебе это решать. Давай слезай, — его ладони скользнули по ее бедрам назад. — Я не хочу прощаться с тобой очередной оплеухой.

Она приподнялась и прижалась к нему так, что немедленно вскочить и уйти после этого можно было бы только будучи деревом или каменной статуей. Разум пускал предсмертные пузыри, утопая в желании, погружаясь на самое дно, а дно было очень и очень далеко от поверхности. Пальцы Виты скользили по его лицу, волосам, затылку, губы улыбались рядом с его щекой, касаясь ее.

— Колючий, — шепнула она. — Я не боюсь. Хочу проснуться рядом с тобой.

— С ума сошла, — хрипло сказал Схимник, а его пальцы тянули вверх подол ее халата. — У тебя просто стокгольмский синдром. Пройдет…

— До утра, — пробормотала Вита, неохотно оторвавшись от его губ, но он потянулся следом, разбивая ее фразы на отдельные рваные возгласы. — Надоело!.. Утром… разойдемся… тихо…мирно… Зачем нам… себя изводить?!.. Это, в конце концов… вредно для… здоровья!.. Мы…м-мы… взрослые люди… и если…

— Отпусти меня!.. — произнес Схимник с безадресной злостью, оторвал от себя ее руки и приподнял, чтобы оттолкнуть, потом повалил Виту поперек кровати, и она нетерпеливо и с каким-то отчаянием вздохнула, притягивая его к себе, и дальше во всем присутствовал этот легкий привкус отчаяния — того, с каким человек, боящийся высоты, в конце концов обреченно машет рукой с возгласом «А гори оно все синим пламенем!» и прыгает с вышки вниз — туда, где чудовищно далеко поблескивает вода, и в полете приходят уже совсем другие ощущения, а вода может покорно-принимающе расступиться под телом, не причинив ему вреда, а может оказаться твердой, как камень, но это все будет потом, потом…а пока летишь… и до воды доберешься только утром, а ночь — лишь то пространство, сквозь которое летишь до утра, вначале космически огромное, но к утру кажущееся меньше песчинки… Ничего не имеет значения, и прошлое, неосторожно приблизившись, чтобы напомнить о себе и вернуть в реальность, тут же вспыхивает, и кто-то безликий, большой шутник по натуре, подхватывает пепел, чтобы утром снова слепить из него прошлое, реанимировать его и подбросить двум сумасшедшим, осмелившимся прыгнуть вниз… Но утро еще очень далеко внизу, и соломой сгорают слова, грязь, кровь, мертвецы и чьи-то страшные глаза, и агония чьей-то души, и злость, и алчность, и принципы, и сотни других бесполезных сейчас призраков…

Потом они смеялись, говорили друг другу какие-то глупости, и Вита целовала его спину, которую сама же разодрала в кровь, а Схимник, щурясь, наигранно-сердито бормотал, что ему досталась в возлюбленные дикая кошка. Их одежда, с которой они расправились, словно с кровными врагами, была разбросана по всей комнате, и когда пришлось встать, чтобы поправить разворошенную, съехавшую на пол постель, с простыни посыпались пуговицы от халата.

— Можно глупый вопрос?

Схимник прикрыл веки в знак согласия, легко поглаживая ногу Виты, закинутую на его бедро. Они лежали, крепко обнявшись, и смотрели друг на друга.

— Много у тебя было женщин с тех пор, как… ну, как ты понял?..

— И правда глупый, — он усмехнулся. — Не больше, чем это было необходимо. Нарываешься на контрвопрос?

— Нет. Да ты и не спросишь.

— Верно, не спрошу, — Схимник поцеловал ее в нос. — Девчонка ты еще совсем. И выглядеть можешь, как взрослая, и рассуждать, а в глубине — все равно девчонка. Не сомневаюсь, что когда ты поднимаешься или спускаешься по лестнице, ты прыгаешь через ступеньки, как в детстве.

— Ну и что? Это доказывает мое постоянство, как личности, — Вита улыбнулась, потом посерьезнела. — Я вот все хотела узнать — тебе ведь давно известно о «Черном бриллианте», о том, что там люди умирают — почему ты не…

— До сих пор не прихлопнул этих двух проб… его владелиц? — глаза Схимника чуть потемнели. — Как-то не до этого все время было, да и…я не вижу в этом особого смысла. В конце концов, люди, которые приходят туда работать, знают, на что идут, знают степень своего риска и делают все совершенно добровольно. И за все это они очень неплохо получают. Может, ты видела Красную Ведьму — рыжую гладиаторшу. Между прочим, она преподает биологию в средних классах. А чем занимаешься ты, филолог?.. Брось, ты же все прекрасно понимаешь. Знаешь, давай не будем…

— Не будем, — Вита вздохнула и прижалась лицом к его груди. — Сколько времени?

Он повернул голову и взглянул в окно, за которым безжалостно истончалась ночь.

— Почти утро. Ты устала — поспи…

— Да-а, — протянула Вита, потом хрипловато, но весело пропела, закинув руки за голову: — Ах, не одна трава помята — помята девичья краса!..

Мрачноватая забота слетела с лица Схимника, и он захохотал, откинувшись на подушку.

— Ты вполне можешь все переиграть. Вспомни о гордости, о чести, о чем там еще вспоминают женщины утром?

— О деньгах, — сказала Вита и пихнула его в бок. — Если бы я решила пожалеть, конечно, я свалила бы все на тебя — гнусного соблазнителя, но я не жалею. И все равно… это так странно, какой-то сюрреализм — ты и я в постели…

— Почему? Вот если б мы были не в постели, а, скажем, на дереве — вот тогда бы был сюрреализм. Не бери в голову — осталось всего несколько часов — вот потом…

— Я соврала тебе насчет письма.

— Какого письма? — он приподнялся на локте, глядя на нее.

— Того, в Зеленодольске. Которое я не дала тебе прочитать. Я сказала, что никому не пожелала бы такой смерти… но если бы оно было в руках у Яна, Баскакова, Шестакова, любого из тех шестерок, которые за нами гонялись — мне бы и в голову не пришло останавливать их.

Глаза Схимника сузились, потом он негромко произнес:

— Зря ты это сказала.

— Знаю, — она потянула его за шею. — Иди сюда…ты слишком далеко…

Они снова занялись любовью, но на этот раз с сонной нежностью, бережно и устало, а потом Вита, уже засыпая, пробормотала:

— Пообещай, что не уйдешь, не попрощавшись.

— Не могу, — сказал Схимник отпуская ее и отодвигаясь. На ее лицо набежала тень, потом она понимающе кивнула:

— Хорошо… тогда, давай попрощаемся сейчас, — ее голос дрогнул. — Как тебя зовут?

— Андрей, — имя далось ему с трудом — он давным-давно никому его не называл. Он произнес его прежде, чем сообразил, что все-таки лучше было ей не знать… но уже было поздно. Если назовет другое — Вита поймет, что оно фальшивое.

— Андрей… — Вита покатала имя на языке, как дегустатор — порцию хорошего вина, потом улыбнулась — в улыбке была тишина, и что-то скорбное, и странно счастливое. — Прощай, Андрей.

— Прощай.

Они отвернулись друг от друга и заснули, глядя в противоположные стороны — один — на колыхающиеся в умирающем полумраке занавески, другая — на потертый прямоугольник ковра.

* * *

Когда поздно утром Схимник проснулся, голова Виты лежала у него на груди, и он обнимал ее, и она улыбалась во сне, а за окном хлестал долгожданный ливень, наполняя комнату мокрой озоновой свежестью. У балконного порога натекла лужа, и с отяжелевших, обвисших занавесей капала вода.