Роберт Колотухин - Наш дом стоит у моря

• Название: Наш дом стоит у моря
• Автор: Роберт Колотухин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: О войне
• Год: 1967

Война вошла в Одессу. Город переживает трудное, страшное время, и ребята — его маленькие граждане, — как только могут, помогают родному городу. В повести рассказано о ребятах только одного одесского двора, о нескольких мальчишках. А в большом городе их наберется целая армия…

Герои повести изгоняют из сквера немецкий оркестр, при помощи которого фашисты пытались поднять боевой дух своих вояк, мстят за погибших жителей двора, разоблачают предателя. Когда наши войска освобождают город, ребята тоже не остаются в стороне. Они ходят со взрослыми в море за водорослями, из которых добывается йод, помогают готовить фейерверк ко Дню Победы. До этого дня почти еще год. Еще придут во двор «похоронные», будет поднята со дна Черного моря подводная лодка с героями-моряками, но ребята твердо верят, что этот день наступит. Дом стоит у моря. И никогда фашистам не хозяйничать в этом доме! Собственно, это не дом, а город. А еще точнее — Родина.

Многое из того, о чем рассказано в повести, пришлось пережить ее автору. Он был мальчиком, когда фашисты оккупировали Одессу. После войны осуществил свою мечту — работал на судах торгового флота и повидал многие страны. «Наш дом стоит у моря» — первая повесть молодого писателя.

_{Рисунки В. Диодорова}

---

Прихрамывая, я выбрался из толпы и присел возле афишной тумбы.

Кровь под ногтем запеклась, почернела. Хорошо еще, что каблук был без подковы, а то бы вовсе хана моему пальцу.

Толпа передо мной колыхалась, гудела. Я приподнялся. Что же делать? Эх, если бы Ленька был со мной! Или хотя бы Мамалыга…

Вдруг я увидел милиционера. Он прыгал возле теснившейся у ларька очереди и размахивал руками:

— Нэ напирай! Станавысь один за один! Нэ напирай!..

Это был щупленький старикашка армянин. Длинный нос у него опускался ниже верхней губы. На милиционере была новенькая фуражка в белом чехле, белая чистая гимнастерка, перетянутая новенькой скрипучей портупеей. И хотя он покрикивал на очередь грозным голосом, вид у него был совсем немилиционерский. Казалось, что голос этот он просто одолжил у кого-то более внушительного на время работы. На боку у милиционера висела сплющенная кобура-лепешка. Хотя бы ваты подложил, что ли.

— Эй, Мурадян! — кричали женщины из очереди. — Да наведи же ты наконец порядок! На работу опаздываем!

— Станавысь один за один! — шумел Мурадян.

— Дяденька, — тронул я милиционера за кобуру.

— А?.. Што?.. — испуганно обернулся он и тоже ухватился за кобуру, как будто у него там что-то и в самом деле было. — Што, малшик? Што?

— Дяденька, — сказал я, — там, на толкучке, Жиздра. Он Дору выдал и деда Назара. И вообще его надо в милицию…

— Какой Дора? Какой Жиздр?

— Я говорю, Жиздра там, дяденька. — Я потянул Мурадяна за рукав. — Предатель он, Жиздра. Скорее…

— Придатыл? — Мурадян поправил кобуру. — Ну-ка, пошли, малшик… Пошли…

Перед колыхавшейся толпой мы остановились.

— Здесь, дяденька, — произнес я упавшим голосом. Да разве в этой чехарде отыщешь теперь Жиздру?

— А конкретно, малшик? Конкретно можешь? Где Жиздр? Примет запомнил?

— Приметы есть: пиджак коричневый, вельветовый. Разрез сзади. И фуражка серая, в крупную клетку. Сапоги…

— Ладно. Стой здесь, малшик. Здесь стой. — Мурадян поставил меня возле афишной тумбы и, придерживая рукой свою кобуру, смело нырнул в толкучку, как в воду.

Я ждал. Возле меня маячила толстая тетка в розовом сарафане. Растопырив пальцы, с которых свисали на резинках золотистые бархатные птички, она то и дело встряхивала руками, и птички дрожали. Казалось, будто они порхают в воздухе. И тетка все время пела нудным церковным басом:

А вот жар-птица!
Под абажур годится!
Летает, трясется,
Два раза в день несется!

С другой стороны бодрый старикан, похожий на гриб, в широкополой шляпе, как у бандитов в трофейных американских фильмах, продавал самодельные игрушки. Деревянные раскрашенные матрешки стояли перед ним на раскладном столике. Старик щелкал ногтем игрушку — она при этом не падала, а только покачивалась — и визгливо кричал:

Ванька-встанька!
Он же Мишка-Монька!
Не бьется, не ломается!
В прописке не нуждается!

И грозил нехорошим голосом:

Кто не купит за гривенник Ваньку,
Тот купит за тыщу няньку!..

Почти час я терпеливо слушал эти песенки, но Мурадян как сквозь землю провалился. У меня кружилась голова, сосало под ложечкой, а милиционер все не появлялся.

И я побежал домой. Был полдень, толкучка в самом разгаре, и я надеялся, что Жиздра так быстро не уйдет отсюда.

— Только бы Ленька был дома. Только бы Ленька… — бормотал я, как молитву, всю дорогу.

Мне повезло! Ленька сидел на кухне и чистил картошку.

— Жиздра на толкучке? — Ленька вскочил и притянул меня к себе. — Забожись, что не обознался!

Я обиделся и сказал, что божиться не собираюсь, а пойду лучше к Соловью, и мы вместе с ним побежим за Колей Непряхиным.

— Ша, Саша. — Ленька воткнул нож в картофелину и пошел в комнату.

Мы достали из-за шкафа Жиздрин «ультимат». Ленька развернул его и пробежал глазами:

— Так, Прокофий… Хай Гитлер, говоришь? Ладно, будет тебе сегодня хайль… Если, конечно, мой Санька не обознался.

— Да я его среди миллионов…

— Ладно, верю, верю. — Ленька свернул «ультимат». — Ты вот что: заскочи к Соловью — он, кажется, дома — и дуй вместе с ним к Привозу. И наблюдайте за толкучкой в четыре глаза. Головой мне отвечаешь, если уйдет. Понял? А я — к Непряхину. Одна нога здесь, другая там. Коля уже знает об этом субчике, я ему рассказывал как-то.

Ленька выскочил из дому. Я полез в шкаф за старыми ботинками. Хватит с меня и одного черного пальца.

Соловья дома не оказалось, и мне пришлось одному бежать к Привозу.

Вокруг афишной тумбы вертелся взъерошенный Мурадян. По его виду я догадался, что Жиздру он не нашел. Фуражка у Мурадяна съехала набок, портупея обвисла, а кобура болталась уже не на боку, а где-то сзади. Мурадян сердито ворчал, разыскивая кого-то глазами.

Я понял, кого он ищет. Обошел его сторонкой и начал вести наблюдение.

Жара расслабила людей. Толкучка теперь уже колыхалась намного спокойнее. Как мертвая зыбь. И вот из этого людского моря нам предстояло выудить Жиздру. «Ничего, — успокоил я сам себя, — сейчас Ленька приведет Колю…» Вдруг я услышал звуки балалайки и обернулся.

Неподалеку, окруженный редкой толпой зрителей, плясал известный всему городу сумасшедший Миша. Вообще-то он не плясал, а просто подпрыгивал поочередно то на правой, то на левой ноге и пел надтреснутым бабьим голоском:

Миша режет кабана,
Миша задается!
А собака без хвоста
Бегает смеется!..

Я подошел поближе.

Перед Мишей на земле лежала немецкая фуражка с длинным козырьком, а в ней кусочки хлеба, сахара, бублик и несколько папиросин. Денег в фуражке не было. Как говорил мой Ленька, Миша не понимал на деньги. Вот женщина в черной косынке порылась в кошельке и по незнанию опустила пятерку в Мишину фуражку.

Миша сразу же прекратил танец, стал серьезным. Он нагнулся, выбросил деньги и, погрозив женщине пальцем, снова ударил по струнам:

Миша режет кабана,
Миша задается!..

Мишо было лет сорок. Ходил он всегда чистенький, в старой, но аккуратно заштопанной одежде. Говорили, будто Миша помешался на почве голода. Два года Миша был в плену, и немцы проводили над ним какие-то опыты. Еще говорили, что на Слободке у Миши будто бы есть семья, а это «Миша режет кабана» на него находит временами, правда, довольно часто. И тогда Миша достает свою балалайку, увитую разноцветными лентами, и ходит по улицам.

— Божий человек, — крестились старухи, глядя на Мишу.

Женщины вытирали глаза кончиками платков. Вдруг кто-то больно схватил меня за плечи:

— Зачэм обманул старика? — Предо мной стоял разъяренный Мурадян. В голосе у него был гром, а в глазах молнии. — Где Жиздр?! — Мурадян тряхнул меня так, что челюсти мои клацнули, точно затвор у винтовки. — Ну?!

— Да не обманул я вас, Мурадяденька…

— Што? Дразнишь старика? — Он тряхнул меня еще сильнее.

— Не дразню, честное слово, дяденька Мурадян!

— Одну минутку, товарищ Мурадян, не задушите мальчика!

Возле нас остановилась старенькая полуторка. Из кузова выпрыгнул Коля Непряхин, за ним Ленька и еще двое матросов с автоматами.

— Спокойно, товарищ Мурадян, спокойно, — подошел к нам Коля. — Отпустите, пожалуйста, мальчика.

Мурадян разжал свои железные пальцы и стал жаловаться Коле:

— Малшик обманул! Говорит, Жиздр придатыл, а сам убежал…

— Ну-ка, Паша. — Коля взял у одного из матросов свернутый трубочкой «ультимат» и протянул его Мурадяну: — Вот читайте, товарищ Мурадян. Прелюбопытный документик. Думаю, мальчик вас не обманул.

Мурадян достал из кобуры очки и, подслеповато щурясь, уставился в «ультимат». А Коля тем временем объяснял всем задачу:

— Значит, так, ребята. Прочесывать барахолку будем в таком порядке: я с Леней и Андреем. — Коля кивнул одному из матросов. — А ты, Паша, — кивнул он другому, — возьмешь с собой Шурика… Ну как, прочли, товарищ Мурадян? — Коля взял у Мурадяна «ультимат» и вновь свернул его трубочкой. — Так вот, автор сего произведения, по последним данным, сейчас находится там, — указал Коля рулоном на толкучку. — А посему не будем терять времени. Приметы запомнили, ребята?..

Мы врезались в толкучку и сразу же разделились на две группы. Мурадян увязался вслед за Колей. А я двигался за широкой спиной матроса Паши.

— Посторонитесь, граждане, — уважительно раздвигал руками толпу Паша и часто брал меня на руки. — Что скажешь, Сашок, вон за тот коричневый пиджак?

— Так он же не вельветовый!..

— Ах, не вельветовый! Ладно, сейчас найдем вельветовый и вытряхнем из него гражданина Жиздру. — Паша опускал меня на землю. — Держись, Сашок, за мной в кильватере. Посторонитесь, граждане…