Николай Орлов - Альманах Felis №002: Лики Войны

• Название: Альманах Felis №002: Лики Войны
• Автор: Николай Орлов
• Издательство: Творческое объединение "Хранитель Идей". Издательство "Э.РА". Издательство "Bridge"
• Жанр: Поэзия
• Год: 2013
• ISBN: 978-965-7467-39-8

Felis — международный литературный независимый альманах, совместно выпускаемый издательством "Э.РА" и творческим объединением "Хранитель Идей".

Второй номер альманаха “Фелис” представили: Николай Орлов (Россия); Александр Шапиро (США); О.Т. Себятина (Россия); Любовь Знаковская (Израиль); Алексей Жемчужников, Татьяна Стрекалова, Ребекка Лильеберг, Татьяна Берцева и Геннадий Лагутин (Россия); Абрам Клугерман и Рене Маори (Израиль); Алена Грач (Россия).

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! Этот номер не предназначен для ветеранов – они все это уже пережили. Этот номер адресован их детям и внукам. Пусть они знают и всегда помнят, какими бывают лики Войны!

---

– Москву к тому времени, вроде, отстояли, а только голодно было. Ну, и посоветовали ей… одна, там, опытная была, хаживала уже… вещи какие, одежду, обувь можно было на муку сменять. А у Наденьки младшеньких трое было, и я ещё тут… выходить меня хотела. Короче, раздобыла она саночки, нагрузила, чего было из добра – и двинулась в поход, вместе с той женщиной. Поначалу они друг друга держались, а потом так вышло, что эта, спутница-то, задержалась, а Надя дальше пошла. И тётка-то эта назад не вернулась, где-то у родных застряла. После войны уж это всё выяснилось. Тогда много чего всплывало. И с тётки той – перьев горсть. Она тоже толком не знала ничего. А Надя пропала.

– Без вести? – Зайка слушала, подперев ладонями голову.

– До сорок седьмого – без вести. А в сорок седьмом весть пришла. Вещички кой-какие принесли опознать. Потом милиционер уведомил официально, – бабушка сухо поджала губы и опять стала похожа на средневековую фреску. Зайка напряжённо ждала, оторвав голову от ладоней. Но торопить бабушку не смела. Бабушка точно оттягивала, избегала произносить самое отвратительное. Но – подумала, посмотрела пристально на внучку, подобралась вся, выпрямилась – и всё же решилась. Не стала утаивать. Сказала.

Зайка вздрогнула и даже переспросила от неожиданности: «Что?!». Потому как – в первый момент подумала – ослышалась.

– А вот то, – уже резко произнесла бабушка. Линия рта её сделалась твёрдой. И она отчётливо повторила: «Съели Наденьку».

Зайка вытаращила глаза:

– Волки, что ли?

– Да нет, – с едкой горечью уронила бабушка, – не волки. Люди. Промысел там такой обнаружился. Приезжих, случайных зазывали с дороги. Кто как в войну суть свою проявляет. Кто по пять суток без сна работает. Кто на амбразуру бросается. А кто ближнего, как скотину… Это ж нужно! Наденьку! Как же рука поднялась?!

Губы у бабушки болезненно заморщились. Дрогнувшие веки торопливо опустись и всё ж не успели удержать несколько предательских капель. У Зайки тоже жалобно изогнулся рот. Она хлюпнула носом и робко прошептала:

– Бабуль, не надо… это же давно было.

Бабушка молча встала и побрела к раковине. Зашумела вода, запостукивала посуда, заскрипела под старательной губкой в щедром мыльном растворе. Чем хороша ещё кухня – в ней всегда дело найдётся. Даже когда вроде всё уже и сделано.

Зайка осторожно и бережно закрыла чёрный альбом. Видеть нежное Наденькино лицо ей было страшно. Она обхватила альбомную громадину обеими руками и потащила в комнату. Водворив альбом в шкаф, она ещё прошлась по мягкому ковру и задержалась у окна. Тут складки тёмно-зелёной портьеры свешивались, как еловый лапник – тяжёлые, с густой бахромой. Зайка приподняла пушистый плюш. За окном мелькали птицы. Ветер гонял взлетевший полиэтиленовый пакет и раскачивал сохнувшее бельё на соседнем балконе. Ветер резвился, как малое дитя. И ничего нельзя было с этим поделать. Не удержишь ветер. Не остановишь жизнь. И время – идёт себе, нас не спрашивая.

Верно – всё это давно было. Всё это давно прошло. Мало ль на свете несчастий? Вон – почитай газеты…

Зайка вытянула шею и глянула на асфальт. Далеко внизу, во глубине двора, в узком проезде возле подъезда всё топтался скорбный Панкратов, всем видом выражая мрачную решимость.

Ясно, будет стоять до победного. Ей вдруг вспомнился неестественно-выспренный голос: «В глубокой теснине Дарьяла…». Зайка прыснула в ладошку.

«Хм, – неожиданно для самой себя подумала минуту спустя, – а, может, и правда, прошвырнуться до булочной или в аптеку, раз он такой стойкий?».

Потом, три года спустя, взвод, в котором по призыву окажется Панкратов, будет целенаправленно введён в Дарьяльское ущелье и, в числе прочих, положен на алтарь Отечества. Отечество глянет краем глаза – и брезгливо поморщится…

Ребекка Лильеберг

Об авторе

Лильеберг Ребекка Эриковна, пишет стихи с 1989 года.

Публикации: «Вытоптанные лилии», издательство «Раритет», Москва, 2000 г.; «Мелодии прошлогодних открыток», издательство «Скифия», Санкт-Петербург, 2013 г.

Основные темы: лирика любовная и гражданская, национальная история и культура.

Преподаватель ВУЗа, проживает в Москве.

Бесконечная, мутная даль

...Бесконечная, мутная даль
Почернела от дыма и горя,
И людское бескрайнее море
Ледяной прожигает февраль –

Лишь мерцает холодная сталь;
Воет вьюга, и души хоронит,
И как будто сам ветер нас гонит,
И пурга настилает вуаль.

И пылает небесная твердь –
За спиной слышен гром канонады,
И молотят по спинам приклады
Отправляя на верную смерть –

Эту дань собирает война,
Пожирая страну за страною –
Но вот в том, что запахло войною,
Говорят – только наша вина,

Говорят – «сколько их не гони, –
Расплодился народец пархатый!»
Что случись – мы всегда виноваты,
Мы во всем виноваты одни…

...Старики ж говорили всегда:
Где еврей – тут же будет дорога…
Вот и там, от родного порога
Так же гнали нас в ночь, в никуда…

Все я помню – и крики, и лай,
И винтовка мне в спину, винтовка
–«Шевелись!.. Ах, – упала жидовка!
Ну, жидовская морда – вставай!»

И крутилась поземка, как лань,
Те, кто шли, спотыкались о павших,
И мороз, той зимой лютовавший,
Собирал свою страшную дань.

Эх, – тепла бы!... Хоть каплю огня!
Взор мутился, и веки слипались,
И тогда уже все спотыкались
И валились навалом, плашмя.

…Дети, кутаясь, жались ко мне,
Угасало кострище, алея,
И они, все мертвей, все белея
Застывали в том тягостном сне, –

Сколько мне будет сниться та ночь, –
Эти дети, что мерзли навалом?..
Я смотрела, и все понимала,
Что ничем не могу им помочь…

А наутро был страшный восход –
Почерневшие руки и губы!
И нас гнали закапывать трупы,
А потом снова гнали вперед –

Версты, версты во мгле, в забытьи –
Дальний путь в край чужой и немилый.
А вокруг все – могилы, могилы,
Где уснули родные мои!

Пусть их сон охраняют года,
Пусть все то, что и близко, и свято,
Не находит в сем мире возврата,
Но во мне будет живо всегда!

Нет забвенья на этой земле –
Память учит нас больно и строго.
И бежит пред глазами дорога,
И теряется где-то во мгле,

Оставляя лишь их имена –
Бесконечные, жуткие списки…
И записки повсюду, записки,
И молчит предо мною Стена –

Мы молчим… и бегут предо мной
Версты, версты без сна, без прогляда –
Так нас всех выводили из ада
Как потом оказалось – в другой!

Всех, дошедших до «главной земли»,
Оглядел контрразведчик уставший,
Отобрал тех – особо роптавших,
И куда-то их всех увели…

А потом – и еще!.. Мы – в набат!
И зевал особист на работе:
«Да не бойтесь!.. Чего вы орете?
Их – всего лишь в окопы, в штрафбат!»

Как – в штафбат?.. И смотрели с тоской
Мы им вслед, и махали руками!..
Так забрили «жидов» штрафниками
Из-за крови да веры другой.

Эта память, как эхо войны,
Что в моем не кончается сердце
–Приоткрывшая прошлого дверцу,
Я стою у священной Стены…

***

...Белый аист расправит крыла
И парит над бескрайним простором…
Все я помню – о многих, которых
Друг за другом война забрала –

Тех, что живы в молящих очах
Так, как живы на сердце зарубки –
Тех, – сошедших во глубь душегубки,
Тех, – безвинных, сожженных в печах,

Тех, оставшихся там, на войне
Подарив нам, живущим, надежду,
Тех, чьи звезды Давида с одежды
Стали судьями вечными мне,

Нет забвенья на этой земле! –
И бледнея от горя и боли
Я к иным вопрошаю: «Доколе?
Да доколе же будет сие?!»

Все я помню!...А в дальнем краю
Тот же ад подзабылся, наверно,
И опять та же мерзость и скверна
Там главу поднимает свою –

Это зло не имеет лица, –
Дух его над землей все витает
И чумою коричневой тает,
Отравляя мозги и сердца…

Но я помню той мрази назло! –
У беспамятства слава дурная…
Но я помню, и тем – обвиняю,
Ибо память – мое ремесло!

Помню, как оборвались пути
На той жуткой, лихой переправе!
И они, не дошедшие в яви,
Вечно в снах моих будут идти!

Как же мне пережить эти сны? –
Как Исход тот, и скорбен, и долог
–Бесконечный и вечный некролог
Тем, другим, не пришедшим с войны –

Как же мне пережить этот ад? –
Снова ночь, снова в спину приклады,
И гремит, и ревет канонада,
И кладет за снарядом снаряд –

Крик, и грохот, и комья земли
Мертвых тел засыпавшие груды –
Я уже не смогу, не забуду
Тех, других, что тогда не дошли –

Тех, других, обращенных во прах –
Лес которым стал вечной оградой –
Тех, что там без вины, без пощады
И без счета зарыли во рвах, –

Им бы жить, да душою гореть,
Да война им судила иначе!..
...И грузили на старую клячу
Тех, что пали на стылую твердь,

И, – вперед!.. лишь полозья визжат,
Утопая в тумане и дыме,
И они, пред глазами моими,
Так же в снах моих вечно лежат, –

Луч прожектора рвет темноту,
И мы снова встречаемся взглядом,
И шагаю с подводой я рядом,
И не знаю – дойду, не дойду?

Новый день начинает светлеть –
Чьей-то жизнью он будет оплачен?..
…А я к ним наклоняюсь и плачу,
И никак не могу отогреть…

Татьяна Берцева