Александр Воронцов-Дашков - Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале

• Название: Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале
• Автор: Александр Воронцов-Дашков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03295-8

Жизнь Екатерины Романовны Дашковой (1743–1810) богата событиями даже по меркам бурного XVIII столетия. Родившись в семье одного из самых влиятельных сановников империи, графа Воронцова, она получила блестящее образование и внесла немалый вклад в дело просвещения России. Екатерина II, бывшая в молодости подругой Дашковой, поручила ей руководить сразу двумя высшими научными учреждениями — Императорской Академией наук и Российской академией. Непростой характер «Екатерины Малой» заставил ее пережить опалу, ссылку, клевету врагов и непонимание родных. В одинокой старости, пытаясь оправдаться перед потомками, донести до них свои идеи, она создала «Записки» — замечательный памятник русской словесности. К 200-летию со дня кончины Екатерины Дашковой приурочен выход в серии «ЖЗЛ» ее фундаментальной биографии, написанной прямым потомком — американским историком Александром Воронцовым-Дашковым.

---

Дашкова, однако, попала к Павлу в немилость и редко посещала его двор. Лафермьер же не был в фаворе при дворе Екатерины и, выйдя в отставку в 1793 году, уехал вместе с Александром Воронцовым в Андреевское. Ему очень понравился усадебный театр Николая Шереметева, поэтому он попытался создать нечто подобное в Андреевском, где регулярно ставил произведения зарубежных и русских драматургов, таких как Сумароков, Крылов, Княжнин и Веревкин. Обычно он ставил один спектакль в неделю, но когда приезжала Дашкова, организовывал дополнительные вечерние представления, чтобы удовлетворить ее большую любовь к опере и театру. В 1794 году репертуар труппы состоял из оперы «Севильский цирюльник» Д. Паизиелло, комедий «Бедность и благородство души» А. Коцебу, «Бригадира» и «Недоросля» Д. Фонвизина, одноактных пьес «Влюбленный слепец» и «Выдуманный клад» И. Соколова. Кроме того, репертуар включал «Вот каково иметь корзину и белье» Екатерины II, трагедию «Дмитрий Самозванец» А. Сумарокова и многое другое. Дашкова видела многие из этих спектаклей в театре брата и организовала собственный театр в Троицком на основании работ Лафермьера в Андреевском.

Драматический и музыкальный театр играл важную роль в жизни Дашковой еще и потому, что она была вовлечена в культурную жизнь Петербурга. Среди других произведений Дашкова видела музыкальную «драму с голосами» в четырех действиях «Розана и Любим» своего протеже Николая Николева, а также «Несчастье от кареты» и «Скупого» Я. Б. Княжнина на музыку В. Пашкевича. Дашкова выпестовала талант писателя Николая Николева, который жил у нее с пятилетнего возраста. Он посвятил ей свою первую комедию «Попытка не шутка, или Удачный опыт» (1774), а позже опубликовал в «Новых ежемесячных сочинениях» «Лирическое послание Е. Р. Дашковой» — изложение его классицистских идей, основанных на прочтении Буало. Исполненная с большим успехом в Москве в феврале 1785 года пьеса «Сорена и Замир» была оценена как слишком политически смелая для того времени, поскольку делала акцент на правах личности. Московские власти возражали против некоторых строк, критиковавших абсолютную монархию, но Екатерина отказалась запретить пьесу[603]. На следующий год она была напечатана в дашковском «Русском феатре», где княгиня опубликовала также другие пьесы Николева. В 1792 году он стал членом Российской академии.

Дашкова часто посещала концерты и спектакли в Эрмитажном театре, где в течение многих лет появлялись ведущие европейские исполнители, а также присутствовала на особых вечерних концертах во внутренних покоях императрицы. Музыкальному вкусу Екатерины соответствовали легкие комические оперы ее итальянских капельмейстеров Доменико Чимарозы и Джузеппе Сарти. Одной из трех сохранившихся рукописей с музыкальной нотацией в альбоме Дашковой является опера Сарти «Идалида», датированная 1785 годом[604]. Также популярны при дворе были Василий Пашкевич и Михаил Соколовский. Джованни Паизиелло, служивший при екатерининском дворе в 1776–1784 годах, развлекал придворных сочинениями типа «Le philosophe ridicule»[605]. Он дирижировал оркестром, а скрипачи Джованни Баттиста Виотти и Жак Пьер Жозеф Род солировали или аккомпанировали оперной диве Катарине Габриели. Когда Чимароза отказался удовлетворить непомерные требования Габриели выплачивать ей 12 тысяч рублей в год плюс компенсацию расходов, объяснив, что такая сумма превышала оплату фельдмаршалов в России, она резко возразила, что фельдмаршалы встречаются часто, но Габриели — только одна.

Поскольку присутствие Дашковой при дворе и ее близость к императрице многим придворным не нравились, она оставалась мишенью для шуток и насмешек, подвергаясь бесконечным унижениям. Каждый из опрометчивых поступков, к которым она была так склонна, становился предметом всеобщего внимания. Один такой случай поставил Дашкову в очень неприятное и неловкое положение и осложнил ее отношения с семейством Нарышкиных. Он явился кульминацией долгого спора о клочке земли, но в финансовых делах, касавшихся академий и ее лично, Дашкова была неколебима и беспощадна к тем, кто хотел поживиться за ее счет. Схватка за землю была еще одним примером в длинной череде претензий к Александру Нарышкину, ее соседу и врагу при дворе. В отличие от брата Льва Александр Нарышкин не был в фаворе у Екатерины, она считала его неприятным человеком. В 1787 году враждебность Дашковой вылилась в грандиозную конфронтацию, когда свиньи Нарышкина забрели на ее территорию и вытоптали шесть любимых растений в горшках ценой шесть рублей. Дашкова уже была не в духе, поскольку только что была вынуждена заплатить карточные долги сына. Как всегда предпочитая сразу принимать меры, она велела нарышкинских свиней немедленно зарезать. После короткого слушания местный суд принял решение не в пользу Дашковой, оштрафовал ее на 80 рублей и потребовал, чтобы она в будущем воздержалась от подобных акций[606]. Нераскаявшаяся Дашкова поклялась, что в будущем непременно прирежет свиней Нарышкина, если они опять посмеют приблизиться к ее растениям.

Узнав об этом глупом инциденте, Екатерина и ее окружение сделали все, чтобы раздуть его. На официальных приемах императрица сажала Дашкову рядом с ее врагом, даже несмотря на опасения, что их ссора может перейти все границы. За столом враги сидели на краешках стульев спиной друг к другу, что давало придворным остроумцам повод сравнивать их с российским двуглавым орлом. Храповицкий писал, что в то время императрица плохо отзывалась о Дашковой, устав от ее бесконечных рассказов о европейских путешествиях. Екатерина любила Анну, жену Александра Нарышкина, и явно демонстрировала, что предпочитает ее Дашковой. Храповицкий записал в дневнике 19 мая 1788 года, что при переезде двора в Царское Село Екатерина приказала «очистить комнаты Анны Никитишны Нарышкиной… чтобы не было комнат для Княгини Дашковой: „С одной хочу проводить время, а с другой нет… они [Дашкова и Нарышкины] же и в ссоре за клок земли“»[607]. Екатерина предпочитала держать Дашкову на расстоянии, но ссора так понравилась ей, что она высмеяла ее в неопубликованной и никогда не исполнявшейся пьесе «За мухой с обухом». Она сатирически описала пререкания между Нарышкиным и Дашковой, выведя их под именами глупого Дурындина и надоедливой Постреловой, постоянно похвалявшейся своими заграничными поездками[608].

Происшествие с нарышкинскими свиньями было одной из историй, которые укрепляли репутацию Дашковой как человека вздорного, дающего пищу для нелепых сплетен и анекдотов. Согласно французскому учителю П. А. Строганова, при дворе говорили, что, когда в Троицкое приехали гости, Дашкова приказала их слуг и лошадей отправить на работы в поле. Она выдала гостям по рабочему фартуку и не посадила за стол до тех пор, пока они не принесли по несколько кирпичей к строящейся церкви. «И все-таки гости не переводились у нее; и везде принимали ее с почетом»[609]. Однако Дашкова не могла закрывать глаза на шутки и колкости в свой адрес, не могла она игнорировать и маневрирование и интриги при дворе таких врагов, как Орловы, Домашнев и Завадовский, которого она называла Monsieur Sans Tête[610]. Униженная и оскорбленная враждебностью и насмешками тех, с кем вместе работала, она хотела уйти со своих постов в академиях и покинуть Россию насовсем. Она помнила рассказы о том, как Анна Иоанновна оскорбила ее мать и заставляла унижаться других придворных. Теперь настал ее черед. Хотя Дашкова и понимала, что слишком чувствительна и что не следует принимать все так близко к сердцу, но было чересчур утомительно и противно ее природе постоянно скрывать истинные чувства. «Почему они не оставят меня в покое? — писала Дашкова в письме. — Я прошу малого, только позволить мне работать без унижения, а если это невозможно, я уйду и покину мою родную страну. Я бы не осталась в этой стране даже на четырнадцать месяцев после ухода из Академии. Вот почему все, что сейчас происходит, так меня огорчает и терзает мою душу… Я не могу сидеть спокойно и сносить новые оскорбления и обвинения — я ничем не заслужила их»[611].

В 1788 году началась война со Швецией. Дашкова рассказала о «странной истории» (179/169), которая случилась во время войны и улучшила ее настроение, хотя и ненадолго. Ее старый знакомый герцог Сюдерманландский, который командовал шведским флотом, послал белый флаг в Кронштадт и приложил к нему пакет и письмо к Сэмюелу Грейгу, шотландскому морскому офицеру и адмиралу русского флота. Находясь на борту флагманского корабля «Густав Третий», герцог написал: «Пакет, адресованный на ваше имя из Филадельфии, попал в мои руки; считаю удовольствием немедленно отправить его к вам»[612]. Как оказалось, шведы захватили судно, на котором нашли пакет, адресованный Дашковой, чье имя герцог сразу вспомнил. Получив пакет, адмирал Грейг немедленно послал его в Петербург, в Государственный совет, возглавлявшийся Екатериной, которая, в свою очередь, переслала его, видимо не вскрыв, в Кирианово Дашковой. Получив письмо, Дашкова была сильно взволнована. Отправленное 15 мая 1789 года, оно прибыло в Петербург только 18/29 августа 1791 года, «подписанное лично знаменитым доктором Франклином» в знак признания и как «свидетельство высокой оценки литературных трудов княгини со стороны самых далеких обществ»[613]: «Франклин относился ко мне с таким уважением и дружеским расположением, что рекомендовал меня в члены почтенного и уже знаменитого Философского общества в Филадельфии; я была принята туда единогласно и получила соответствующий диплом; с тех пор общество не пропускало случая послать мне издаваемые им труды. Этот пакет и содержал некоторые из них, а также письмо секретаря общества. Письмо Франклина польстило мне больше, чем послание герцога… Я написала Франклину и секретарю общества и искренне поблагодарила их за присланные книги» (179/169).