Александр Воронцов-Дашков - Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале

• Название: Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале
• Автор: Александр Воронцов-Дашков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03295-8

Жизнь Екатерины Романовны Дашковой (1743–1810) богата событиями даже по меркам бурного XVIII столетия. Родившись в семье одного из самых влиятельных сановников империи, графа Воронцова, она получила блестящее образование и внесла немалый вклад в дело просвещения России. Екатерина II, бывшая в молодости подругой Дашковой, поручила ей руководить сразу двумя высшими научными учреждениями — Императорской Академией наук и Российской академией. Непростой характер «Екатерины Малой» заставил ее пережить опалу, ссылку, клевету врагов и непонимание родных. В одинокой старости, пытаясь оправдаться перед потомками, донести до них свои идеи, она создала «Записки» — замечательный памятник русской словесности. К 200-летию со дня кончины Екатерины Дашковой приурочен выход в серии «ЖЗЛ» ее фундаментальной биографии, написанной прямым потомком — американским историком Александром Воронцовым-Дашковым.

---

Ее убеждения были также пантеистическими, и под влиянием деизма и скептицизма того времени она видела проявление божества в жизни и природе:

Что есть всему Творец, сомненья не имею;
Мне сердце говорит о Нем;
Но иначе любить я Бога не умею,
Как только в ближнем лишь своем[565].

Дашкова не считала, что ее принципы противоречат рациональным, просвещенным идеям, и отвергала любые представления о судьбе или предопределении. Скорее, она выделяла выбор, персональную ответственность и самоопределение как путь к самосозиданию, ведущий к потенциальному освобождению божественного во всех нас. Марта Вильмот цитировала Дашкову: «Я не предполагаю, чтоб провидение вмешивалось в каждый акт нашей жизни; сотворив и одарив нас полным сознанием добра и зла, оно дало нам безграничную свободу избрать тот или другой путь: иначе, что же такое было бы справедливость?»[566] Ее идеи были выведены из «Мыслей» Блеза Паскаля и его «пари», заключавшегося в том, что всегда лучше верить в Бога, поскольку ценность веры в Бога всегда выше, чем ценность неверия. «Моего красноречия недостанет на то, чтоб доказать вам истину, — утверждала Дашкова, — но во мне есть внутреннее сознание. Моя вера тверда, ваши умствования не одолеют ее; но если бы было и иначе, что я выиграю от ваших софизмов?»[567] Значит, Дашкова спорила не о существовании Бога, а, скорее, о вере в Бога, поскольку пыталась соединить нравственное воспитание и образование детей с духовными ценностями и основать их на христианских принципах.

Третий выпуск «Собеседника», в котором Дашкова опубликовала свою статью «О истинном благополучии», содержал также «Вопросы» Фонвизина. Для Дашковой Фонвизин был союзником и источником вдохновения; его сатирические сочинения были близки ее сердцу и по содержанию, и по форме. Дашкова высказывала идеи, близкие к идеям Фонвизина, выраженным не только в его пьесах, но также в «Рассуждении о непременных государственных законах», и оба автора цитировали Конфуция, представляли идеального монарха и разъясняли центральные политические идеи оппозиции Екатерине[568]. Императрица гневно ответила на «Вопросы» Фонвизина. Она была главным автором «Собеседника», начиная со второго номера, и из 2800 страниц журнала по крайней мере 1456, то есть больше половины, были предоставлены ею[569]. Ее участие было значительным и включало письма, «Записки касательно российской истории» и «Были и небылицы». Екатерина терпела сатирические сочинения в журнале Дашковой, но «Вопросы» Фонвизина, помещенные анонимно в третьем номере, рассердили ее. В журнале возникла серьезная дискуссия между Фонвизиным и императрицей, поскольку «Вопросы» драматурга били не в бровь, а в глаз. Он направил их на само самодержавие, и его попытка поднять проблему нравственной и интеллектуальной ограниченности некоторых из тех, кто во власти, вызвала гнев Екатерины. В результате скандала вокруг «Вопросов» Фонвизина разошлись пути Екатерины и ее литературных соратников и отношения между Екатериной и Дашковой стали еще более натянутыми.

Дашкова, без сомнения, была вовлечена в это дело и неофициально поддерживала Фонвизина в его полемике с Екатериной[570]. Хотя Фонвизин выступил анонимно, Дашкова, конечно, знала имя автора. Согласно С. Глинке, она вместе с Иваном Шуваловым безуспешно пыталась отговорить Фонвизина от публикации каких-либо дополнительных «Вопросов» и заставить его закрыть дело[571]. Она была лично хорошо знакома с драматургом, разделяла его политические взгляды, и они оба были близки к Панину. Вернувшись из-за границы, Дашкова написала дружеское письмо Фонвизину с просьбой помочь ей найти дом в Петербурге и подшучивала над собой, изображая фрейлину Екатерины, живущую в ветхой гостинице[572]. Дашкову и Фонвизина объединял главным образом дух оппозиционности ко двору Екатерины. Кажется вероятным, что после некоторого обсуждения они пришли к согласию о его направленности. Одной из целей стал их общий враг Вяземский. В четвертом номере «Собеседника» Фонвизин напечатал «Челобитную российской Минерве от российских писателей», в которой высмеяны «знаменитые невежды», «ненавидящие всех упражняющихся в словесных науках». Намек был безошибочно направлен на генерал-прокурора Сената, который в это время преследовал Державина и, в конце концов, заставил поэта подать в отставку. В «Записках» Дашкова рассказывает о дурном расположении Вяземского к ней и его склонности обижаться на все, что печатается в ее журнале. Вяземский разозлился из-за некоторых появившихся в «Собеседнике» сатирических произведений, считая, что Фонвизин и Дашкова высмеивают его и его жену. Он отыгрался особенно на Осипе Козодавлеве, помощнике Дашковой и соиздателе журнала, на одном из ведущих авторов Державине и на самой Дашковой.

Какое-то время Екатерина думала, что «Вопросы» написал Иван Шувалов, чтобы отомстить за пародийного нерешительного персонажа, выведенного во втором выпуске «Собеседника». Но больше всего Екатерину вывел из себя вопрос номер четырнадцать — о шутах, занимающих высокие должности при ее дворе. Целью в этом случае был обер-шталмейстер Лев Нарышкин, которого Дашкова считала «глупым шутом» (47/65). Фонвизин написал: «Отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют, и весьма большие?»[573] Вопрос вызвал сердитый ответ Екатерины, обвинившей автора в «свободноязычии». В письме, написанном осенью 1783 года, Екатерина рассмотрела «Вопросы» Фонвизина и нашла их опасными, поскольку они могли спровоцировать кого-нибудь на высказывание «подобных же или еще больших вольностей»[574]. По свидетельству очевидца, прочитав вопросы, она пообещала: «Мы отмстим ему»[575].

«Вопросы» Фонвизина, дашковская критика и сатиры на придворное общество, такие как «Послание к слову „так“», разгневали многих из наиболее могущественных советников Екатерины. Лев Нарышкин был одним из главных врагов Дашковой при дворе, и ее ссора с ним была одной из причин закрытия «Собеседника». Так как она была прямо связана с самым провокационным вопросом Фонвизина, Дашкова понимала, что он мог вновь разжечь прошлое соперничество с императрицей и вызвать дополнительные проблемы. Действительно, было еще много болезненных моментов, например, она не постеснялась внимательно прочесть гранки присланных Екатериной сочинений и вернуть их со своими редакторскими комментариями. Таким образом, она рассердила Екатерину своей критикой и тем, что императрица посчитала самовольными изменениями в ее публикациях в «Собеседнике»[576]. По мере ухудшения отношений с Екатериной гордая и амбициозная Дашкова становилась объектом насмешек и сплетен по поводу ее поведения при дворе и частной жизни. Возможно, побуждаемый самой Екатериной, Нарышкин организовал и поставил короткие пьески для придворных, высмеивающие работу Дашковой. К великому удовольствию всех присутствующих, в том числе и Екатерины, он спародировал инаугурационную речь Дашковой на церемонии открытия Российской академии. Нарышкин во многих случаях служил рупором Екатерины и с ее молчаливого одобрения опубликовал свою пародию в «Собеседнике» на протокол заседания Российской академии под председательством Дашковой, назвав академию «обществом незнающих», или ignoranti bambinelli [577]. Дашкову же он назвал академиком в чепце.

На следующем заседании академии, 11 ноября 1783 года, Дашкова публично призвала всех «противустоять насмешкам и невежеству», направленным на них. Последовал обмен гневными письмами в «Собеседнике» между Дашковой и Львом Нарышкиным, или Каноником, как он себя называл. Екатерина продолжала поддерживать и одобрять далеко не безвредные атаки Нарышкина, а когда Дашкова пожаловалась, то ответила: «Что касается протокола Каноника, я ничего тут не могу сделать без его ведома. Так как у него не было и мысли оскорбить кого бы то ни было, то, я думаю, видя оборот, который приняла его шутка, он вряд ли почувствует искушение продолжать ее и подчиниться условиям, которые Вы изволили наложить на него. Мне очень жаль, что Вы нездоровы»[578].

Дашкова чувствовала, что на нее направлено жало глумлений и насмешек, но отказывалась играть при дворе роль шута. Она отдалилась от двора, а издание «Собеседника» временно прекратилось.

Ссора между сторонниками императрицы и оппозицией стала серьезной. Екатерина перестала посылать свои труды в журнал и потребовала вернуть ей все посланные ранее рукописи. Державин писал, что из-за этих раздоров «затворились княгине райские двери; т. е. императрица поблагодарила ее за труд, пожаловала в награждение 25 тысяч рублей и не велела к себе впускать в назначенный после обеда час для упражнения в литературе»[579]. Тесное сотрудничество Дашковой с императрицей закончилось, и Екатерина прекратила их послеполуденные дискуссии, позволив княгине являться с докладом только по воскресеньям. В качестве компенсации она подарила ей деньги, о которых упомянул Державин, для постройки дачи, чтобы ей было чем заняться во второй половине дня вместо прежних бесед. Мечта Дашковой о свободном и открытом обмене идеями между всеми придворными фракциями и среди оппозиции умерла. В течение некоторого времени роль княгини в «Собеседнике» состояла в поддержании мира и определенного уровня вежливости и приличия в горячих дискуссиях, особенно когда они касались писаний императрицы. В «Искреннем сожалении об участи господ издателей „Собеседника“» она защищала свой журнал и просила всех участников и авторов, особенно Екатерину — автора «Былей и небылиц», продолжать публиковать описания исторических событий, а также статьи на другие темы для просвещения народа[580]. Екатерина, однако, настаивала на выражении своего неудовольствия и наконец объявила читателям о намерении прекратить сотрудничество с журналом. Письмо Дашковой «К господину сочинителю „Былей и небылиц“ от одного из издателей „Собеседника“» удостоило Екатерину высочайшей похвалы и описало слезы читателей после прекращения публикации ее произведений[581]. Дашкова умоляла «не покидать Петербург» автора, «коего отъезд из града Петрова будет чувствителен всем читателям „Собеседника“», поскольку лишит их утонченных, веселых, глубоких и высоконравственных сочинений. Неумеренные комплименты Дашковой вызвали недовольство Екатерины, которая, видимо, заподозрила неискренность и в «Краткодлинном ответе» велела Дашковой снизить тон риторики[582].