Саул Боровой - Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»

• Название: Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»
• Автор: Саул Боровой
• Издательство: Гешарим
• Жанр: История
• Год: 1997
• ISBN: 5-88711-015-5

Основной корпус книги содержит наиболее яркие свидетельства современников и очевидцев «хмельничины» — страшного разгрома большей части еврейских общин Восточной Европы в 1648–1649 гг. Хроники Натана Ганновера «Пучина бездонная», Мейера из Щебржешина «Тяготы времен» и Саббатая Гакогена «Послание» были уже через два — три года после описываемых событий опубликованы и впоследствии многократно переиздавались, став не только важнейшим историческим источником, но и страстным призывом к тшуве — покаянию и нравственному возрождению народа. Подобное восприятие и осознание трагедии эпохи стали основой духовного восстановления нации.

«Хроники», впервые издаваемые на русском языке в полном объеме, были подготовлены к печати еще в середине 1930-х гг. выдающимся историком С.Я. Боровым, но не пропущены советской цензурой в достопамятном 1937 году. И только сейчас, по случайно сохранившейся верстке, эта книга выпускается издательством «Гешарим».

---

Три всадника нагнали толпу беглецов, сообщив ложные известия, будто их преследует враг: «Сейчас же наступило невероятное смятение среди евреев. Все они побросали со своих телег серебро, золото, платья, книги, подушки, перины — для того, чтобы быстрее бежать, спасая свои жизни… Некоторые бросали все — и лошадь, и телегу со всем, что было на ней, даже жен и детей — и бежали в страхе в леса, а многие мужчины и женщины, когда наступило это смятение, побросали своих детей и спасались по лесам и оврагам»[101].

Но их никто не преследовал. Разве что страх, дурные известия и память о страшной судьбе собратьев, поглощенных пламенем ненависти. Они продолжали двигаться, каждое утро благодаря Господа за еще одну ночь, проведенную в нееврейском постоялом дворе. Когда беженцы достигли собственно Польши — к западу от Вислы, — они стали жертвами голода и болезней и потеряли остатки своего имущества. Когда пришла весть о польском наступлении, они вернулись вслед за войсками, но не пошли далее Заслава. Ни один еврей или польский пан не отважился двинуться дальше на восток.

Это свидетельство беженца, в панике покинувшего свой город, свой дом и имущество, является уникальным. Судьба же тех, кому не удалось покинуть осажденный город (Люблин в 1655 году), описана в книге, опубликованной в 1669 году в Амстердаме раввином Шмуэлем Кайдановером (МаГарШак): «Все мое имущество было взято у меня, деньги, золото и домашние мои. Две моих дочери были убиты для святости Имени… И все мои святые писания отняли проклятые православные… И бросили меня на улице избитого, и мазали меня кровью убитых… Голоден и алчущий, наг и бос я, ибо сорвали с меня одежду и сейчас, в одной лишь рубахе, гол я. И много раз выводил враг меня на смерть и протягивал я шею свою, как скот на бойне»[102].

Зять Меира из Щебржешина, Цви, вместе со своим братом, Давидом, пытались похоронить тела убитых во время резни. Когда они это делали, их захватил отряд мятежников. У Давида не было денег, чтобы откупиться от пленивших его, и он был зверски убит. Цви же смог откупиться и дожил до вечера, когда его «владелец» стал играть в карты с приятелем. На кону стояла жизнь еврея. Если бы он проиграл, он убил бы его собственными руками. К счастью, он выиграл, и Цви смог сам рассказать о своих приключениях.

Авторы хроник и молитв писали о несчастьях еврейских общин в восточном пограничье Речи Посполитой. В западных провинциях, в еврейских общинах, которые вскоре тоже пострадают от шведов и поляков, книги записей зафиксировали подробности событий и имена убитых[103]. В восточных общинах таких записей не сохранилось.

Только молитва «Эль мале рахамим» («Боже милосердный») и заметки аббата местного монастыря свидетельствуют об избиении евреев, изгнанных из Могилева московской армией, которая должна была бы их защитить (1655 г.)[104]. Лишь судебные записи[105] содержат данные о борьбе и судьбе евреев, изгнанных из Витебска.

Так как прямых свидетельств не было, видимость фактографии часто создавалась повторением мотивов, известных по событиям в других местах. Рассказ Меира из Щебржешина о еврее, убитом в то время, когда, накрывшись талесом, он предавался глубокой молитве в синагоге, может быть непосредственным свидетельством. Но тот же образ встречается и в «Цаар бат рабим» — в описании резни в Полонном[106], и даже в повествовании самого Меира, когда он рассказывает о смерти раввина в Лубнах (далеко в Заднепровье), встретившего свой смертный час, завернувшись в свитки Торы. Рассказ о девушке, покончившей самоубийством, чтобы избежать брака с казаком[107], проник сперва в еврейский фольклор, а затем даже в художественную литературу. И хотя не было свидетелей смерти рабби Йехиэля Михеля в Немирове, появилась запись разговора между рабби, его матерью и их убийцей; молитва, написанная Эфраимом бен Йосефом из Вжесня, говорит о том, что рабби был убит после того, как его руки и ноги были отрублены[108]. Но та же молитва, в которой описывается и резня в Немирове, начавшаяся с убийства тысячи человек и смерть жен, пришедших оплакать своих мужей, создает впечатление того, что авторы ее полагались на свидетельства очевидцев. Иегуда из Шнейдемюля (Пила) сделал краткую запись о судьбе еврейских общин в Великопольше весной 1656 г.: «…и когда разлилось уничтожение, оно не отличало добра от зла. Убивали всех, кого встречали, многими разными ужасными способами»[109]. Меир из Щебржешина написал об изнасиловании еврейских девушек и женщин в его городе и том, что после насилия их бросили нагими[110]. Эти же образы вновь появляются в описании событий в местах, где авторы не могли иметь прямых свидетельств. В одно и то же время пришло подтверждение, что татары брали в полон «мальчиков, девочек и красивых женщин»[111]. Это случилось в Немирове, Баре, Нарале и других местах. В Щебржешине трупы бросались в грязь вместе со свитками Торы, и земля была покрыта порубленными телами[112]. В каждой общине сыны Израиля погибли «от различных жесточайших и тяжких способов убиения»[113].

Татарский плен или переход в христианство часто были единственным спасением от жестокой смерти, и хронисты не скрывают этого факта. Натан Ганновер и Габриэль Шусбург рассказывают о целой еврейской общине Животова, сдавшейся в татарский плен[114]. Меир из Щебржешина, Натан Ганновер и Шмуэль Файбиш Файдель упоминают о случаях отступничества, и не только женщин[115]. Однако у большинства жертв такого выбора не было. Убийцы расправлялись со своими жертвами, сначала пытая их[116]. Однако в массе своей евреи отвергали искушение спасти свои жизни ценой отступничества. Йом-Тов Липман записал в своей поминальной молитве: «И мужчины, и женщины со рвением славили Имя Божье; они взывали друг к другу, говоря: „Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един; мы хотим воспеть его“, говорили все, пока никого не осталось [в живых]»[117]. Это произошло со многими еврейскими общинами на Украине.

В отдельных случаях «несчастные сами предлагали себя в жертвы»[118]. В других местах евреев убивали только после того, как город был захвачен. Когда евреи-защитники Тульчина были предательски разоружены своими союзниками-шляхтичами, рабби Элиэзер убедил их не пытаться отомстить шляхтичам, так как это могло бы отразиться на судьбе остальных евреев. Перед лицом скорой смерти от рук осаждавших раввины «призывали святой народ прославить Имя и не изменять своей вере. Все ответили: „Слушай, Израиль, Господь Бог наш, господь един“»[119]. Меир из Щебржешина добавляет, что родителей убивали раньше детей, и что дети погибали только тогда, когда отказывались отступить от веры отцов[120]. Абрахам бен Шмуэль Ашкенази, автор «Цаар бат рабим», приводит подробности, неизвестные из предыдущих описаний, но особенно подчеркивает готовность умереть «во славу Имени». Услышав слова рабби Элиэзера, евреи обнялись и поцеловались, прося и получая прощение друг у друга. И когда пришли палачи, евреи воскликнули громкими голосами: «Да не будет у тебя иных богов, — и произнесли: „Слушай, Израиль“… и были и такие, кто, взяв детей на спины, прыгали в глубину реки, дабы после них они не стали бы отступниками»[121].

В своем описании гибели евреев Гомеля Ганновер упоминает, что «бесчисленные тысячи умерщвлены во славу Имени»[122]. Габриэль Шусбург и Шабтай ха-Коэн подчеркивают твердость еврейских жителей Гомеля, когда им предложили спасти жизнь ценой обращения в христианство[123]. Меир из Щебржешина даже приводит ответ членов общины на призыв своего раввина: «Если мы грешили против Бога и Закона, как же мы можем просить милости Божией, если не жертвою крови нашей. Отдадим же себя на смерть, и, быть может, он простит нам наши прегрешения»[124].

В час смерти убийцы сказали: «Вы сами повинны в пролитии своей крови и сами создаете повод к тому, чтобы вас убивали…» На это отвечали евреи: «Вы напрасно мешкаете и не убиваете нас… Господь наш един на Земле и на небесах, а вы только являетесь его посланцами. Ведь Господь взыскивает с нас долги руками таких грешников, как вы, наши враги и неприятели!»[125].

В подобных фразах выражено желание понять сущность бедствия, постигшего народ Израиля. Оно сравнивается с разрушением Второго Храма[126] и уничтожение 744 общин делает размер бедствия еще большим, чем разрушение Иерусалима[127]. Йом-Тов Липман, упоминая несчастья 1648 года, вспоминает о делах Амалека[128]. Рабби Моше из Нароля после долгих странствий поселился в Метце, далеко от Польши. Там он написал элегические строки о гибели польского еврейства: «О, нежная Польша, в учении и в знании древняя, и теперь блуждающая в изгнании, в печали и одиночестве»[129].

Естественно выступает вопрос — почему? Простейшим непосредственным ответом было: «за прегрешения наши». Меир из Щебржешина в этом был убежден. Габриэль Шусбург, само название книги которого «Врата покаяния» («Петах тшува»), объясняет его позицию в этом вопросе, подчеркивая, что и Второй Храм был разрушен из-за зависти и ненависти. Простым заключением отсюда было: «каждый кто мог воспротивиться и молчал, и не привел Израиль на пути праведные, может считать всю кровь, пролитую во Израиле, как бы пролитою им»[130].