Анна Годберзен - Блеск

• Название: Блеск
• Автор: Анна Годберзен
• Жанр: Исторические любовные романы

Новые начинания. Поразительные откровения. Неожиданные концовки.

 Весна сменяется летом, Элизабет наслаждается ролью молодой жены, а её сестра Диана ищет приключений за границей. Но когда приоткрывается завеса тайны смерти их отца, девушки Холланд начинают задумываться, какова цена роскошной жизни.

 Каролина Брод, новая любимица высшего света, поджигает спичку прошлого, не задумываясь, что пламя может сжечь её будущее.

Пенелопа Шунмейкер наконец стала подлинной аристократкой Манхэттена, но когда в городе появляется настоящий принц, Пенелопа жаждет получить титул, к которому прилагается корона.

Её муж, Генри, храбро отправился на войну, но понял, что власть его отца простирается далеко за пределы Нью-Йорка, и битву за любовь можно проиграть.

 В полной захватывающих перипетий завершающей книге серии самые блистательные светские львы и львицы стремятся за мечтой, придерживаются обещаний и искушают судьбу. А пока общество наблюдает за тем, что происходит в старых семьях и домах новоиспеченных богачей, у нас остается лишь один вопрос: закатятся ли эти звезды или воссияют ещё ярче?

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Куратор: LuSt            

Над переводом работала: LuSt            

Беты: Королева, Bad Girl 

---

— Нет… пожалуйста! — ахнула Каролина. За считанные секунды внутри неё что-то оборвалось. Она бросилась к Лиланду, и он обнял её, позволив уткнуться лицом ему в грудь.

Слезы полились рекой, а от всхлипов содрогалось всё её тело. Рубашка Лиланда промокла насквозь, но Каролина не могла об этом думать, а Лиланд, казалось, не возражал.

Когда рыдания стихли, превратившись в тихий плач, Лиланд принялся укачивать её.

— Но я люблю тебя, — глупо и тщетно простонала она.

— Я тоже любил тебя, — ответил Лиланд, и ещё долго они стояли там в тишине.

Каролина была рада, что он обнимает её, но чувствовала, что все изменилось. Пока он позволял ей, она не отнимала лица от его груди, пытаясь получить как можно больше утешения, поскольку знала, что опустошение как внутри неё, так и снаружи, только начинается.

Глава 38

Истерия — это состояние, весьма часто случающееся с женщинами из высшего общества. Её симптомы: нервозность, частые обмороки, нехватка воздуха, бессонница, вспыльчивость и склонность к скандалам. Знахари прописывают ограничение внешних раздражителей и покупку разнообразных безделушек. На самом деле лучшее лекарство от истерии — обильное питание и несколько сотен часов постельного режима, после чего хрупкие цветочки светских гостиных возвращаются в прежнее здоровое состояние.

«Женский домашний доктор», издание 1897 года

Ангелы больше не являлись Элизабет даже в туманных водах глубокого сна. Проводимые в сознании минуты она хныкала, молилась и упрашивала. Она пыталась представить себе, что все происходит не наяву и поверить, что Сноуден всего лишь беспокоится о её здоровье. Но потом видела жестокое спокойствие, с которым он снова и снова укладывал её в постель, и вспоминала, что он и прежде убивал с холодным расчетом. Она знала это с какой-то боязливой инстинктивной уверенностью. Возможно, её отец не умер без борьбы, и она знала, что Уилл встретил смерть так же отважно, как и все остальные трудности в своей короткой жизни. Она же станет для Сноудена легкой добычей — он обставит её смерть так, будто жена скончалась во время родов, и наследник имущества Холландов окажется в его власти. Ведь зачем кому-то сомневаться в его отцовстве, когда Элизабет будет медленно рассыпаться в прах под толщей земли и не сможет заговорить?

Было уже далеко за полночь, когда глаза Элизабет распахнулись, и осознание происходящего обдало ее холодом. Ей никак не узнать, какой день на календаре. Сердце, уже пережившее достаточно издевательств, билось как героический механизм. Сначала на Элизабет обрушились воспоминания о жутких событиях, за которыми последовали ощущения, прокатившиеся по всему телу до кончиков пальцев рук и ног. Её мучили голод и жажда, и она была не против получить ободряющую улыбку от кого угодно, но больше всего желала выбраться из этой постели и этого дома.

Все вокруг казалось туманным, нечетким, темным. Бедняжка яростно заморгала, пытаясь разглядеть очертания предметов в комнате и придумать, как лучше поступить. Но она понимала, что такой возможности больше может не представиться, и ей позволили проснуться лишь по какому-то недосмотру, что для её мужа вовсе нехарактерно. В снах Тедди приходил, чтобы ее спасти, но в реальности ушел — строгое воспитание не позволило ему разглядеть, что происходит с Элизабет на самом деле. А она могла думать лишь об одном: лестница, дверь, улица. И Элизабет отбросила тяжелые одеяла и нетвердо встала на ноги.

Её походка всегда была легкой. Об этом, как и о многом другом, часто писали в газетах, восхваляя юную дебютантку. В бальном зале она двигалась так грациозно, что никто бы даже не заметил её присутствия, если бы все не сводили с неё глаз. Да, такой была Элизабет Холланд, и это качество здорово ей послужило сейчас, пока она, как призрак, скользила к вестибюлю.

Сквозь слуховое окно над входной дверью струился лунный свет. Весь остальной дом был залит тьмой. Выйдя на площадку второго этажа, Элизабет подумала, что, возможно, подготовка к блистательному дебюту однажды сгодится ей на стезе воровки-верхолазки. Но эта мысль казалась причудой, а нынешнее положение Элизабет было очень опасным, и она гадала, чем же таким прозрачным и удушливым смачивал свой платок Сноуден перед тем, как накрыть им её рот и нос, и не сводило ли это вещество её с ума, кроме того, что усыпляло.

Эти мысли отвлекли её ровно настолько, чтобы пульс чуть замедлился, когда она подошла к лестнице. Затем Элизабет услышала скрип досок недалеко внизу и напряглась. Хотя не было видно ни зги, она знала, что это Сноуден. Лунный луч на секунду осветил бутылку прозрачной жидкости в его руках. Значит, возможность встать представилась ей лишь потому, что он ненадолго задержался, перед тем как вновь погрузить жену в сон. Гнусность его намерения возмутила Элизабет. Человек, чей очаг она перед Богом и людьми пообещала хранить до конца своих дней, замышлял не меньше чем истребление её семьи! Элизабет никогда не испытывала такой ярости, как сейчас. Гнев пронизывал её всю словно электричеством.  

В голове всплыли минуты перед смертью Уилла. На его лице отражались лишь страх и смятение, тело содрогалось в конвульсиях боли. По мере приближения к площадке второго этажа, движения Сноудена замедлились — возможно, потому, что он проснулся лишь недавно. Элизабет могла взять над ним верх в эту минуту — пока он смотрит вниз, но уверенно идет к своей ясной цели. Он не заметил жену, но она не смела и вдохнуть с той секунды, как услышала его шаги на лестнице. Кэрнс дышал ровно, будто крепко спал в мягкой постели. Он по-прежнему не видел её, когда она взялась за перила. Сноуден так и не понял, что она здесь, замерла в ожидании, и выпучил глаза, когда жена вытянула руки и с силой толкнула его в грудь.

Между ними ни в коем разе не могло состояться равной битвы. Сноуден был мужчиной крепкого сложения, а Элизабет — почти бесплотной и неустойчивой из-за огромного живота. Придала ли ей сил ярость, или материнский инстинкт, или в эту страшную минуту ею руководила рука Господа? Позже, когда Элизабет перестанет сотрясаться от ужаса и потрясения, она поймет, что ей помог Уилл, крылатый ангел из снов, защитивший возлюбленную в последний раз.

Последствия толчка оказались внезапными и роковыми. Домашние тапочки Сноудена соскользнули со ступеньки, и он отчаянно замахал руками. Его глаза выпучились при виде хрупкой светловолосой феи, которую он с такой легкостью держал в подчинении много дней. Но было уже слишком поздно, и земля жестоко тянула его к себе. Он глухо рухнул у подножия лестницы. Услышав это, Элизабет несколько раз шумно вдохнула, но успокоиться не смогла. Она положила руку на живот, силясь унять дрожь внутри. Сделанного не воротишь.  

И Элизабет на цыпочках пошла вперед, чтобы посмотреть на деяние рук своих.

Глава 39

…и можешь ли ты представить, как будут пожирать нас глазами все эти женщины, называя меня второй женой и критикуя мои способности хозяйки? Я совсем не хочу играть в эту игру, равно как и жить в этом городе, потерявшем для меня вкус. Я не могу жить без тебя, но также не могу оставаться здесь. Поехали со мной в Париж. Буду ждать тебя завтра на пирсе у корабля, отправляющегося в полдень. Со всем обожанием, на которое способно моё трепещущее сердце,

 Д.Х.

Всю ночь на вторник Генри не ложился спать, работая с документами, имеющими отношение к интересам отца на железной дороге, но когда небо окрасилось предрассветной персиковой дымкой, они с мистером Лоуренсом уже закончили с делами, и теперь наследник Шунмейкеров готовился перейти к по-настоящему важным бумагам. Он тревожился за Диану: шел уже второй день с тех пор, как она убежала от него, и он желал показать ей, что между ним и Пенелопой официально все кончено — как на бумаге, так и в жизни. Слуги доложили, что прошлой ночью миссис Шунмейкер не ночевала дома. Не объявилась она и сегодня, и стряпчий Генри уже приготовился составлять бумаги о разводе по причине супружеской неверности. Лоуренс уверил молодого Шунмейкера, что сведения об этом не просочатся в газеты, особенно если оформить развод быстро, пока призрак Уильяма Сакхауза Шунмейкера ещё держит городских газетчиков в страхе.

Лакей принес письмо для Генри как раз в ту минуту, когда они с Лоуренсом перешли к деталям. Генри бросил взгляд на конверт и по изящному витиеватому почерку сразу же понял, кто автор этих строк.

— Когда оно пришло? — потребовал он ответа.

— Вчера, мистер Шунмейкер.

— И почему вы не принесли его раньше? — Генри не понимал, с каким нажимом говорит, пока не увидел на худом лице парня волнение.

— Мы думали, что вы заняты… Мы…

— Неважно, — оборвал его Генри. — Что сделано, то сделано. Не беспокойтесь, — добавил он, пытаясь привнести в голос нотки доброты. Он валился с ног от усталости, и слуг, конечно, смущали и пугали произошедшие с ним изменения. Лицо Генри заострилось от переутомления, а стройная фигура скрывалась под черными слаксами и заправленной в них белой рубашкой. Его пиджак и жилет были где-то здесь, но в последние несколько дней Генри вообще почти не думал об одежде. Теперь он вел себя по-другому и знал, что ходит по коридорам особняка с вниманием собственника, которым прежде не обладал. — Не думайте об этом. Можете идти.