Жак Жуана - Гиппократ

• Название: Гиппократ
• Автор: Жак Жуана
• Издательство: Ростов-на-Дону: «Феникс», 1997.— 480 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00390-6

Открывая эту книгу, вы попадаете в демократическую Грецию V века до нашей эры, когда начинал свою карьеру великий Гиппократ, «отец медицины» и потомок Эскулапа.

За что потомственный врач, уроженец острова Кос, был удостоен священного культа и почему при жизни стал соперником богов? Правда ли, что на приеме у древнего врача все были равны, — и сам император, и простой раб? Кто придумал «Клятву Гиппократа»? Зачем греческие доктора изучали риторику, философию и даже географию? На сотни любопытнейших вопросов отвечает эта книга. А если вы режиссер, попробуйте снять по ней фильм — книга дает невероятно живую и подробную картину из жизни тех времен.

«Гиппократ» не оставит равнодушным ни специалиста, ни просто любознательного читателя.

_{© «Hippocrate» Librairie Artheme Fayard, 1992}

---

Это определение не лишено величия и тонкости в первой части, где автор думает о больном и делает различие между полным и относительным выздоровлением, но выводы нас шокируют.

Античный автор не был одинок в своей позиции. Платон в «Государстве» следует этому положению и дает ему более широкое толкование. Сравнивая хорошего лоцмана и хорошего врача, он дает понять, что отказ предпринимать невозможное характерен для всех искусств:

«Люди, сведущие в искусстве, например, выдающийся лоцман или врач, умеют отличать в своем искусстве возможное и невозможное и берутся за возможное, но оставляют невозможное».

В эллинистическую эпоху этого же мнения придерживался один из самых знаменитых врачей того времени — Герофил. Когда у него спросили, как он определяет превосходного врача, он ответил: «Тот, кто способен различать возможное и невозможное».

В римскую эпоху Гален повторяет те же слова: не следует лечить больных, побежденных болезнями. Этот запрет естественным образом согласуется с выработанными теоретическими постулатами, которые покажутся странными для современного ума. Тогда были убеждены, что медицинское искусство полностью разработано, прогресс исключался, поле деятельности врача было как бы ограничено раз и навсегда. Область неизлечимого, будучи вне искусства, становится как бы табу, оправданным во имя разума. Нужно ли видеть в подобном рационализме отголоски той веры, согласно которой больной обречен божеством? Трудно судить, когда контексты и побудительные мотивы поступков столь различны.

Во всяком случае, это табу существовало, хотя иногда связывало руки мыслящему специалисту. Один из крупных врачей-авторов «Гиппократова сборника» испытывает необходимость оправдаться, ссылаясь на больных, которых невправленный вывих назад тазобедренного сустава сделал калеками:

«Такие случаи, скажете вы, находятся вне компетенции медицины, зачем же тогда знать заболевания, которые не подлежат излечению? Но так рассуждать нельзя. Сам факт их знания принадлежит к области размышления, так как их невозможно отделить от других. Ибо в случае излечимых заболеваний мы должны сделать так, чтобы они не стали неизлечимыми, зная лучший путь помешать им перейти в категорию неизлечимых; что касается неизлечимых, их нужно знать, чтобы не принести бесполезный вред».

Таким образом, позиция врачей-гиппократиков относительно излечимого и неизлечимого могла меняться. Не все разделяли теоретические требования автора «Искусства». Некоторые верили в возможность прогресса в медицине, иные не обременяли себя теорией. Были примеры того, что в безнадежных случаях врач видел наилучшую возможность проявить смелость в лечении:

«Именно в самых опасных (для больного) болезнях нужно рисковать (в лечении), так как, если добьешься успеха, вернешь здоровье, а если потерпишь неудачу, исход будет таким, каким и должен был быть».

Вероятно, этот смельчак прослыл отчаянным человеком в глазах ученых теоретиков, которые умели так хорошо отличать излечимое от неизлечимого.

На практике, в решающий момент врач оказывался перед трудной дилеммой. Автор «Переломов» часто приводит примеры открытых переломов тазобедренной или плечевой кости и говорит, что очень мало пострадавших выжило: «Нужно по возможности избегать таких случаев, если есть достойная отговорка. Шансы на выздоровление малы, тогда как опасности многочисленны. Если не произвести вправление, можно прослыть невежественным в искусстве; а если произвести, можно привести пострадавшего ближе к смерти, чем к выздоровлению».

Ужасный момент для врача: он вышел на сцену для невыполнимой роли, вступил в бесполезную борьбу и должен подготовить красивый выход, достойное отступление. В одно мгновение после первого прогноза он должен оценить собственную ситуацию. Может он уйти или нет, не повредив своей репутации? Мы видим шаткость положения крупного врача античности — общественного деятеля, пленника мнения публики, требовательной, невежественной и непостоянной. Общественное мнение может создать и разрушить репутацию, предъявив врачу самое тяжкое обвинение: «Он не знает искусства!» Нет ничего удивительного в том, что Платон в «Горгии» изобразил врача, представшего перед судом детей, которые предпочли ему повара.

Парадокс в том, что во времена, когда ответственность врача не была регламентирована законом, когда профессиональная ошибка не наказывалась, над профессионалом довлела сильная и совершенно иррациональная общественная цензура. Чтобы избежать осуждения, врач должен иногда схитрить и решиться на «красивое бегство», столь мало театральное, столь мало соответствующее героическому идеалу! Врач как бы бежит с ноля боя, бросив оружие.

Однако такой поступок оправдывается высшими идеалами, и именно в нем проявляется истинное величие врача. Если автор «Переломов» решает в определенных случаях не приступать к лечению, то, в конечном счете, не столько из-за репутации, сколько из-за заботы о больном. Своим вмешательством он рискует «привести пострадавшего ближе к смерти, чем к выздоровлению». Это противоречит этике, которая в наши дни продолжает быть гордостью врача-гиппократика, этике, конечной целью которой является не репутация врача, не Искусство, а благо больного.

Глава II ВРАЧ И БОЛЬНОЙ

Познакомимся теперь с теми категориями больных, которых лечит врач-гиппократик, и выясним, что говорит «Гиппократов сборник» об отношениях врача и пациента.

Рабы и свободные люди

Еще со времен Платона существовал вопрос: лечились ли во времена Гиппократа больные рабы у тех же врачей, что и свободные люди? Платон в «Законах» противопоставляет медицину для рабов и «свободную». Первая якобы была в компетенции помощников врача, среди которых были рабы. Согласно Платону, каждая из этих двух медицин не только обслуживала «свой» контингент, но и пользовалась разными методами — в зависимости от социального положения больного:

«Не правда ли, есть люди, которые являются врачами, и другие, которые являются помощниками врачей, но которых мы тоже называем врачами?» — спрашивает афинянин. — «Совершенно верно», — отвечает Клиний. — «Будь эти последние, свободные или рабы, — продолжает афинянин, — они приобрели знание искусства, придерживаясь наставлений своего учителя, наблюдая за его действиями и доверяясь опыту; но это не является естественным приобретением, как в случае свободных врачей, которые изучили искусство и обучают ему своих детей…

Так как в городах среди больных есть рабы и свободные, то за редким исключением рабы обычно лечат рабов, делая обходы или оставаясь в своих рабочих комнатах. Ни один из этих врачей не дает и не принимает объяснений по индивидуальным случаям, но с самонадеянностью тирана назначает то, что решил, доверяясь опыту, как если бы он был прекрасно осведомлен. Потом поспешно уходит к другому больному рабу. Так он помогает своему хозяину в заботе о больных.

Свободный врач большую часть времени лечит и исследует недуги свободных людей. Он рассказывает о природе этих недугов со дня их возникновения и сообщает свои замечания больному и его близким. Равным образом он сам расспрашивает окружение больного и не прописывает лечение, прежде чем не убедит».

В этом отрывке Платон не ставит целью точно описать состояние медицины своего времени, а противопоставляет хорошего врача плохому. Потом он переносит это противопоставление на хорошего и плохого законодателя. Свидетельство нужно использовать с осторожностью и в интересах доказательства не выдавать желаемое за действительное. Тем не менее Платон не мог выбрать пример, полностью оторванный от действительности или противоречащий ей. Текст, несомненно, дает представление об организации медицины в классическую эпоху. По Платону, врачи имели в своем распоряжении обученных на месте помощников — и рабов, и свободных. Эти помощники могли при случае лечить клиентуру, состоящую преимущественно из рабов. Врачи же, обученные в семье, имели, как правило, клиентуру, состоящую из свободных мужчин и женщин. Но Платон дает понять, что они могли также лечить и рабов. Теперь, если сравнить текст Платона с тем, что мы видим в «Гиппократовом сборнике», больших противоречий не обнаруживается, хотя свидетельства дают фактам явно различное освещение.

У Гиппократа мы не видим помощников врачей, занимающихся особой клиентурой. Единственный раз в позднем трактате речь идет о враче, передавшем свои полномочия. Упоминается не помощник врача, а ученик, к тому же хорошо зарекомендовавший себя, которого врач посылает к больному проследить за исполнением предписаний и докладывать о том, что происходит в промежутках между визитами. О помощниках говорится только как об ассистентах, работающих под началом врача. Это не должно заставить полностью усомниться в свидетельстве Платона. Несомненно, помощники врача могли при случае лечить рабов. Однако называть этих помощников тоже врачами неверно. Путаница могла произойти в умах горожан, но, разумеется, не в медицинской среде. Гиппократовы произведения никогда их не путают.