Зия Самади - Избранное. Том 1

• Название: Избранное. Том 1
• Автор: Зия Самади
• Издательство: Жазушы
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1986

Зия Самади — один из известных советских уйгурских писателей, автор ряда романов и повестей.

Роман «Тайна годов», составивший первый том избранных произведений З. Самади, написан на достоверном жизненном материале. Это широкое историческое полотно народной жизни, самоотверженной борьбы против поработителей.

Автор долгие годы прожил в Синьцзяне и создал яркую картину национально-освободительной борьбы народов Восточного Туркестана против гоминьдановской колонизации.

В романе показано восстание под руководством Ходжанияза, вспыхнувшее в начале 30-х годов нашего века. В этой борьбе народы Синьцзяна — уйгуры, казахи, монголы — отстаивали свое право на существование.

---

— Цели Ходжанияза ясны как дважды два — совместно противостоять жестокому врагу…

— Об этом нужно сказать не общими словами, а откровенно, ничего не утаивая. Мы, хотанцы, привыкли называть вещи своими именами. — Последнюю фразу Нияз-алам произнес на хотанский манер.

— Когда существует единая Восточнотуркестанская республика, вы подняли в Хотане знамя отдельного правительства. Разве это не раздвоение единого целого, господа? — резко спросил Махмут.

Хотанцы переглянулись. В разговор вмешался разозлившийся Шамансур:

— Выходит, вы нам советуете — разбредайтесь и бросайте оружие, — так?

Бугра, смущенный, что брат распалился, бросил на него осуждающий взгляд.

— Зачем так, братец? — ответил Махмут. — Пусть сольются солдаты с солдатами, правительство с правительством. Не это ли будет единением сил?

Стало пронзительно тихо. Лишь писцы нарушали тишину скрипом камышовых перьев по хотанской бумаге.

— Мы совсем не против объединения, — подал наконец голос Бугра, — но сможет ли ваша подкрепленная объединением республика обеспечить освобождение Восточного Туркестана?

— Исламская наша республика — путеводная звезда для всех правоверных, — начал было Хатипахун, но Махмут хмуро глянул на него: «Довольно болтать!» — и тот будто язык прикусил.

— Мне кажется неуместным сомневаться в том, что возникшая под руководством Сабита-дамоллы республика не сможет обеспечить освобождение родины, — заявил Махмут и добавил: — И вам, беспокоящимся об этом хотанцам, невозможно оставаться в стороне.

— Мы не в стороне! — возразил Нияз-алам. — Мы искренне верим Сабиту-дамолле — не только как главному назиру, но и как шейх уль-исламу, главе наших мусульман. Однако у нас есть основания сомневаться в способностях Ходжанияза.

Шамансуру хотелось воскликнуть: «Справедливые слова!» — но он промолчал, побаиваясь брата. А Бугра укоризненно смотрел на Нияза: «Слишком резкие, неподобающие для этого места слова говорите, ученый алам!..»

— Вы не признаете способностей Ходжанияза и Сабита-дамоллы тоже, что ли? А ведь, объединившись, мы все дела решали бы совместно. Недоверие к себе и к своим всегда губило нас и погубит теперь… До каких пор мы будем сгибаться перед чужаками? Когда-то предки наши создавали могучие государства и умело управляли ими! А мы не устаем охаивать свое и восхищаться чужим!

Махмут умолк. Молчали и хотанцы — им нечего было возразить. Они уважали Махмута, потому что много слышали о его храбрости, самоотверженности, преданности родине. Бугру, по образованию ученого-историка, покорили его слова: он тоже твердо стоял за создание Уйгуристана, за объединение уйгуров. А Нияз-алам, желая смазать впечатление от слов Мухита, сказал, пристально глядя ему в глаза:

— У нас есть сведения, что Ходжанияз тайно сговаривается с неверным кафиром Шэном…

Бугра обозлился на Нияза: к чему обсуждать здесь непроверенные слухи? Только накануне он внушал аламу и другим, что, не имея веских подтверждений, нельзя придавать значения этим разговорам.

Темное лицо Махмута побагровело, но он сдержался и внешне спокойно ответил:

— Шэн Шицай не раз присылал послов для переговоров, это правда. Однако речи о расположении Ходжанияза к Шэн Шицаю несовместимы с истиной.

Ответ Махмута хотанцев не удовлетворил. Заман сейчас был особенно насторожен. Ему казался уместным упрек Нияза-алама, он хотел, чтобы мучившая его загадка разрешилась. Но хотанцы не стали вдаваться в обсуждение этого вопроса. Лишь Бугра веско проговорил:

— По-нашему, доверяться коварному Шэн Шицаю, идти на соглашение с ним — все равно что связать родину и народ по рукам и ногам. Молю аллаха, чтобы слухи эти оказались ложными!

— Да ниспошлет аллах могущество исламу! — Военный муфтий Ходжанияза, его доверенный секретарь, до сих пор сидевший как истукан, не принимая участия в обсуждении, предпочитавший, видимо, произносить лишь общеизвестные утверждения и призывы, оказался верным себе и на этот раз.

Пререкания длились долго. В конце концов обе стороны договорились совместно противостоять общему врагу, однако хотанское правительство сохранило свое особое положение.

В тот же вечер после пира с подношением подарков в честь Шевкета — Доблестного (как его прозвали) — Махмута Мухита и его людей делегация отбыла в Кашгар.

Глава седьмая

1

Когда Ма Чжунин оделся и вышел; его любимец белый конь был уже заседлан. Увидев хозяина, конь ударил копытом о землю, запрядал ушами и тихонько заржал. Ма Чжунин быстро подошел к коню, погладил его лоб, расчесал ровно подстриженную, как у девочки, челку, ласково похлопал по высокой красивой шее, легко вскочил в седло и в сопровождении одного лишь телохранителя двинулся по улице.

Было еще темно, только-только начал светлеть восток, предвещая, что скоро из-за гор появится золотое блюдо солнца. С Тянь-Шаньских гор подул прохладный предутренний ветерок, пошевеливая хвост и гриву белого коня.

Ма Чжунину нравились ранние прогулки верхом — они приносили успокоение душе. Запутанные, неразрешимые думы терзали его всю ночь. Сейчас он будто убегал от них, торопясь уехать подальше от города, и вот уже белый конь взмок и начал выплевывать пену, — он всегда, разгорячившись, выплевывал, словно играя, в обе стороны пену изо рта.

Миновав кладбище на северной окраине Аксу, всадники выехали на развилку дороги, ведущей к уездному городку Баю. Здесь Ма Чжунин легко спешился, похлопал по мокрой шее коня, протер платком его лоб и глаза, передал поводья телохранителю, а сам пошел в сторону, к холму.

Когда он взобрался на холм, со стороны оставшегося вдалеке города донесся звук сигнала, по которому солдаты строились на утренние занятия. Обычно Ма Чжунин сам присутствовал на учениях и в нужных случаях показывал, как выполнять то или иное упражнение.

Яркие лучи взошедшего солнца осветили долину и начали слепить глаза. Утренняя тишина нарушалась лишь журчанием ручья да шелестящим полетом диких уток.

Ма Чжунин долго стоял на холме, не отрывая взора от бескрайней долины. «Чарующий край, — пробормотал он, вглядываясь в затуманенные равнины Такламакана, — но я вступил сюда, не постигнув его тайн…» Да, Га-сылину, «юному командующему», как его прозвали, недостало времени осмыслить историю сложной многовековой борьбы за независимость, которую вел восточнотуркестанский народ, некогда было вникать в суть раздиравших край противоречий. Наступая с войсками на земли уйгуров, он напоминал задиру-петуха, озабоченного только дракой. Не приняв во внимание внутреннее положение в крае, он начал терпеть поражения и только теперь принялся осмысливать ошибки.

«Нет, меня одолели не потому, что я был слаб или непредприимчив… Все-таки я беспрепятственно, как нож в масло, врезался в синьцзянские земли и дошел до Урумчи, — думал он, вспоминая свое победное продвижение в начале войны. — Если бы Шэн Шицаю не помогли техникой и вооружением, я поставил бы его на край могилы, да!» Он вспомнил, как в январе 1934 года в ожесточенных боях у города Урумчи потерпел поражение от войск Шэн Шицая и отступил через перевал Даванчин к Карашару, оставив под снегом большую часть отборных своих солдат. Сердце сжалось, Ма Чжунин зашагал по склону. Телохранитель повел было к нему коня, но командующий взмахом руки остановил его, спустился к ручью, напился из пригоршни.

Чуткий Сяо Ма — малый Ма, — не первый год служивший при командующем, стиравший ему белье и стлавший постель, везде и всюду тенью следовавший за ним, научившийся по лицу угадывать душевное состояние хозяина, понял, что Ма Чжунин чем-то мучается, и попытался отвлечь его внимание:

— Нынче, наверное, урожай хороший будет: журавли низко летят, — тихо, но достаточно четко произнес он.

Га-сылин посмотрел в небо. Стая журавлей, выстроившись за вожаком в форме гусиного крыла, летела к востоку. Вдруг, нарушив строй, они закружились, как в водовороте, крылья их заработали часто и беспорядочно, и протяжное «кру-кру-кру…» всколыхнуло небо. Потом из скопления птиц снова вырвался вперед вожак, и вся стая полетела за ним дальше. Взмахи крыльев опять стали равномерными, журавли выстроились в ряд и теперь походили на растянутую нитку с янтарными бусинами. Бусины, удаляясь, все уменьшались и уменьшались. Ма Чжунин провожал их взглядом до тех пор, пока журавли не превратились в серебристые точки, а потом и совсем исчезли из виду.

Опустив голову, Ма Чжунин пошел к коню. В седле он немного приободрился: «Еще не все потеряно. Пробуду какое-то время в Аксу, пополню войска, приведу их в порядок. Двинусь на Кашгар, возьму его, потом Яркенд и Хотан. В моих руках окажутся Курля, Кучар, Аксу, Кашгар, Яркенд, Хотан. Там до пяти миллионов уйгуров. Приручу их, создам сильное войско и пойду на север…» У Ма Чжунина прибавилось сил после принятого решения, и белый конь, будто не касаясь земли, понес его вперед, торопясь доставить к победной цели.