Ева Геллер - Потрясающий мужчина

• Название: Потрясающий мужчина
• Автор: Ева Геллер
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-732-8

Вместе с героиней романа Виолеттой Фабер читатели проживут год ее жизни, богатый событиями — счастливыми и не очень, — в котором переплелись взлеты и падения, радости любви и горечь измен.

Виола не замыкается в одиночестве, когда ей приходится несладко, благо у нее много родственников и друзей…

И среди них она обнаруживает потрясающего мужчину!

---

— Что это? — полюбопытствовала я.

— Это сердце. В мотиве «Грусть» я нарисовал его черным. Это у меня спонтанно происходит, я никогда заранее не знаю, какую краску я творчески использую.

— Я вижу одну проблему, — сказала я, — кто это купит?

— Такая живопись вызывает огромный интерес! И мой стиль такой современный, что вы можете поставить мои картины с ног на голову, как это делает этот знаменитый художник — как его там? — и они моментально станут стоить сотни тысяч. — Ловкими движениями он поставил все картины с ног на голову. Потом опять отступил на несколько шагов назад, уперев руку в бок и прищурив глаз. — Вверх ногами они принесут мне вдесятеро больше. И выглядит это тоже неплохо.

Я не могла не согласиться, хуже это не выглядело.

— Я запрошу за картину от восьми до пятнадцати тысяч. Тут не нужно теряться, иначе люди просто не поймут, что это истинное искусство. Рамы стоят отдельно.

Картина под названием «Грусть» соскользнула, упала плашмя на пол. Пока я ее поднимала, засадила себе занозу от плохо обработанной древесины.

— Сколько вы заплатите мне за выставку? — Кажется, он хотел узнать только это.

— Мы вообще ничего не платим. Мы даем художникам возможность выставить свои работы. И если кто-то захочет купить картину, мы продадим ее по цене, названной художником, без комиссионных.

— Как это за выставку вы ничего не платите? — удивился творец детских чувств на холсте.

— Не платим, — подтвердила я.

— Но ведь я предоставляю в ваше распоряжение оригиналы. О'кей, если кто-нибудь купил картину, я могу сделать копию. Это мне быстро, чик-чик, но за выставку я должен получить деньги. Я же не могу работать бесплатно, этим я нарушаю закон.

— Мы не можем платить вам за то, что вы хотите выставить здесь свои картины.

— Тогда грош цена вашей лавочке. Вам придется поискать себе кого-нибудь другого. А со мной такой номер не пройдет!

Он упаковал свои картины и ушел.

Руфус, все это время молча просидевший в кресле, сказал: — Я представлял себе это как-то проще.

— Эти художники тоже представляли себе искусство проще. — Легче нам от этого не стало. Нас спасал лишь наш оптимизм.

В семь вечера, когда мы с Руфусом ужинали на кухне, в дверь энергично позвонили. Это был мужчина в черной рубашке, поэтому мы сразу предположили, что художник. Я пошла к двери.

— Если вы принесли картины для выставки, вы можете показать их мне.

— Начальника нет?

— За это отвечаю я. — Его лицо не оставляло никаких сомнений, что разговаривать со мной в его планы не входит. Но в общении с рабочими я давно научилась не обращать внимания, желает ли кто-нибудь вести переговоры с женщиной и считает это ниже своего достоинства. Поэтому решительно произнесла: — Покажите мне, что вы принесли.

— У вас есть, по крайней мере, молоток и гвозди?

— Для чего?

— Чтобы я мог повесить свои работы. Я ведь должен оценить, как они будут смотреться.

— Прежде чем забивать гвозди в стены, я бы хотела сначала посмотреть ваши картины.

Читалось в его взгляде презрение или сострадание? Мне было все равно. Он вышел и вернулся с четырьмя холстами, каждый размером с дверь. К мраморным стенам он их не пожелал ставить, а выбрал в качестве фона свежеокрашенный лифт. Я не возражала, краска уже просохла.

Он поставил все картины задом наперед, потом повернул первую. Я увидела огороженный колючей проволокой загон: ужасно высокие, загнутые внутрь проволочные заграждения, как в концлагере, внутри заключенное стадо медведей панда, грустно сидящих на земле и держащих в своих коротких передних лапах увядшие бамбуковые побеги. В колючей проволоке запутался белый голубь с увядшей веточкой в клюве. Кровь голубя капает с одного проволочного заграждения на другое и рельефно нанизывается на колючки. Внизу изображена изломанная подпись, побольше, чем голубь. Имя художника — Бернхард Шранк, или что-то в этом роде.

На второй картине изображены фабричные трубы, из которых валит серо-желтый дым. На переднем плане стоит убогий столик, на нем — ваза с серо-желтыми подсолнухами, а под столиком лежит, предположительно мертвый, голубь мира.

На третьей картине — атомный гриб, взрывающийся над пальмовым островом. На берегу лежат две женщины с растопыренными ногами и темно-коричневой черточкой между ног — что-то вроде молнии. Рядом стоит мужчина, дымящий сигарой, а дым похож на атомный гриб. Вместо лица у мужчины — задница.

Четвертая картина изображает демонстрацию, которая, очевидно, проходит через район борделей. Слева и справа дома, из окон свешиваются голые женщины с толстыми грудями и грубо размалеванными лицами и смотрят на шествие демонстрантов с лицами-задницами. Демонстранты несут транспаранты, на которых любовно выведено кисточкой: «Иностранцы, вон!», «Сдохни, жид!» и кое-что похуже. И не меньше десятка точно изображенных знамен со свастикой.

— Нет, — решительно произнесла я, — эти картины сюда не подходят.

— Еще как подходят. Это именно тот фон, который нужен для моих полотен.

— Нет, я не желаю их иметь здесь.

— Вы имеете что-то против иностранцев, так? Вас это смущает, потому что вы сама — замаскированная фашистка.

— Нет, я ничего не имею против иностранцев. Отель кормится в основном за счет иностранцев, и поэтому я не хочу здесь таких картин. Представьте себе, вы сами за границей, в отеле, и вдруг видите такие…

Он с отвращением перебил меня:

— Тебе приятнее были бы благополучные картинки с цветочками да ангелочками. Какая-нибудь бабская пошлость! — Он брезгливо показал на стены, на которых не будут висеть его картины. — Все это сплошь декадентское говно.

Из кухни вышел Руфус. Он явно слышал все, что наговорил этот тип.

— Добрый вечер, — поздоровался Руфус.

— Это и есть начальник, — объяснила я гостю, а потом обратилась к Руфусу: — Я считаю, это сюда не подходит.

Художник перестал замечать меня.

— Очень приятно, — сказал он Руфусу, представился, пожал ему руку и вновь продемонстрировал свои картины.

— Я ничего не понимаю в искусстве, — сказал Руфус и показал на картину с грустными бамбуковыми медведями в концлагере, — но если бы один из ваших медведей когда-нибудь поднялся, то сразу упал бы и ударился мордой.

— Почему это?

— Пожалуйста, не подумайте, что я имею что-то против панд, но такие медведи бегают на четырех лапах и имеют тяжелую верхнюю часть. А вы нарисовали им задние лапы втрое длиннее передних, поэтому ваши медведи, когда встанут, неизбежно упадут.

— Я вижу, что вы не свободны в своем мнении! У вас ограниченный, кабинетный кругозор!

Когда он с силой захлопнул за собой дверь, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— И что потом? — спросила я, уже без всякого оптимизма. Руфус знал не больше моего.

А потом пришел Харальд.

90

В понедельник утром, когда я вошла в столовую, со мной заговорил какой-то мужчина, который до этого общался с рабочими. Мужчина, лет тридцати пяти, с темными вьющимися волосами, был одет в джинсы и белую спортивную рубашку. Увидев меня, он улыбнулся — при этом один уголок его рта немного задрался вверх, — а потом элегантным жестом вынул изо рта сигарету и произнес:

— Доброе утро, я Харальд Зоммерхальтер, а вы госпожа Фабер?

— Да, — сказала я и тоже улыбнулась. Автоматически.

— Здесь прекрасная атмосфера, — похвалил он, — мрамор в холле нарисован рукою мастера.

— Да, — кивнула я.

— Электрик рассказал мне, что вы дизайнер по интерьеру, и все оформление сделано вами.

— Да.

— Да, — сказал он тоже, — именно так и должен выглядеть холл в отеле — словно ты входишь в другой мир, в котором возможны чудеса. Не то что эта стандартная международная скука.

— Да, — опять произнесла я.

— Этот преимущественно черный пол заставит играть цветовую гамму стен. Именно на таком скромном полу расцветет истинная роскошь.

Я опять сказала «да» и улыбнулась ему. Что ему тут, собственно, надо?

— Можно посмотреть комнаты?

Ага, понятно, потенциальный жилец! Или хочет здесь кого-то поселить.

— В данный момент отель закрыт, но я могу показать вам несколько комнат.

Я показала ему не несколько комнат, а все. Он не просто пришел в восторг, но хвалил повсюду именно те детали, которые я сама находила особенно выигрышными. В первую очередь, цветовое оформление и цветовые комбинации. А когда я показала ему девятнадцатую комнату на четвертом этаже, с алыми розами на черном ковре и розово-красными стенами, в которой чувствуешь себя как в цветке розы, он не сказал, что это слишком смело или безвкусно, а произнес:

— Вот это да! Как страстно! Это комната для молодоженов?