Вадим Роговин - Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

• Название: Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)
• Автор: Вадим Роговин
• Издательство: Терра
• Жанр: Политика
• Год: 1992

Вадим Захарович Роговин (1937—1998) — советский социолог, философ, историк революционного движения, автор семитомной истории внутрипартийной борьбы в ВКП(б) и Коминтерне в 1922—1940 годах. В этом исследовании впервые в отечественной и мировой науке осмыслен и увязан в единую историческую концепцию развития (совершенно отличающуюся от той, которую нам навязывали в советское время, и той, которую навязывают сейчас) обширнейший фактический материал самого драматического периода нашей истории (с 1922 по 1941 г.).

В первом томе впервые для нашей литературы обстоятельно раскрывается внутрипартийная борьба 1922—1927 годов, ход и смысл которой грубо фальсифицировались в годы сталинизма и застоя. Автор показывает роль «левой оппозиции» и Л. Д. Троцкого, которые начали борьбу со сталинщиной еще в 1923 году. Раскрывается механизм зарождения тоталитарного режима в СССР, истоки трагедии большевистской партии ленинского периода.

---

«Одним из фантастических „обвинений“, которое не раз высказывалось обиняками или за моей спиной, а ныне формулировано открыто» [259], Троцкий называл обвинение его в «недооценке» крестьянства. Приведя многочисленные факты и документы, характеризовавшие его действительное отношение к крестьянству (в том числе, внесённые им в ЦК весной 1920 года предложения, предвосхищавшие введение нэпа), Троцкий делал вывод, что «голословные, явно надуманные утверждения о моей какой-то неправильной линии в вопросе о крестьянстве» представляют «искусственно создаваемую легенду для оправдания возводимых внутри партии перегородок» [260].

Разоблачив другие передержки авторов «Ответа» по поводу разногласий между ним и большинством Политбюро (по вопросам соотношения партии и государства, внешней политики, германской революции), Троцкий перешёл к анализу личных обвинений в его адрес. Касаясь заявления о том, что Политбюро не могло и не может «взять на себя ответственность за удовлетворение претензий т. Троцкого» на руководящие хозяйственные посты, он привёл выдержки из писем Сталина и Рыкова, где предлагалось назначить Троцкого одновременно замом председателя СНК и председателем либо ВСНХ, либо Госплана и подчёркивалось, что «тот исключительный успех, которым пользовался доклад тов. Троцкого на съезде, даёт полную гарантию, что партия целиком одобрит это назначение» [261].

Троцкий заканчивал своё письмо выводом о том, что наименее болезненный и наиболее короткий выход из определившихся разногласий «может быть найден только при серьёзном и твёрдом желании руководящей группы ЦК снять установленные внутри партии искусственные перегородки, внимательнее отнестись к неотложным требованиям изменения партийного курса и таким образом помочь партии вернуть себе свою самостоятельность, активность и своё единодушие. На этом пути ЦК встретил бы активнейшую поддержку подавляющего большинства членов партии,— и те вопросы, которые сейчас кажутся или изображаются, как личные моменты, исчезли бы сами собой» [262].

XVI Борьба продолжается

25 октября был созван объединённый пленум ЦК и ЦКК совместно с представителями 10 губернских организаций. Его работа, продолжавшаяся три дня, до недавнего времени оставалась неисследованной, поскольку практически все относящиеся к нему материалы хранились в закрытых партийных архивах и оставались недоступными для историков. Даже в наиболее фундаментальных биографиях Троцкого, написанных И. Дойчером и П. Бруэ, говорится о том, что Троцкий не присутствовал на пленуме по болезни. Между тем, как стало известно из первых публикаций о работе пленума, Троцкий присутствовал на всех его заседаниях, выступал на них четыре раза и участвовал в голосовании, которое по его требованию было поимённым. 25 октября Троцкий выступил с докладом вслед за докладом Сталина. Поздним вечером 26 октября, после завершения прений, оба докладчика (сначала Троцкий, а потом Сталин) выступили с заключительным словом.

К настоящему времени опубликованы конспекты обеих заключительных речей, выполненные скорописью Бажановым, а также переработанный им же на основе первоначальной черновой записи текст заключительной речи Троцкого. Эта речь, произнесённая экспромтом, была непосредственным ответом на обвинения, выдвинутые в выступлениях других ораторов, и, главное, в предложенном пленуму проекте резолюции, выражавшем позицию «тройки». Троцкий не знал о существовании записей Бажанова, иначе он, во-первых, внёс бы в них правку, а во-вторых, по строго соблюдавшемуся им правилу, снял бы копию для своего архива.

В этой речи Троцкий, суммируя содержание оценок его письма, высказанных на пленуме, отмечал два в корне противоречивших друг другу подхода его оппонентов. Одни из них заявляли, что Троцкий в своём письме повторял то, что говорил уже последние два года; другие расценивали это письмо, как «удар грома среди ясного неба, вещь совершенно неожиданную». Фиксируя это очевидное противоречие, Троцкий подчёркивал, что неверно и то и другое объяснение: «Есть отголосок прежних разногласий, но есть и новые разногласия, и новая ситуация их обострила» [263].

Отвечая на обвинение в том, что он в последнее время воздерживался при голосовании в Политбюро важнейших хозяйственных решений и тем самым чуть ли не устраивал обструкцию, Троцкий заявлял, что такая его позиция объяснялась тем, что большинство Политбюро игнорировало его предложения о предварительной проработке всех хозяйственных вопросов специалистами перед их вынесением на решение высшего партийного органа. «Ведь если… такой предварительной проработки нет, то как можно такие вопросы разрешать? Этого я абсолютно не понимаю. Ведь я лично не могу голосовать на Политбюро, если опытные люди, которые собаку на этом съели, не проработают предварительно этих вопросов. Ведь не могу я построить своё мнение на тех сухих, полуказённых препроводительных бумажках, какими являются в большинстве случаев рассылаемые материалы» [264].

Утверждая, что «наши кризисы на 50, 75, быть может на 100 процентов усугубляются бесплановым подходом к вопросам нашего хозяйства», Троцкий напоминал, что он неоднократно говорил об этом в Политбюро: «Меньше полицейщины, больше плана». Но поскольку «в Политбюро есть другое Политбюро и в ЦК есть другой ЦК» [265], то от решения основных экономических вопросов он был фактически отстранён. Поэтому он избрал единственный оставшийся у него путь — направить в ЦК письмо с изложением своих взглядов на создавшееся положение.

Касаясь содержавшихся в «Ответе членов Политбюро» обвинений в бонапартизме, в сосредоточении в своих руках «неограниченных полномочий в области военного ведомства», Троцкий отмечал, что во главе почти всех военных округов стоят сторонники большинства Политбюро, «только в Москве случайно руководит округом ужасный „троцкист“ — Муралов» [266].

Говоря о содержании, которое вкладывалось в слово «троцкист», широко пущенное в обиход триумвиратом и его сторонниками (понятие «троцкизм» тогда ещё не употреблялось), Троцкий заявлял, что «троцкистами» называют сейчас тех, кто не борется активно против Троцкого. Ибо, что такое иное „троцкист“? Я не знаю никакого другого объяснения. Я никогда не выносил из стен ЦК разногласий, которые в нём были, никогда не сообщал их партийным товарищам, не пытался их объединить, организовать группу, фракцию» [267]. Между тем за последнее время имел место ряд перемещений и смещений так называемых «троцкистов», прежде всего из руководящих военных органов. «Всякий работник, работающий со мной, и просто, без всяких там групповых или политических соображений, просто могущий со мной работать, сейчас же тем самым берется под подозрение, как „троцкист“… И вот, товарищи, эта картина, когда убирают от меня людей, с которыми я могу работать, и окружают людьми, активно против меня настроенными, ведь это же картина полной изоляции» [268].

Останавливаясь на причинах того, почему он не обратился в Центральную Контрольную Комиссию по поводу ведущейся против него борьбы, Троцкий подчёркивал, что члены ЦКК знали о фактах преследований так называемых «троцкистов», об их смещениях и перемещениях, но никак на это не реагировали. «Как же я мог, зная всё это, переносить вопрос на решение ЦКК? У меня не было доверия к большинству ЦКК и нет его» [269]. Троцкий утверждал, что верхушка ЦКК во главе с Куйбышевым и Ярославским стала орудием Секретариата ЦК во внутрипартийной борьбе.

В заключительной части своей речи Троцкий пытался воззвать к разуму и совести участников заседания, предельно откровенно и с нескрываемой болью говоря как о невыносимых условиях, которые были созданы для него большинством Политбюро, так и о тяжёлых последствиях для судеб партии, которые может повлечь принятие предложенного пленуму постановления: «Товарищи, я буду говорить начистоту. У нас есть в Политбюро товарищи, которые хотят это дело довести до конца — в смысле постоянного углубления разногласий, стремятся к тому, чтоб… сделать невозможной дальнейшую совместную работу.

Я думаю, что большинство ЦК и партии этого не хочет. Но то одностороннее решение, которое здесь подготовляется и которое вам предложат вынести… создаст опору для тех, кто хочет уничтожить почву для дальнейшей совместной коллективной работы.

Товарищи, прежде чем голосовать за него, постарайтесь продумать и понять моё положение… Товарищи, я был в отчаянно трудном положении, положении поистине трагическом. В то время, как эта сеть опутывала меня, я ничего не мог объяснить, не мог никому раскрыть, что правда, не мог принять бой. Но эту сеть разорвать было нужно…

Подумайте, товарищи, прежде чем принять решение. Если вы ступите на тот путь, на который вы как будто бы хотите вступить, вы сделаете огромную ошибку» [270].