Эрика Джонг - Страх полета

• Название: Страх полета
• Автор: Эрика Джонг
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-140-0

Российский читатель впервые получает возможность познакомиться с двумя самыми известными романами американской писательницы Эрики Джонг. Книги Джонг огромными тиражами расходились на ее родине, переводились на языки многих стран. И по сей день книги Джонг, пришедшие на гребне сексуальной революции, вызывают неоднозначную оценку.

Героиня ее романов — женщина ищущая, независимая, раскованная, а подчас и вызывающая. Она так же свободна в самовыражении, как и автор — Эрика Джонг, для которой в литературе не существует запретных тем.

---

— Все. Я очень зависима. Постоянно теряю над собой контроль. Впадаю в депрессии и боюсь летать самолетом. Кроме того, ни один мужчина не захочет нянчиться с писательницей. Они ведь так безответственны… Грезят наяву вместо того, чтобы готовить. А книги им нужнее детей. Они забывают прибрать квартиру…

— Бог мой! Да ты феминистка?!

— Я люблю поговорить об этом, даже думаю, что верю во все это, но, в глубине души, я — как та девушка из «Истории О«. Я хочу подчиняться большому животному. «Женщины обожают фашистов», как подметила Сильвия Плат. Я чувствую себя виноватой, сочиняя поэмы вместо того, чтобы готовить. Да, я чувствую себя кругом виноватой. Вам не надо бить женщину, достаточно вселить в нее чувство вины. Так сформулировала Изадора Винг первый принцип войны полов. Женщина — сама свой самый злейший враг. А чувство вины — основное орудие самоистязания. Ты знаешь, что сказал Тэдди Рузвельт?

— Нет.

— «Покажите мне женщину, которая не чувствует себя виноватой, и я скажу, что это мужчина».

— Тэдди Рузвельт никогда этого не говорил.

— Да, но я так говорю.

— Ты просто боишься его.

— Кого? Тэдди Рузвельта?

— Нет — твоего Беннета. Ты не хочешь признать это. Ты боишься, что он уйдет от тебя и ты потеряешь опору. Ты себе представить не можешь, как будешь жить без него, и боишься обнаружить, что все твои целостные теории разлетятся, как карточный домик. Слушай, тебе просто необходимо перестать воспринимать себя, как слабое и зависимое существо, которое ты сама же презираешь.

— Ты еще ни разу не видел, какова я бываю, когда падаю духом…

— Ерунда.

— А следовало бы взглянуть. Ты удрал бы от меня на другой конец земли.

— Почему? Разве ты столь нестерпима?

— Беннет так говорит.

— Тогда почему же он не удирает? Может быть, это просто выдумка, способ держать тебя в повиновении. Знаешь, я был с Мартин, когда у нее случился настоящий срыв. Не думаю, что ты можешь выкинуть что-нибудь похлеще. Не все, что люди говорят, надо принимать за чистую монету.

— Ого, это мне нравится — можно я запишу на память?

— Лучше запишем на видеокассету.

После чего мы целовались, как оглашенные. Потом Адриан сказал:

— Знаешь, для умной, образованной и степенной женщины, ты — просто идиотка.

— Пожалуй, это самый тонкий комплимент, который ты когда-либо делал мне.

— Я имею в виду, что ты можешь заполучить все, что тебе угодно — правда, даже не подозреваешь об этом. Ты, как богиня, можешь поднять мир на плечо и идти, играя Землей, как мячом. Тебе нужно поехать со мной, хотя бы увидеть, как мало для тебя значит потерять Беннета. А мы предпримем одиссею. Я открою для себя Европу — ты откроешь саму себя.

— И это все? Так когда же мы начнем?

— Завтра, или после завтра, или в субботу. Одним словом, когда конгресс закончится.

— Ну и куда же мы поедем?

— Ап! Шаг первый: никаких планов. Просто выбрось их из головы. Мы сбежим — и все. Совсем как в «Гроздьях гнэва». Мы станем мигрантами.

— Как в «Гроздьях гнева».

— Гнэва!

— Гнева, как в «гнев Божий».

— Гнэва.

— Ты ошибаешься, сладкий мой. Это ваше произношение. Не забывай, что Стейнбек — американский писатель! «Гроздья гнева».

— Гнэва.

— О'кей, ты не прав, но пусть будет так.

— Я всегда прав, любовь моя.

— Так, стало быть, мы отчаливаем без всяких планов?

— Что же, у нас будет план: ты должна почувствовать, как ты сильна. Твоя программа будет заключаться в том, чтобы уверовать в свою способность стоять на собственных ногах — кажется, этой задачи достаточно для каждого.

— Ну, а как же Беннет?

— Если он не глуп, он приударит за другой пташкой.

— Он так и сделает?

— По крайней мере, так сделал бы я. Прикинь — очевидно, что вам с Беннетом необходимо поменяться местами. Да вы оба не можете больше жить такой жизнью. Конечно, случается, что люди умирают и в Белфасте и в Бангладеш, но ведь и это — еще одна причина, по которой тебе необходимо научиться получать удовольствие — ведь жизнь должна быть веселой, хотя бы иногда. А вы с Беннетом как парочка фанатиков, которые твердят: «Оставь надежду навсегда: конец так близок…» Ты вообще занята чем-нибудь, кроме беспокойства? Кстати говоря, это преступное расточительство.

— Он клеймит тебя худшими словами из тех, какие известны ему, — сказала я, смеясь.

— Ну и как же?

— Он называет тебя «ущербный тип».

— Да неужели? Уж он-то сам, как нельзя более, «ущербный тип». Бастард от психологии. Психоанализирующий ублюдок!

— Некоторое увлечения психологией тебе тоже не чуждо, сердечко мое. Иногда мне кажется, что было бы лучше сбежать от вас обоих. ЖЕНЩИНА СЛИНЯЛА. МУЖ И ЛЮБОВНИК ОЗАДАЧЕНЫ.

Адриан рассмеялся и, запустив руку под подол платья, принялся ласкать мою задницу. Без малейшего преувеличения, это была целостная, полновесная задница. Даже полторы задницы, если начистоту. И только с Адрианом я могла гордиться своим внушительным задом. Ох, если бы мужчины только знали! Все женщины думают, что они уродливы, особенно хорошенькие женщины. Мужчина, понявший это, сможет оттрахать больше женщин, чем сам Дон Жуан. Все мы создаем себе комплексы неполноценности; нам кажется, что наша промежность — отвратительна, а в нашем теле всегда что-то не так: то зад слишком велик, то грудь слишком мала, то бедра слишком узки, то колени недостаточно стройные. Даже фотомодели и актрисы, даже женщины, которые кажутся достаточно прекрасными, чтобы не иметь никаких поводов для беспокойства, только и делают, что волнуются.

— Мне нравится твоя толстая задница, — сказал Адриан. — Как подумаю обо всех лакомствах, которые тебе пришлось съесть, чтобы отрастить такой зад… Ам! — И он впился зубами. Просто людоед…

— Все упирается в твое замужество, — сказал он моему заду. — Вам хоть было здорово вместе?

— Будь уверен, что было… эй — больно!

— Ну и когда же? — сказал он, садясь. — Расскажи, когда вам было особенно здорово.

Я пораскинула умом. Перепалка в Париже. Поломка машины на Сицилии. Перепалка в Паеструме. Перепалка из-за квартиры. Перепалки из-за моих психоаналитиков. Перепалка из-за катания на лыжах… Одним словом, борьба ради борьбы.

— У нас было много радостей. И тебе не обязательно злить меня.

— Лгунья. Должно быть, твои психоаналитики испортили тебя вконец, если ты обманываешь сама себя, не переставая.

— Нам было прекрасно в постели.

— Только потому, что я не удовлетворил тебя полностью, можешь мне поверить.

— Адриан, думаю, ты больше всего хочешь разрушить мой брак. Это твоя любимая игра, правда? Это — твой конек, то, на чем ты зациклился. Возможно, я зациклилась на комплексе вины. А Беннет — на терминологии. Ты же — на треугольниках. Это — твоя специализация. Ведь именно сожители Мартин сделали ее столь привлекательной для тебя. Ну, а любовники Эстер? Ты — разрушитель семей, ты — стервятник.

— Да, когда я сталкиваюсь с комплексами и предрассудками, то стремлюсь их уничтожить. Кстати, это сказала ты, а не я. Сравнение со стервятником прелестно, утенок. А мертвечина — это и ты, и Беннет.

— Думаю, ты походишь на Беннета даже больше, чем тебе бы этого хотелось. Думаю даже, он прекрасно дополняет тебя.

— Пока что не замечал за собой таких странностей, — сказал он, усмехаясь.

— Клянусь, это так.

— Ну, а прикинь, на что похожа ты, утенок. Нечто, стремящееся ускользнуть от настоящей, полнокровной жизни. Нечто, стремящееся к страданиям. Знаю я этот тип. Ни дать ни взять — иудейская мазохистка. Да уж, у меня есть кое-что общее с Беннетом, вот только он — китайский мазохист. Ему пойдет на пользу твой уход. Это наконец-то покажет ему, что так больше жить нельзя; нельзя жить, все время страдая и призывая Фрейда в свидетели!

— Да, но если я так сделаю, то потеряю его навсегда.

— Ну, значит он и не стоит того.

— Что ты хочешь этим сказать?

Но это же ясно. Если он уйдет, значит, он — не для тебя. Если он примет тебя снова — значит, вы начнете новую жизнь. И больше никаких унижений. И не стоит все время манипулировать такими понятиями, как вина. Ты-то ничего не потеряешь. Ну, по крайней мере, мы проведем время так, что это запомнится на всю жизнь.

Я притворилась перед Адрианом, что его слова не задели меня, но это было не так. Задели. И сильно. Обдумывая их, я поняла, что Беннет, пожалуй, знает об этой жизни все, кроме того, что составляет ее приятную часть. Для него жизнь — длительная болезнь, протекающая под присмотром психоаналитиков. Твой жизненный путь проходит через бесчисленные огорчения и приводит к гробу, в котором шесть облаченных в траур психоаналитиков отнесут тебя на кладбище (бросая пригоршни терминов на твою отверстую могилу).