Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

• Название: Так кто же развалил Союз?
• Автор: Олег Мороз
• Издательство: Литкон
• Жанр: Политика
• Год: 2011

Одно из самых значительных исторических событий XX века — распад коммунистической империи, какую представлял собой Советский Союз. Еще в середине восьмидесятых годов ничто вроде бы не предвещало этого распада: большинству людей СССР представлялся прочным и монолитным. Но прошло каких-то пять-шесть лет, и «страна победившего социализма» перестала существовать. На ее месте возникло некое странное образование — Содружество Независимых Государств, СНГ. Что это такое, в общем-то не было ясно и тогда, и остается не вполне ясным до сих пор.

Понятно, что это не федерация, не конфедерация… Даже не структура наподобие Европейского Союза… Преобладающее мнение: аббревиатура СНГ понадобилась главным образом для того, чтобы ХОТЬ ЧЕМ-ТО заменить другую аббревиатуру — СССР. Ибо в противном случае пришлось бы признать, что СССР превращается в НИЧТО, что от него остаются лишь куски — отдельные, никак не связанные друг с другом государства. По ряду причин такое толкование случившегося было менее приемлемым, нежели представление, согласно которому СССР не просто исчезает, а превращается в СНГ.

Решающими в процессе распада СССР были два года — 1990-й и 1991-й. Об этом, финишном, этапе исчезновения «великой и могучей» коммунистической державы и идет речь в данной книге.

---

Мы видели: Черняев оценил выступление Ельцина на открытии чрезвычайной сессии Верховного Совета России 21 января как более «взвешенное», нежели его обращение, накануне зачитанное Бурбулисом на митинге. В общем-то, оно и понятно, по-другому не бывает: одно дело митинговое выступление и другое — речь в парламенте. Это разные жанры. Но даже с учетом различия в жанрах многие, даже противники Ельцина, заметили, что его речь в Верховном Совете была как бы примирительной, призывающей к совместному с Центром поиску выхода из тяжелой ситуации.

— Особым направлением в работе предстоящей сессии, — сказал Ельцин, — будет выработка точной политической линии во взаимоотношении России и Центра в новых условиях. Наша главная задача в этом вопросе — задержать, остановить сползание союзного руководства к реакции, ни в коем случае не дать Центру отойти от уже достигнутых договоренностей. Недопустимо, чтобы силовые методы в решении проблем вошли в повседневную практику. Тактика диалога себя еще не исчерпала.

То есть не «Долой Горбачева!», а «будем продолжать диалог с ним, искать компромисс».

Тот же самый мотив — еще не все потеряно, мосты не сожжены — и в конце ельцинского выступления:

— Считаю, что реакционный переворот, совершенный сегодня (то есть переход Центра к «силовым» методам, прежде всего в Прибалтике. — О.М.), не достиг необратимой стадии. Убежден, что это стратегическая ошибка в политике Центра может и должна быть исправлена. Это во многом зависит от нас, уважаемые народные депутаты. В нынешней критической обстановке самое неправильное — впадать в уныние и панику.

Короче говоря, «точка невозврата» в отношениях с Центром, как полагает Ельцин, еще не пройдена, усилиями России, российской власти Горбачева можно «образумить» и вернуть на мирный, демократический путь.

Правда, уже через короткий срок Ельцин отойдет от этой миролюбивой риторики, вновь, с удвоенной силой, обрушится на своего постоянного соперника — союзного президента. И такой переход — от перемирия снова к войне — вновь у многих вызовет недоумение.

«Я так и не смог прояснить для себя до конца, что заставило Б.Н.Ельцина буквально в считанные дни круто изменить свою позицию, — пишет в своих воспоминаниях бывший председатель Совета Республики российского парламента Владимир Исаков. — Получил новую информацию? Переосмыслил факты? А может быть, все было проще: наиболее радикальные сторонники Ельцина склонили его воспользоваться стратегической ошибкой Центра и перейти в «решительное наступление»?

Под «стратегической ошибкой Центра», видимо, имелась в виду затеянная в ту пору премьер-министром Павловым (он только что, 14 января, сменил Рыжкова на посту главы союзного правительства) безумная денежная реформа — изъятие из обращения за кратчайший срок, с 23 по 25 января, 50- и 100-рублевых денежных купюр, в результате чего многие люди просто-напросто лишились денег. Их естественное возмущение такой «реформой», как полагает Исаков, и поспешил использовать Ельцин по подсказке своих советников.

Горбачев наконец согласился сказать внятное слово

Время идет, но стране в общем-то так и неизвестно, что думает о прибалтийских событиях ее президент, что он намерен в связи с ними предпринять. Он молчит.

Анатолий Черняев, 22 января:

«Продолжали (я, Примаков и Игнатенко) уламывать Горбачева выступить по Литве и Латвии в Верховном Совете. Вчера вечером он согласился только на то, чтобы мы к нему явились в 10 утра. Явились. Он сразу же обрушился за вчерашнее на российский парламент. Потом стал рассказывать, как он улаживал дело с Рюйтелем, а сейчас ждет Горбунова и Рубикса.

Согласился, чтобы мы сочинили проект его выступления по Литве. Дал мне вариант, подготовленный Шахназаровым (значит, еще вчера подумал об этом). За полчаса я, вернувшись к себе, сделал текст на пяти страницах. Кое-что взял у Шахназарова…

Примаков, Шахназаров, Игнатенко и я сели за текст выступления по Литве. Горбачев стал передиктовывать по моему варианту. Выбросил кое-что «самое интересное», в том числе одобрение воскресных митингов как выражение живой демократии. Но осталось главное: события в Риге и Вильнюсе — это не его, Горбачева, политика. Это спонтанные вещи, результат кризиса и нарушения законов самими властями. Отмежевался. Выразил соболезнование. Осудил апелляцию к армии в политической борьбе, использование войск без приказа.

Словом, все, что нужно было сказать неделю назад. Тогда, может быть, не было бы ни событий в Риге, ни митингов в Москве, ни проклятий, ни бегства от него интеллигенции, ни беспокойства на Западе с угрозой отказаться нас поддерживать.

Но М. С. в своем репертуаре — всегда опаздывать».

О том, что Горбачев «всегда опаздывает», не однажды говорил и Ельцин.

Президент ни за тех, ни за этих

Итак, 22 января, спустя почти десять дней после трагических событий в Вильнюсе, Горбачев наконец, после упорных напоминаний и призывов своих помощников, решился на «прямой и откровенный» публичный разговор по их поводу. В заявлении, с которым он выступил вечером в этот день в пресс-центре МИДа перед иностранными журналистами (выступление транслировалось по телевидению), говорилось, что события, которые произошли в Вильнюсе и Риге, «ни в коем случае не являются выражением линии президентской власти». Ни внутренняя, ни внешняя политика президента «не претерпела изменений». Это, как надо было понимать, — по поводу действий военных.

Источник «случившейся трагедии», по словам Горбачева, не «какие-то мифические приказы сверху», а «противозаконные акты, попрание самой Конституции, пренебрежение указами президента, грубое нарушение гражданских прав, дискриминация людей иной национальности, безответственное поведение по отношению к армии, военнослужащим и их семьям».

Соответственно, чтобы устранить этот источник, «должны быть отменены антиконституционные законы Верховных Советов и постановления правительств республик…» Но, странным образом — «…прежде всего те, которые нарушают права человека». Причем здесь права человека? Надо полагать, подразумеваются, в первую очередь, декларации о независимости, о выходе из Союза. Как говорится, — тень на плетень.

Следующий пункт — об этих самых «комитетах национального (или общественного) спасения»: «Любые общественные организации, комитеты и фронты, с какими бы программами они им выступали, могут претендовать на приход к власти лишь конституционным путем, без применения насилия. Всякие попытки апеллировать к Вооруженным Силам в политической борьбе недопустимы. Недопустимы никакие самовольные действия со стороны войск».

Стало быть, попытки этих самых «комитетов нацспасения» захватить власть, привлекая на помощь армию, — незаконны. Здесь же и намек, что войска в Прибалтике действовали — самовольно. Хотя, если самовольно, кто-то, наверное, должен быть наказан за самоволие (понятное дело, — не солдаты и не простые офицеры)? Но нет, об этом ни слова. Никто и не был наказан. Мы ведь помним горбачевские слова, сказанные Черняеву: «Не мог же я осудить военных!» Прямо не мог, разве что вот так — вскользь.

Да и не военные были виноваты, чего уж тут? Опять словесные кружева, вокруг да около.

Еще Горбачев представил дело так, будто военных, их семьи в Прибалтике жутко обижали, так что отчасти их действия — как бы ответ на такое «позорное отношение». «В соответствии с существующими на сегодняшний день союзными законами, — говорилось в заявлении, — войска находятся там, где это диктуется требованиями обороны и безопасности страны». Горбачеву будто неведомо, что карательные функции были возложены не на те войска, которые там постоянно дислоцированы в соответствии с «требованиями обороны и безопасности страны», а на специально введенные туда подразделения. К тому же никакой охоты мстить за будто бы «позорное отношение» к себе со стороны местных жителей и властей, как мы видели, ни солдаты, ни офицеры не проявляли. Особую агрессивную прыть тут демонстрировал лишь ОМОН.

Наконец о праве республик выйти из Союза. Есть у каждой из них такое право, установленное Конституцией, подтверждает президент. Но — «мы не можем позволить ни стихии в этом деле, ни произвола — даже со стороны избранных органов». Понятно: «стихийно», «произвольно» покинуть Союз нельзя, — только через преодоление практически непреодолимого законодательного крючкотворства, воздвигнутого Центром на этом пути.

Не мог, конечно, Горбачев обойти и Ельцина: «События в Прибалтике спекулятивно используются как повод для постановки вопроса о расчленении наших Вооруженных Сил, создания армий республик. Такие безответственные заявления чреваты серьезными опасностями, особенно если они исходят от руководства РСФСР. Думаю, каждый разумный человек понимает, чем это могло бы обернуться для нашей страны и всего мира».