Жюльетта Бенцони - Кинжал и яд

• Название: Кинжал и яд
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Жанр: Исторические любовные романы

Во все времена стремление к власти толкало людей на великие подвиги и чудовищные преступления. Юные очаровательные девушки, стоило им оказаться при дворе, превращались в коварных мегер и начинали всеми правдами и неправдами пробивать себе дорогу на самый верх. Почтенные матери семейств отправляли к праотцам своих мужей и любовников, если те оказывались помехой на пути к вожделенной цели. Самым знаменитым и изощренным злодеяниям прошлого посвящена книга знаменитой Жюльетты Бенцони.

---

— Этот человек замышляет бунт, — сказал как-то королю Максимилиан де Рони. — Мы получили неопровержимые доказательства. Пора нанести удар, сир.

Генрих, прижавшись лбом к стеклу, пристально всматривался в сад Арсенадьского дворца и, казалось, не слышал своего министра. Потом он откашлялся, словно слова застряли у него в горле, и наконец обернулся.

— Я не могу понять, друг мой. Я сделал Бирона маршалом Франции, герцогом и пэром, губернатором Бретани. Он принадлежит к числу высших сановников Франции, я приравнял его к Монморанси и Гизам! Что ему еще нужно?

— Возможно, он хочет стать испанским грандом, — с усмешкой произнес министр. — Говорят, король Филипп хорошо платит за услуги. Однако тому, кто слишком высоко поднял голову, легче ее отрубить. Прикажите арестовать Бирона, сир, и предайте его суду вместе со всеми сообщниками…

— Их имена известны?

— Конечно. Прежде всего граф Овернский…

— Брат маркизы?!

— Да, брат маркизы де Верней, сир. Вам давно следовало понять, что семейство д'Антраг помышляет только о мятеже. Эти люди не любят вас…

— Генриетта меня любит! — взорвался король. — И не смей это оспаривать! Я перед ней во многом виноват…

— Вы считаете большой виной то, что не сделали шлюху королевой Франции? Это смехотворно!

— Прекрати, Рони! Я не позволю тебе говорить со мной таким тоном!

Взбешенный король удалился, оставив министра одного, но приказ об аресте всех заговорщиков все-таки подписал. Обвиняемых препроводили в Бастилию, а 31 июля 1602 года маршал-герцог де Бирон поднялся на высокий, обтянутый черным крепом эшафот, возведенный во дворе Бастилии в первый и последний раз. Ибо Генрих, побывав в постели Генриетты, распорядился освободить опасного графа Овернского — сводного брата своей любовницы. Наступила очередь Рони прийти в ярость: все вернулось на круги своя.

Между тем королевская чета жила отнюдь не мирно. Мария Медичи прекрасно знала о связи своего супруга с Генриеттой и об обязательстве короля жениться на ней, которое по-прежнему находилось в руках дерзкой, маркизы. Королеве исправно доносили об оскорблениях и насмешках: Генриетта открыто высмеивала ее коренастую фигуру, тяжелые черты лица и выпученные глаза. В двадцать семь лет такие вещи не прощают. Флорентийка, не обладая гибкостью и политическим гением своей тетки, королевы Екатерины, предавалась бессильной ярости и вопила так, что сотрясались стены Лувра. Естественно, вся столица судачила об этих сценах — к великой радости друзей Генриетты.

Однажды вечером Рони, зайдя к королю, стал невольным свидетелем очередной ужасающей ссоры. Мария, не обращая внимания на присутствие министра, припомнила мужу все любовные приключения и в особенности грубые издевки той, которую она именовала «маркизой-потаскухой», а потом влепила королю звонкую пощечину.

На сей раз Генриху изменило его привычное добродушие.

— С меня хватит! — в гневе воскликнул он. — Вы вернетесь во Флоренцию, мадам. Наш брак будет расторгнут. Мне не нужна такая жена, как вы!

— У меня есть сын! — взвизгнула Мария. — Вы не имеете права изгонять мать дофина!

— Я могу уничтожить вас вместе с вашим сыном! Слава богу, у меня есть другой сын.

— Не поминайте господа в делах разврата!

Ледяной голос Рони подействовал на обоих бойцов как холодный душ.

— Сир, — спокойно произнес он, — умоляю ваше величество уделить мне минуту внимания. Прибыл папский нунций и просит у вас аудиенции. Полагаю, сейчас не самый подходящий момент, чтобы ставить под сомнение законность королевских сыновей.

Укрощенный Беарнец последовал за своим министром, хотя успел на прощание бросить угрожающий взгляд на жену, которая теперь заливалась слезами: гнев короля не предвещал ей ничего доброго. И действительно, в начале 1603 года Генрих признал юного маркиза де Верней своим сыном. Мария Медичи едва не умерла от ярости, а Генриетта торжествовала: у ее сторонников появилось новое оружие.

Маркиза де Верней, умело сплетая сеть политических интриг, из которых самой опасной для Франции был предательский сговор с послом Испании графом Фуэн-тесом, вела с королем жестокую и расчетливую игру. То и дело отказывая ему, а затем привлекая вновь, она доводила его до исступления. Это был уже испытанный способ — именно так в свое время Генриетта добилась титула официальной любовницы. Король, истерзанный непостоянством своей ласковой и свирепой фаворитки, осыпал ее подарками и страстными письмами.

«Я никогда вам ни в чем не перечил, — писал он, — а вы задались целью мучить меня, поэтому ответа не будет. Не пытайтесь что-либо измыслить, ибо лучше промолчать, если нечего сказать. Я же люблю вас так безумно, что совершенно потерял голову…»

Генриетта читала эти письма, посмеиваясь, складывала их в шкатулку и отвечала, что отныне намерена заняться спасением души, отчего король приходил в безумную ярость. Он попытался найти утешение у красивой и глупой Жаклин де Буэль, которой даровал титул графини де Море. Но все его старания уязвить Генриетту были тщетными: она слишком хорошо знала и свою власть над ним, и ничтожность своей соперницы. Король не удостоился даже упрека. То же самое произошло, когда Генрих завел интрижку с Шарлоттой дез Эссар…

Однако Генриетта, успешно разыгрывая короля, не могла обмануть своего личного врага Рони. Министр не спускал глаз с Антрагов после того, как был освобожден граф Овернский. И в 1604 году он раскрыл новый заговор: Франсуа д'Антраг и граф Овернский собирались убить короля и дофина, а затем с помощью Испании посадить на французский трон маленького маркиза де Верней…

Рони вновь бестрепетно двинулся на приступ. Перехватив письмо графа, он представил его королю, отчеркнув ногтем следующие слова:

«…поскольку король имеет обыкновение часто заглядывать к маркизе и сопровождают его лишь несколько человек, ему можно с легкостью перерезать горло, а затем отправить дофина вслед за отцом…»

Генрих посмотрел на своего министра и удрученно закрыл лицо руками.

— Это все?

В глазах Рони мелькнула жалость: он любил короля как собственного брата и страдал при виде его мук. Но за любовь ему заплатили черной неблагодарностью, и эту язву следовало вырезать безжалостной рукой.

— Нет, сир. Произведя тайный обыск в Маркусси, мы обнаружили также письменное обязательство короля Испании, согласно которому сын маркизы де Верней признается законным дофином и наследником французской короны — при условии, что будет воспитываться при испанском дворе. У нас есть и письмо, адресованное самой маркизе. Заговор не подлежит сомнению, сир, и в нем замешана вся семья. Вы приказали отрубить голову Бирону за куда меньшее преступление, ведь тогда и речи не было о цареубийстве.

Лицо Генриха IV вдруг побагровело от гнева. На сей раз заговорщики зашли слишком далеко, и он ощутил в своем сердце ненависть, прежде ему неведомую. Генриетта, которую он так любил и любит до сих пор, замышляла его убийство!

— Схватить их, Рони, схватить их всех! В Бастилию всю семью д'Антраг!

— Женщин тоже?

— Нет. Оставьте Марию д'Антраг на свободе. Эта женщина не должна страдать из-за своего мужа и детей.

— А как быть с маркизой де Верней?

Король какое-то мгновение колебался. Стоявший рядом с ним Рони увидел, как он запустил обе руки в волосы и судорожно сжал пальцы.

— Пусть ее отвезут в монастырь Бомон-ле-Тур и держат там под строжайшим наблюдением. А у ее дома поставьте засаду.

2 февраля 1605 года граф Овернский, Франсуа д'Антраг и Томас Морган, обвиненные в государственной измене и оскорблении величества, были приговорены к смертной казни — им должны были отрубить голову на Гревской площади.

На следующий день Генрих IV принял в Лувре мать своей любовницы. Мария д'Антраг упала к ногам короля с мольбой сохранить жизнь мужу и сыну. Генрих IV проявил по отношению к ней свое обычное великодушие. Кроме всего прочего, за долгие месяцы разлуки с Генриеттой его любовь только усилилась, и он не мог смириться с мыслью, что отныне ему придется существовать без нее.

— Мадам, — сказал он бывшей королевской фаворитке, — я отнюдь не желаю смерти вашим родным, хотя они желали моей.

— Простите их, сир! Они были вовлечены в заговор помимо воли. Всем им так дорога моя дочь… они страдали из-за ее ложного положения…

— В таком случае, мадам, меня изумляет твердость духа маркизы де Верней. Она не соизволила ни единым словом, ни одной крохотной записочкой выразить мне свое сожаление и попросить о пощаде.

— Она это сделает, сир, уверяю вас, она это сделает. Бедное дитя, она так несчастна…

— Пусть скажет об этом нам. Пока же я велю отложить казнь.

Час спустя карета мадам д'Антраг стремительно неслась по дороге, ведущей к монастырю, где томилась ее дочь.