Лео Перуц - Маркиз де Боливар

• Название: Маркиз де Боливар
• Автор: Лео Перуц
• Жанр: Проза

---

- А ты пойдешь сегодня вместо меня к Монхите! Ты заодно с Эглофштейном, я знаю! Ты и Эглофштейн, тухлое масло на заплесневевшем хлебе!

Я не удостоил его ответом, но вмешался Брокендорф.

- Гюнтер, да я тебя знаю, ты просто трусишь, тебе уже мерещатся пули герильясов!

- Трушу? Ты же видел, Брокендорф, как я вел солдат прямо в лоб на три стреляющие гаубицы!

- Полковник знает тебя как хорошего наездника, - примирительно заметил Донон.

- Да замолчите вы с вашей попугайской болтовней! - взорвался Гюнтер. Ты думаешь, я не видел, как Эглофштейн за столом нашептывал командиру? Это он хочет убрать меня за сотню миль, только из-за Монхиты. Я буду негодяем, если забуду ему это! Он ничего не умеет, кроме как шпионить, и, если двое разговорятся, он уже тут как тут!

- Ну что ты станешь делать? Полковник приказал тебе, тут никакие проклятия не помогут! - возразил Донон,

- Ни в вечность - нет! И пусть меня молния вобьет в землю, если я освобожу поле!

Я толкнул его, чтобы он притих, потому что Монхита подошла к роялю и приготовилась петь под аккомпанемент Эглофштейна.

Она спела "Son vergina verrosa" из оперы "Пуритане", и меня уже с первых нот охватила пронзительная тоска и блаженные воспоминания. Я много раз слышал именно эту арию от Франсуазы-Марии, и она стояла, как теперь Монхита, со своими круглыми детскими плечиками, склонив головку в пышных красно-золотых локонах, и тайком улыбалась мне. И блаженство пронизывало меня: давно ли я, ликуя, держал в объятиях трепещущее тело, покрывал этот рот хмельными поцелуями - и меня вновь захватила мысль: нет, иначе не может быть, это мне она тайком прошепчет на прощание: "До ночи, любимый!"

Монхита споткнулась на фразе: "Nel cor piu non mi sento"29 и беспомощно посмотрела на полковника. А он ласково погладил ее рыжие волосы и сказал:

- Она впервые поет перед чужими, и в головке у нее удержалось только начало!

- У нее хороший голос, - заметил священник. - Она и в церкви иногда у нас пела по праздникам вместе с лиценциатом, служившим одно время в библиотеке маркиза де Болибара. А теперь он получил хорошее место капеллан в Мадриде.

- Опять этот маркиз де Болибар! - вскричал полковник. - Каждый день я в городе только о нем и слышу. Где он? И где скрывается? Почему я еще не видел его в лицо? У меня самые веские причины, чтобы познакомиться с ним!

Разумнее было, конечно, молчать. Но моя тайна не давала мне покоя.

- Господин полковник! Маркиз де Болибар убит! Эглофштейн злобно глянул на меня.

- Йохберг! Когда вы наконец сами устанете от своей глупейшей сказки?!

- Но это - так, как я говорю, маркиза я сам с моими людьми расстрелял в рождественскую ночь возле ворот! Эглофштейн пожал плечами.

- Видение от чрезмерной впечатлительности, - отнесся он на мой счет к полковнику. - Маркиз жив, и, я думаю, он еще доставит нам немало хлопот...

- Впрочем, - решил полковник, - мертв он или жив, мы знаем его планы и приняли все меры, чтобы им помешать.

- А я говорю вам - и стою на том, - закричал я, обидевшись на высокомерную насмешку адъютанта, - что он мертв и похоронен, а мы бьемся с бредом, с привидениями, с химерами...

Но не успел я договорить, как двери резко распахнулись, и ворвался Салиньяк - бледнее обычного, в руке - сабля наголо, еле переводя дыхание после бега по лестнице.

- Господин полковник! Сигнал с крыши подан по вашему приказу?

- Сигнал? - вскричал полковник. - О чем вы, Салиньяк? Я ничего не приказывал!

- Облако дыма над домом! На крыше горит солома! Эглофштейн вскочил, заливаясь меловой бледностью.

- Это - он! Это его дело!

- Чье? - спросил я растерянно.

- Да маркиза де Болибара же! - с трудом выговорил он.

- Маркиз? - закричал Салиньяк в безумной ярости. - Так он в доме! Из ворот никто не выходил!

Ротмистр метнулся наверх, мы слышали только стук дверей, поступь драгун, носившихся по комнатам, коридорам и лестницам.

- Господин полковник! - обратился Гюнтер. - Не передадите ли вы мне письмо к генералу д'Ильеру? - Но при этом он - заметно для меня - злорадно осклабил рот. И мне подумалось, что ведь только что его-то в комнате и не было...

- Теперь поздно, - мрачно пробормотал полковник. - Вы не пробьетесь: герильясы уже окружают город. Конвой с припасами отрезан и погибнет...

- Да, ребенок мертв. Крестин не будет, - медленно произнес Гюнтер, и от меня не ускользнули радость и триумф Иуды Искариота в его глазах. Йохберг! Спасибо вам за лошадь, она мне не понадобится...

- Самое скверное, - мрачно добавил Эглофштейн,-что ведь у нас не осталось и десяти патронов на стрелка... И вы еще будете меня уверять, Йохберг, что этот адский маркиз мертв?!

От стены, где стоял Гюнтер, донеслось - внятно только для меня - два слова шепотом:

- Puff regal! Королевский удар!

Глава IX. С ЦАРЕМ САУЛОМ В АЭНДОР

Во вторник утром я выехал за город проверить караулы в укреплении у предместья Сан-Роке, потому что мы с воскресенья начали усиливать земляные валы и рыть окопы и заложили два передовых укрепления в форме полумесяцев с далеко выдвинутыми стрелковыми ячейками. Эта работа была уже частично сделана. На линии в этот день работала от нас рота Брокендорфа, а вместе с нею - половина гессенского батальона из полка "Наследный принц", приданного нам перед началом похода на Ла Бисбаль. Мои же драгуны в тот день патрулировали улицы города.

Около дома прелата я встретил моего капрала Тиле, который сидел на земле и выправлял помятый полевой котелок деревянным молотком - киянкой. При этом он насвистывал в ритме марша песенку "Наш кузен Матиас".

- Господин лейтенант! - весело закричал он мне через улочку. - Со вчерашнего дня преисподняя отворилась, и черти кучами бегают по земле!

Он имел в виду герильясов, маленькие отряды которых патрули уже видели вблизи города. Я позвал капрала с собой, потому что опасался запутаться среди окопов и долго не сыскать дорогу к Сан-Роке. Он взял с собой киянку и котелок и зашагал впереди меня.

Облик города за прошлую ночь заметно изменился. Несмотря на отличную, солнечную погоду, рыночная площадь пустовала, да и на улицах мы не встречали водоносов и разносчиков с рыбой и овощами, погонщиков мулов и нищих, которые вечно толкались возле церквей и лавок. Жители попрятались по домам, только женщины порой торопливо перебегали из ворот в ворота.

И все же жизни и шума хватало. Между комендатурой и укреплениями непрерывно носились всадники, нам встречались повозки, мулы с провиантом и шанцевыми инструментами; в какой-то халупе за городскими воротами устроился фельдшер гессенского батальона и, покуривая трубочку, ждал, не привезут ли травмированных.

- Ночные пикеты, - сообщил мне по дороге Тиле, - уже имели перестрелку. На утренний рапорт приволокли трех пленных герильясов. Эти трое выглядели так, будто вылезли прямо из Ноева ковчега. И почему только у всех герильясов, каких я видел, морды как у обезьян, мулов или козлов?

Он подумал немного и предложил свое объяснение удивительного феномена.

- Вероятно, это потому, - добавил он, - что они больше всего едят кукурузу и кашу из желудей, такие вещи, которыми у нас кормят скотину. Да, сегодня они спокойны, но перед рассветом вы могли бы слышать их недалеко от стен. Они ведь собираются в кружок около своего офицера и поют утреннюю молитву. Но мне сдается, это гимн дьяволу Бегемоту, покровителю всяческой нечисти и скотских рож!

Он презрительно плюнул. Тем временем мы вышли к люнету "Mon Coeur"30. В окопах устроились на своих вещевых мешках и вьюках гессенские гренадеры. Два начальствующих офицера - капитан граф Шенк цу Кастель-Боркенштейн и лейтенант фон Дубич - беседовали у горловины люнета, выделяясь своими светло-голубыми куртками с отворотами из леопардового меха. Я сухо поприветствовал их, мне ответили так же. ибо между нашими полками существовала давняя неприязнь со времени Вальядолида, где император на смотру не удостоил и взглядом полк "Наследный принц".

Мы миновали редут и подошли к куртине "Эстрелья" возле первого передового укрепления. Оттуда я отослал обратно капрала Тиле. Людей Брокендорфа я застал за напряженной работой: эта часть укреплений была еще не доведена и до половины. Один взвод покрывал вал фашинами и корзинами с землей, другой занимался оборудованием стрелковых гнезд на кронверке, остальные строили навес. Донон с лопатой в руке осматривал подкоп для мины, чтобы взорвать эту часть укрепления в случае, если будет дан приказ об отступлении за стены города. На земле был разложен его завтрак - хлеб, сыр и бутылка вина, - и тут же - том Полибия о военном искусстве греков.

- Йохберг! - окликнул он меня, поставив лопату у стенки. - Сегодня можешь идти домой. За тебя отдежурит Гюнтер!

- А с чего это Гюнтер? Мне ничего об этом не говорили...

- Да он сам напросился. Можешь поблагодарить за свободный день Монхиту!

И он со смехом рассказал мне о печальном исходе визита Гюнтера к Монхите. Да, Гюнтер явился к ней точно после утренней мессы, извинился, что не принес цветов. Была бы теперь не зима, уж он бы подарил ей букет роз пламенной любви, незабудок верной памяти, "рыцарских шпор" - цветов святого Георгия и еще тюльпанов и фиалок, которые я уж не знаю, что значат на языке цветов.