Дарен Кинг - Boxy An Star

• Название: Boxy An Star
• Автор: Дарен Кинг
• Издательство: АСТ
• Жанр: Контркультура
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-036591-8

Дарен Кинг — звезда новой школы британской контркультурной прозы, автор культовой трилогии «Жираф Джим», «Звездочка и Коробок» (премия Guardian» за 1999 год) и «Том Стволер».

Критики называют его «самым выразительным голосом поколения» и сравнивают с Ирвином Уэлшем, «тезкой» Дэнни Кингом и Родди Дойлом.

Жизнь есть АД.

Но тинейджеры с лондонского «дна» этого не знают — по той простой причине, что они в этом аду РОДИЛИСЬ, — и шляются по его кругам как у себя дома.

БУДУЩЕГО НЕТ.

Но Ромео и Джульетте панк-культуры на это ПЛЕВАТЬ.

Потому что они, вечно мечущиеся в погоне за новыми ощущениями, вообще не знают, ЧТО ТАКОЕ БУДУЩЕЕ.

Иногда — страшно.

А иногда — ОЧЕНЬ СМЕШНО!

«Дарен Кинг дал голос третьей волне английского панка, и голос этот звучит как глас вопиющего в пустыне в аранжировке «Sex Pistols»!»

Кристина Паттерсон, «Observer»

«Эта книга РАЗОБЬЕТ ВАШ МИР В ОСКОЛКИ — а потом сложит из этих осколков мир НОВЫЙ!»

Джули Майерсон, «Independent»

«Язык, которого не было со времен раннего Ирвина Уэлша. Стиль, сравнимый только с ранним Уильямом Берроузом!»

Николас Блинко, «Guardian»

---

—...Ствол. Ствол. Ствол...

Я притворяюсь, что вот только проснулся, и говорю:

— Что?

— Ствол. — Звездочка трясет меня за плечо. — Убери его, убери, убери...

— Что убрать?

Звездочка сидит на мне верхом и держит меня крепко-крепко. Двумя руками. И кричит прямо мне в ухо:

— Ствол. Ты слышишь, что я говорю?

— Что, малыш? Зачем ты меня разбудила?

— Ствол. Послушай меня. Оно все-таки было. Ночью.

— А что было ночью? — Я сажусь и отталкиваю ее, ну? чтобы она с меня слезла. Только не грубо, а ласково. Потому что я ее люблю. Я обнимаю ее, чтобы она не подумала, что мне неприятно, ну, что она сидела на мне верхом. Это было приятно, но неудобно. И я не хочу, чтобы она на меня обижалась.

Звездочка говорит:

— Он во мне.

— Кто? — говорю.

— Он во мне, Ствол.

— Кто? — Я действительно не понимаю.

— Ну, твой этот...

— Какой мой этот?

— Твой пенис.

— Кто?

— Твой безобразник. — Звездочка говорит: — Он во мне.

— А, — говорю. — Кажется, я понимаю. Тебе дать салфетку?

— Нет. — Звездочка говорит: — Твой безобразник. Он во мне. Он застрял.

Я улыбаюсь ей и говорю.

— И вовсе он не застрял. Вот он, смотри. У меня в трусах.

— Нет, не надо...

— Почему?

Звездочка качает головой:

— Там кровь.

— Где?

— У тебя на трусах. Они все в крови.

— Это не кровь, — говорю. — Это апельсиновый сок с газировкой. Я его пролил. И он потом высох. Я уже даже не помню, когда это было. Сто лет назад.

— Нет, не снимай...

Она не дает мне снять трусы.

— Да я только разок посмотрю.

— Нет, не надо. Там кровь.

— Это не кровь, — говорю.

— Она везде. Кровь.

— Не везде и не кровь. Это просто такие трусы. Правда прикольные?

— Не надо. — Звездочка говорит: — Не шевелись...

— Поздно. Уже шевелюсь.

— Ты все испачкаешь...

— Да нету там никакой...

— Нет, не снимай...

— Я просто проверю. Ты говоришь, что в тебе застрял мой безобразник. А я тебе говорю, что он здесь, у меня в трусах. И хочу, чтобы ты посмотрела и убедилась. Если он там, в трусах, значит, в тебе его нет. Потому что он там, у меня в трусах. У меня он один. Их не два и не три. У меня только один безобразник. — Я оттягиваю резинку и заглядываю себе в трусы. Да, он там, мой безобразник. Я его вижу. Он там. Сидит спокойно у меня в трусах и даже не знает, что происходит. Звездочка тоже не знает, что происходит. Она крепко зажмурилась и не смотрит. — Звездочка.

— Он во мне. — Звездочка слезает с кровати и говорит: — Я его чувствую.

— В тебе его нету и быть не может.

— Он там, в моей норке.

— Нет, не там. — Это она так называет свою волосатую дырочку. — Потому что он здесь, у меня. Посмотри.

Звездочка стоит на ковре, как-то странно стоит, чуть прогнувшись. Как будто ей неудобно стоять.

— Нет, не трогай меня. Не трогай. — Она отходит на пару шагов. Она странно ходит, не так, как обычно. Как будто хочет меня рассмешить. Только она вовсе не хочет меня рассмешить. Это видно по ее лицу. — Не трогай меня. — Она не может ходить, потому что ей больно. — Ствол. — Она морщится. — Он во мне. Такой твердый. Сделай, чтобы он стал мягким.

— Что? — Я просто сижу на кровати и вообще ничего уже не понимаю. — Он мягкий. Он тут, у меня. У меня в трусах. И он вовсе не твердый.

— Он твердый. Твердый. Сделай, чтобы он стал мягким. — Она не открывает глаза. Она говорит с закрытыми глазами: — Он там, во мне...

— А если я сделаю, чтобы он стал мягким, тебе уже больше не будет больно?

— Не будет. Ой...

Я качаю головой.

— Ну хорошо, — говорю. — А как сделать, чтобы он стал мягким?

— Я не знаю. Это же твой безобразник, вот ты и придумай. — Ей больно, и поэтому не хочется разговаривать. Ну, от боли. Она стоит посредине комнаты. Как-то странно стоит, чуть прогнувшись. Ну, как тогда. Когда она только что встала с кровати. Звездочка говорит: — Подумай о чем-нибудь, от чего тебе сразу не хочется глупостей.

— Да мне и так их не хочется, никаких глупостей. — Я говорю очень быстро. Мне хочется, чтобы ей не было больно. Ну, чтобы боль поскорее прошла. Я хочу сделать что-нибудь, чтобы ей не было больно. Но у меня ничего не выходит. — Звездочка. Послушай меня. Мне не хочется никаких глупостей.

— Да. Еще раз.

— Что?

— Скажи это еще раз.

— Что? Что мне не хочется глупостей?

— Да. Скажи это еще раз. И продолжай повторять, пока тебе не расхочется глупостей.

Я пожимаю плечами. Делаю, как она просит. Повторяю:

— Мне не хочется глупостей. Мне не хочется глупостей. Мне не хочется глупостей. Мне не хочется глупостей. Мне не хочется глупостей...

— Подумай о чем-нибудь грустном. Ой. Ой...

— О чем?

— Ну, о чем хочешь. О чем-нибудь грустном, от чего у тебя все опадает и тебе больше не хочется глупостей...

Ага. Я знаю, о чем надо подумать, чтобы мне не хотелось вообще никаких глупостей.

— О твоей маме. Сейчас я подумаю о твоей маме. Когда я думаю о твоей маме, мне уж точно не хочется глупостей. Самое верное средство.

— Да, давай. — Звездочка говорит: — Давай думай...

Она издает всякие звуки, ну, такие... такие звуки, от которых мне сразу хочется глупостей, и мой безобразник становится твердым и очень большим. Но тот безобразник, который в ней, он вовсе даже не настоящий, и поэтому он не становится тверже и больше, так что это не важно, что происходит с моим настоящим. Который у меня в трусах.

— Знаешь, Звездочка, твоя мама — это так пакостно, просто даже не знаю как. Почти так же пакостно, ну, как эти, которые с ананасами на головах. Как капуста. И лук. И бананы. — Нет. Бананы сюда не подходят. Бананы вкусные. — Как картошка. Имбирь. И имбирные пряники. Пастернак. И еще этот... шпинат. И фасоль. И еще пастернак...

— Получается. Он становится меньше.

— Как попасть в тюрьму. Или как если тебя убьют. Как ходить в школу. Не ходить на вечеринки к друзьям. Скучно и пакостно.

Все, от чего сразу не хочется никаких глупостей.

Звездочка выпрямляется и говорит:

— Получается.

У нее все лицо мокрое. Ну, от пота. Но она уже не морщится от боли. Оно становится мягче. Как безобразник. Который, как она говорит, застрял у нее внутри. Только он не застрял. Потому что его там нет.

— Он выходит наружу. — Звездочка говорит. — Вот он. На пол упал.

— Я его подниму. — Я спрыгиваю с кровати, и бросаюсь на пол, и поднимаю этого безобразника, которого нет. Ну, который, как она говорит, выпал у нее из дырочки и упал на пол. — Засуну его обратно к себе в трусы. — Какой безумный, безумный мир. — Ну, вот, — говорю. — Все в порядке.

Звездочка открывает глаза. Они такие красивые.

— Мы это сделали, Ствол. Ты у меня не мужчина, а зверь. — Она тяжело дышит. Вдыхает и выдыхает. Ей не хватает воздуха. Она открывает окно. Ей жарко. Она садится на краешек кровати. Я держу ее крепко-крепко, обнимаю двумя руками. Она дышит так тяжело, а я прижимаю ее к себе. Я пытаюсь ее успокоить. — Держи меня, Ствол. — Звездочка говорит. — Крепко-крепко держи.

— Я...

— Помоги мне, Ствол. Мне страшно. Помоги мне. Пожалуйста.

— Я держу тебя.

— Я без них не могу. Не могу.

— Без кого?

— Без таблеток. Достань мне таблеток.

— Каких таблеток?

— Я без них не могу. — Звездочка говорит: — Помоги мне. Дай мне таблетки.

— У нас нету таблеток. Звездочка, как я дам тебе таблетки, если у нас их нету?

— Мне все равно. Просто дай мне таблетки.

— Звездочка, что с тобой? — Она уже дышит получше. Не так тяжело. Я по-прежнему держу ее крепко-крепко, но она уже дышит значительно лучше. — С тобой никогда раньше такого не было. Ты же — самая разумная девочка из всех девчонок, которых я знаю. А сейчас тебя словно замкнуло. Ну, что-то в мозгах переклинило. И нам надо придумать, как сделать так, чтобы этого не было. Чтобы у тебя мозги встали на место. А то будет беда.

— Лучше дай мне таблетки. — Звездочка говорит: — А то точно будет беда.

Очень даже разумное замечание. Ну, то, что она говорит. Но есть одна небольшая проблема. У нас нет таблеток.

У нас нет таблеток. Ну, от которых бывает всякое такое. Но у нас есть таблетки, которые лекарства. В шкафчике в ванной. Звездочка открывает шкафчик, и там, на шкафчике, — зеркало, и лицо Звездочки в зеркале проворачивается и исчезает из виду. Звездочка смотрит на пузырьки и коробочки в шкафчике. Я стою у нее за спиной и обнимаю ее за талию. Хорошо, что ее лица в зеркале уже не видно, потому что оно какое-то не такое. Совершенно неправильное лицо. Сейчас, когда Звездочка не принимает таблетки, она стала какая-то странная. Ну, как будто она распадается на кусочки. Я пытаюсь собрать их, приклеить обратно, но они все равно отпадают. Не держатся. Это все из-за ее мозгов. В них что-то замкнуло. И никак не размыкается.

Звездочка говорит:

— Наверное, эти.

Я достаю пузырек. Он весь пыльный. Это снотворное. Ну, такие таблетки, чтобы тебе стало сонно, и ты заснул. На этикетке написано: