Юрий Домбровский - Рождение мыши

• Название: Рождение мыши
• Автор: Юрий Домбровский
• Издательство: ПРОЗАиК
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91631-096-2, 978-5-91631-179-2

Впервые к читателю приходит неизвестный роман одного из наиболее ярких и значительных писателей второй половины XX века Юрия Осиповича Домбровского (1909–1978). Это роман о любви, о ее непостижимых законах, о непростых человеческих судьбах и характерах, и отличают его сложная философия и непривычная, новаторская композиция. Считалось, что текст, создававшийся писателем на поселении в начале 1950-х годов, был то ли потерян после реабилитации (Домбровский сидел в общей сложности десять лет, не считая первой ссылки в Алма-Ату в 1933 году), то ли уничтожен. К счастью, оказалось, что все эти годы роман хранился в архиве писателя.

---

— А я же ваш сосед. Я живу рядом с тем номером, в котором все время пляшут и пьют.

— О-о! Это в каком же номере так весело? — вскинула на него глаза Ленка.

— А есть один такой номер, — улыбнулся Николай и взял бутылку, — ну и так как виночерпий я, разрешите обнести всех по кругу.

— Ой, мне не надо! — испугалась Нина, ей действительно не хотелось здесь долго оставаться. — Я ведь поднялась на минуточку, а то у меня столько работы!

— Не принимать! Не принимать! — строго сказала Ленка. — Не принимать от нее никаких резонов, Николай! Лейте ей. Не бойся, дурочка, это яблочная двенадцатиградусная; ну, чокнемся — за твою роль! До дна, до дна — ну, вот и все, а ты, глупая, боялась! Так кто же у вас там поет и пляшет?

— А что там! Ну, пьяные какие-то, — недовольно ответила она. Ее, конечно, страшно раздражал тот кабак, что уже неделю бушевал, пил, пел и плакал за стеной, но стоило ли об этом разговаривать! — Конечно, товарищи позволяют себе кое-что лишнее.

— Беру половину вины на себя, — сказал Николай. — Все будет в порядке, Нина Николаевна, не журитесь! Ладно, нашли тему для разговора! За какую же роль вы сейчас пили?

— А вот, — гордо посмотрела на него Ленка, — сегодня в коридоре уже вывешен приказ. Нельский ставит «Отелло». Нина играет Дездемо́ну.

— Дезде́мону, — поправил Николай. — Дезде́мона — это дословно «Из демона», а Дездемо́на не имеет никакого смысла.

— Как это не имеет? — обиделась Ленка. — «Молилась ли ты на ночь, Дездемо́на», — попробуйте прочитать Дезде́мона.

— Ах вот кто у вас! — улыбнулся Николай. — Старичок Вейнберг. Вы с ним зря связались — он вам наделает дел. Нет, у Пастернака правильно:

Когда случалось петь Дездемоне, —
А жить так мало оставалось, —
Не о любви, своей звезде, она —
По иве, иве разрыдалась.

— Ч-черт, память! — восхитился Сергей и тут же спохватился: — Ну, товарищи, Шекспир Шекспиром, а пить надо. Николай, ухаживай за Ниной Николаевной.

Нина быстро закрыла стакан ладонью.

— Нет, вполне серьезно, я…

— А ну давайте-ка я поухаживаю за ней, — энергично сказала Ленка, потянулась через стол и налила ее стакан доверху. — Пей, несчастная! Я тебя научу пить!

Николай подумал и спросил:

— «Зачем мы к вам пришли? Мы вас научим пить». Кто и кому это говорит?

— Гамлет Горацио, в первом акте, — тоном первой ученицы ответила Нина и чокнулась с ним.

— Нет, верно? — быстро и восторженно обернулась Ленка. Николай кивнул головой. — Молодец, Ниночка, — два ноль в твою пользу. Ведь теперь он около тебя попрыгает. Знаешь, как он ко всем ревнует Шекспира?

— Стой, Леночка, — недовольно сказала она и машинально отпила из стакана. — Вы сказали: Дездемона — из демона. Слушайте, никакой демоничности в Дездемоне нет, наоборот, это очень простая и ясная душа. Я ее…

— Ну, пошло, — махнула рукой Ленка. — Нинка, замолчи сейчас же. Я уже вижу, к чему это идет.

— Николай, а ну-ка заведи что-нибудь о женщинах Шекспира — вот будет весело, — кольнул Сергей. — Нина Николаевна, вы и не знаете, какого зверя вы будите.

Николай усмехнулся:

— У Шекспира только две женщины, Сережа, — блондинка и брюнетка; вот: Нина Николаевна и Елена Александровна.

— Ин-те-ресно, — оторопела Ленка. — Что же из себя представляю я, брюнетка?

— Вы быстры на любые решения, и добрые и злые, — Николай взглянул ей в глаза, — к жизни относитесь иронически, склонны к интригам, не сдержанны в чувствах, не умеете в жизни потесниться, носите маску. Не одну, а много. В юности вы Джульетта, в зрелости Клеопатра, а под старость станете леди Макбет. Шекспир много перенес от такой женщины. Слушайте! — и он прочел:

Откуда столько силы ты берешь,
Чтоб властвовать в бессилье надо мной?
Я собственным глазам внушаю ложь,
Клянусь им, что не светел свет дневной…

Какой заслугой я горжусь своей,
Чтобы считать позором униженье?
Твой грех мне добродетели милей.
Мой приговор — твоих ресниц движенье…

Он слегка ударил кулаком по столу и жестко закончил:

В моем несчастье одному я рад,
Что ты — мой грех и ты — мой вечный ад!

— Та-а-к! — сказала Ленка, насильственно улыбаясь. — Это я такая грешница? Правильно! Ну, а Нина кто?

Тогда Николай сказал:

— Она наивна в любви и дружбе, всегда готова из-за них на любые жертвы, на жизнь смотрит героически. Любит один раз и навсегда. Погибнет ее любовь — погибнет и она. Любовь у нее всегда подвиг.

Николай говорил это, уже смотря в лицо Нины. За столиком наступила тишина. Сергей нахмурился и стал мять конец папиросы.

— Ну, Николай… — сказал он, косясь на пылающее лицо Нины.

— Это все про Нинку? — иронически спросила Ленка. — Это она героический характер?!

— Зачем же она? — спокойно ответил Николай. — Про присутствующих не говорят. Нет, это Дездемона, Офелия, Корделия — та белая женщина Шекспира, которую только собирается играть Нина Николаевна.

Подошел официант, наклонился к Николаю и что-то шепнул на ухо.

— Ага! — Николай быстро встал. — Ну, извините, товарищи, я пошел. У меня деловое свидание.

— Нет, нет, — крикнула Ленка, — ведите, ведите сюда вашу даму. Это Нюра! Ведите ее сюда!

— Это не Нюра, — сухо ответил Николай, — ее зовут Таиса Григорьевна. Мы ждем вызова из редакции и поэтому…

— A-a! — что-то понял Сергей. — Так это та, что… Ну, Коля, тогда и пойдете, когда позвонят, а сейчас верно, веди ее сюда, я, кстати, познакомлюсь.

— Ведите, ведите, — закричала Ленка, — что вы ее прячете! — и приказала официанту: — Прибор и бутылку карданахи.

Таиса Григорьевна оказалась красивой полной блондинкой лет 23. У нее были чудесные голубые медленные глаза, круглые зубы один к одному, такие, что только бы улыбаться, и такой румянец играл на ее лице, покрытом нежнейшим, как на персике, пушком, что Ленка сразу же заерзала на стуле, а взгляд ее стал беспокойным и ласковым. Она всегда заигрывала с той, которой потом собиралась вцепиться в горло.

— Так вот, прошу любить и жаловать, — представил Николай свою знакомую, — моя прошлогодняя спутница по горам и долам, когда я был… — и он назвал имя одного среднеазиатского курорта.

— Так будем же знакомы, — ласково сказала Ленка и протянула ей стакан. — Вам нагонять. Мы уже на третьем.

— Но мне завтра рано вставать, — извиняясь, улыбнулась Таиса — она была и вся мягкая, теплая, улыбающаяся, ласковая, как кошка, — у нас со станции…

— Ах, вы со станции! — облегченно воскликнула Ленка, глядя на Таису глазами кобры.

Сергея передернуло.

— Таиса Григорьевна — главный художник керамической станции, — сухо сказал он. — Сейчас они выпускают юбилейную серию к двадцатилетию Республики. Наша газета дает об этом полосу.

— А составляю ее я! — досказал Николай и протянул через стол стакан Таисы. — Леночка, налейте-ка! Немного все-таки выпьем, — объяснил он Таисе, — а то будем чувствовать себя за столом неудобно.

— Но вы же знаете, Николай Семенович, как я пью, — сказала Таиса, неотрывно смотря на него.

Николай вдруг чему-то громко засмеялся.

— Товарищи, а если бы вы знали, на каком курорте мы встретились с Таисой, — горы, леса, оркестр, одних фонтанов штук шестнадцать, а вечером танцы, танцы, — он сделал кудрявое округлое движение руками. — Таиса учила меня, да неудачно.

— Да нет, — запротестовала Таиса, — вы сделали…

— Ша, Таиса! Ничего я не сделал — оказался полнейшей бездарностью. А с утра до ночи — парочки, парочки, парочки. На скамейках парочки, в кустах парочки, под кустом, на горе, под горой, в гамаках, еще черт знает где — все парочки. Отбой в двенадцать, в кроватях половины нет — сестры бегают, ловят: «Отдыхающие, отдыхающие…» Ищи ветра в поле! Однажды был со мной такой случай… — Он что-то осекся и нерешительно поглядел на Таису.

— Ну, ну! — крикнула Ленка, перехватив на лету его взгляд. — Рассказывайте, рассказывайте!

Николай открыл было рот, но посмотрел на Нину и осекся.

Нина не пила, она сидела и смотрела на Николая и Таису. Таиса была на редкость здоровой девушкой. Это о таких говорят — широкая кость, пышет здоровьем, румянец во всю щеку, кровь с молоком. Она смеялась, и у нее на щеках появлялись ямочки. Пока Николай говорил, она преданно и молчаливо улыбалась; он брал ее руку и целовал на сгибе — она смотрела на него голубыми-голубыми глазами и, видимо, не соображала, что о ней могут подумать и сказать другие, совсем незнакомые и недоброжелательно настроенные женщины. Пусть она влюблена и поэтому не соображает, как это все неприлично, но он-то что думает!