Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

• Название: САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА
• Автор: Герман Дейс
• Жанр: Фэнтези

Самый поразительный роман современности, созданный на стыке различных жанров.

---

 «А вот ещё интересно, - переводил разговор в другое русло Сакуров, - почему на периферии прирост населения в большем минусе, чем в метрополии?»

 «Элементарно, - отвечал Жорка. – Во-первых, это наша тараканья ментальность. В том смысле, что наш народ как те тараканы, которые, почувствовав неудобство проживания в одном месте, от данного неудобства по-человечески не избавляются, а просто всем скопом перебегают в другое место. Сначала убегают мужики, за ними – их бабы и дети. Во-вторых, наша самая поросячья жадность, в силу каковой те, что не убежали, начинают убивать друг друга из-за какого-нибудь кирпичного завода или цементной мануфактуры. Статистика же в это время показывает ухудшение демографических показателей, потому что, какие могут быть показатели от старушек с их доходящими дедушками? В то же время статистика больших городов и статистика нашей похабной столицы показывает более утешительные данные, потому что, во-первых, утекшие в вышеозначенные места половозрелые мужики с их бабами и детьми, во-вторых, многочисленные цыгане, граждане юго-восточного региона типа Вьетнама с Китаем, а также наши многочисленные бывшие соотечественники по бывшей советской конституции. Лица, то есть, известных национальностей, каковые лица, вкупе с цыганами и гражданами Юго-Восточного региона, привыкли размножаться быстро, много и весело, невзирая на жилищные санитарные нормы, инфляцию, скудное питание и стрессовое состояние из-за невозможности слетать на Канары в летнее время года...»

 «Всё ясно, - думал Сакуров под монотонный бубнёж пьяного Жорки, - скоро всем нам, русским то есть, а не японцам, кранты, как и предсказывал Жорка, а вместо нас нашу территорию, Россию, а не Японию, заселят цыгане, китайцы, вьетнамцы и лица известных национальностей, как люди более жизнеспособные, дружные и не убивающие друг друга из-за таких пустяков как консервный цех или картонно-спичечная фабрика…»

 Думая так, Константин Матвеевич вспоминал недавние телепередачи на криминальную тему. Одна касалась соседнего с их Угаровым Касимова. Там ещё с советских времён функционировало какое-то золотое предприятие. Так вот, когда советские времена кончились, те касимовцы, что имели прямое, косвенное или теоретическое отношение к данному предприятию, дружно кинулись убивать друг дружку. Одних убивали за сто граммов благородного металла, других – за килограмм, третьих – за целый пуд. И, пока бандиты, чиновники, милиционеры и прокуроры бодались за право рулить известным предприятием прямо, косвенно или хотя бы теоретически, в Касимове открыли два новых кладбища, а население города поредело на пятнадцать процентов.

 «А так как у нас подобное происходит не в одном Касимове, а повсеместно, то…»

 С этими мыслями Сакуров засыпал, потому что Жорка давно ушёл, а ночью полагалось спать.

 Потом случился дефолт. Сначала до Сакурова не вполне дошёл смысл происшедшего, а когда он поехал за продуктами в Угаров и оказалось, что на имеющиеся у него российские рубли он теперь может купить в четыре раза меньше, чем всего неделю назад, Константин Матвеевич таки прозрел.

 «Ну, вот, опять Жорка! – мысленно ахал он, прицениваясь к крупе в местном супермаркете. – И кто его за язык тянул? Однако хорошо, что я почти всю наличку переводил в доллары, потому что они теперь тоже в четыре раза дороже…»

 Впрочем, и оставшуюся отечественную наличку Константин Матвеевич успел реализовать почти без потерь. Дело в том, что моментальный рост цен не коснулся дорогих деликатесов и дорогих напитков. Поэтому, покряхтев от благоприобретённой жадности, бывший морской штурман приобрёл ящик армянского коньяка и десять банок чёрной икры. Причём сделал это крайне осторожно, исподволь разведав про надёжность и коньяка, и икры в смысле их натуральности за двадцать долларов у одного знакомого товароведа.

 «Не было счастья, да несчастье помогло, - прикидывал Сакуров, заботливо пакуя купленные брашна на заднем сиденье, - а то уж и забыл, когда последний раз чёрную икру ел…»

 Насчёт коньяка он старался не думать, потому что коньяка отведать ему хотелось ещё больше, чем попробовать чёрную икру. Но Константин Матвеевич продолжал железно держать себя за горло в том смысле, что собирался ещё долго не пить. Ну, хотя бы до той поры, когда он не почувствует себя действительно богатым человеком. Человеком, способным убраться из этой Богом проклятой дыры, да и вообще, из этой всей богомерзкой России.

 «Потому что не хочу я подыхать вместе с ней, - оправдывался перед собой бывший морской штурман, продолжая вкалывать, как литературный негр, потому что в жизни негры ни черта делать не хотят. - К тому же я только наполовину русский. И потом: когда у меня соберётся достаточно денег, можно будет махнуть к Петьке Варфаламееву. Вот там мы с ним и разговеемся. А этот коньяк, когда он подтянется в цене, можно будет на что-нибудь обменять. Или продать. Или, на худой конец, пригодится от ментов отмазываться…»

 О том, чтобы махнуть на родину полумифического японского родителя, Константин Матвеевич даже не задумывался. 

Глава 60

 Икру Константин Матвеевич съел за десять дней. В день – по банке. Жорки не было, а с прочими он делиться не стал. Можно было угостить Семёныча, но тот обязательно раззвонил бы о том всей округе, и первая на икру прибежала бы Петровна.

 «Да хрен ей, а не икра, - мысленно ругался бывший морской штурман, поедая очередной бутерброд со сливочным маслом, обильно покрытым чёрными зёрнами, - уж как она меня только не прикладывала, а я ей – такой дорогой деликатес. Пусть карман держит шире…»

 Когда кончилась икра, начались проблемы с кормом для скотины. Растениеводы резко прекратили принимать самогон, так как от жадности стали кодироваться, а что может быть ужасней закодировавшегося русского стяжателя сельской ориентации? Другими словами, корм вместе с долларом тоже подорожал в четыре раза. Словно для его производства стали применять американские удобрения и труд американских специалистов, требующих адекватной оплаты адекватной валютой за их американские потенции.

 «Вот сволочь, - кряхтел Сакуров, - это ж почём мне теперь придётся продавать свинину?»

 Да тут ещё Мироныч с Ванькой. Они долго доставали Константина Матвеевича. Пока тот не озверел и не пообещал их реально поубивать. Жорка присутствовал и дал пару раз в пятак Ваньке. А Мироныча они с Сакуровым взяли за воротник, подняли и подвесили на подходящий сук. И, когда старичок стал задыхаться, а Ванька – приходить в себя, Жорка спустил старого мерзавца на землю, а затем погнал поджопниками папу и сына к их избе. Погоняя, Жорка страшным голосом пообещал исполнить угрозу Сакурова лично.

 «И ни хрена мне за вас, козлов, не будет! – орал он вдогонку. – Потому что я контуженный! Так что лучше больше не лезьте!»

 С тем поползновения Мироныча в сторону Сакуровских свиней и прочего натурального хозяйства прекратились. То ли адвокат Мироныча к тому времени успел отъехать в места более хлебные, нежели Угаров, то ли Жорка действительно напугал старого отморозка. Но, скорее всего, Мироныч, как всякий безбоязненный русский человек, испугался не угрозы прибить его, а того, что Жорка, таки завалив старого козла, потом не ответит ни за козла, ни за его ликвидацию. Очевидно, Мироныч представил себя сидящим на том свете и пребывающим в полной уверенности, что виновник его безвременной кончины продолжает безнаказанно разгуливать по осиротевшему участку бывшего советского директора, собирать ставшие ничейными плоды и ягоды, а также во всеуслышание хаять старичка, который ещё мог вот как пожить и переделать вот сколько полезных дел для повышения собственного благосостояния. Представив такое безобразие, Миронычу заранее стало так обидно, что он решил больше не искушать судьбы в виде контуженного Жорки, озверевшего от продолжительной жизни в России Сакурова и его свиней.

 «Надо же, - удивлялся Сакуров, готовя очередную порцию свинины на продажу и не имея путающегося под ногами престарелого односельчанина, - подействовало…»

 Впрочем, последнее время у него не путались под ногами ни Жорка, ни Семёныч, ни Гриша с военным. Жорка повадился шастать по издательствам, где его продолжали мытарить за сто пятьдесят долларов гонорара за каждую новую книгу, Семёныч заболел, Гриша стал подолгу пропадать у своей младшей дочери, а военный нашёл какую-то работу. И если отсутствие Жорки и Гриши с военным Сакурова почти не волновало, то за Семёныча он почему-то переживал.

 «Чёрт его знает, - думал бывший морской штурман, загружая «фолькс» коробками с мясом, - никогда не болел, и выглядит в свои семьдесят лет на шестьдесят, не больше, а последний месяц почти из дома не выходит…»

 Впрочем, долго переживать не приходилось, поскольку поджимали дела и время. Константин Матвеевич мотался в Москву, долбился в огороде, заготавливал дрова, занимался вечным ремонтом подворья и так, промеж суеты, узнал страшную весть о том, что Семёныч болен раком.