Борис Романов - Капитанские повести

• Название: Капитанские повести
• Автор: Борис Романов
• Издательство: Мурманское книжное издательство
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1979

---

Трансляция помалкивала, и боцман пригладил волосы над ушами, натянул полотняный берет, взял швартовые рукавицы и двинулся на палубу.

Он не удивился темноте наверху, не стал зажмуриваться, а на ощупь нашел поручень трапа и поднялся на шлюпочную палубу.

Здесь было еще темнее, лишь колыхался свет над иллюминаторами машинного капа, и слышно было как впереди по надстройке хлещут брызги. Боцман знал здесь назубок каждый шкертик.

Он опробовал шлюпочные стопора, обхлопал тугие, как штормовой парус, чехлы на вельботах, задраил дверцы покрашенных с утра пожарных ящиков и понял, что даже здесь, в тылу надстройки, похолодало. Комбинезон обтягивал его плотно, как вторая кожа, и порывы влажного воздуха вызывали у боцмана озноб.

Глаза скоро освоились, стали видны за бортом белые барашки, вспыхивающие в отсветах иллюминаторов.

Однако в первую очередь нужно было идти на бак, где безудержно разгуливал ветер и бурлило море. Проверяя шлюпки, Михаил Семенович выгадывал время. Он перебрал в уме все, что могло быть не в порядке на баке, вроде бы все там было как надо, но от этого та, носовая часть не перестала его заботить меньше. Потом боцман с досадой подумал о дефицитной приборной эмали, которою он так ровно покрасил сегодня грузовые лебедки и которая наверняка погибала сейчас под водопадом соленых брызг, и едва не выругался, потому что всю эту запоротую эмаль придется обдирать с лебедок, зачищать, грунтовать и красить заново. Зря он не устоял позавчера перед старпомом, согласился обождать с лебедками из боязни алжирского пыльного ветра! А теперь соль будет хуже всякой пыли.

Михаил Семенович мимоходом погрелся у машинных вентиляторов, в потоке обжигающего, пахнущего дизелями воздуха, просушил уши.

«Пышет, как бронетранспортер», — подумалось ему.

Но тут как раз впереди взорвалась волна, за бортом разлился ослепительный гребень, задребезжал обвес верхнего мостика, засветилось небо перед мачтами, и Михаила Семеновича накрыло тучей мелких, колючих, как осколки, брызг. Вода, журча, побежала к шпигатам, а боцман, рывком развернув кремальеру водонепроницаемой двери, по внутренним коридорам добрался до рулевой рубки. Воду с себя стряхивать он не стал, а только по привычке оббил рукавицами обе штанины.

Видимость в рулевой рубке была как в аквариуме. Сползала по стеклам пелена воды, и посреди рубки плавало лишь лицо рулевого, подсвеченное картушкой компаса. Да еще проносились мутные тени разбивающихся гребней. Тогда хлестало соленой дробью, ухало, чавкало в шпигатах и вполголоса ругался впередсмотрящий на левом крыле. Мокро и ветрено ему там было, но капитан запрещал стоять в рубке. «Море надо не только видеть, но и слышать», — говорил он.

Михаил Семенович, покряхтел, подбирая голос.

— Капитан где же? — спросил он рулевого.

— Ну что шумишь, Миша? Нашелся?

— Точно так, — обиженно ответил Михаил Семенович, — шлюпки я проверял.

— Шлюпки? Молодец. Иди-ка сюда.

— Здесь я, — Михаил Семенович на звук попытался определить, где же есть капитан. Капитанское настроение можно было и не определять: уже само редкое для Виталия Павловича обращение по имени не обещало ничего привлекательного.

— В штурманскую иди, боцман. Дорога известна?

Капитан засмеялся, и, вслушиваясь в его смех, Михаил Семенович не разобрал ни зла, ни ехидства. Почему же тогда по имени-то?

— Разрешите? Прибыл, Виталий Павлович.

Загорелый, как отпускник, капитан стоял у штурманского стола и щурил густо-голубые глаза.

— Ну что, Миша, все в порядке? — спросил капитан, и во рту его засветилась золотая коронка.

Михаил Семенович помедлил, потянул время, сиял берет, промокнул беретом виски.

— В порядке, значит? — капитан снова ощерился.

— Я, Виталий Павлович, сейчас возьму двух матросов с собой. Разрешите свет на палубу?

— Надолго?

— Да так-то все закреплено… Пятые сутки в море… Якоря проверим, вентиляторы трюмные…

— Лебедки, что, сегодня все красили?

— Да, — ответил Михаил Семенович и, как в душевой, почувствовал, что сердце ткнулось в лямку комбинезона.

— Понятно. Чехлов, значит, десять было?

— Все были.

— Ну, поздравляю! С таким трудом достали эту клееную парусину…

Михаил Семенович отмолчался еще раз. Уходя ужинать, он приказал матросу Мисикову убрать всю парусину под полубак. Значит, не убрал матрос…

— Ну, летели они красиво, Миша. Ей-богу. И чем же мы теперь лебедки укрывать будем? Столько времени изоляцию у моторов поднимали… В чем дело, а?

— Я разберусь, Виталий Павлович, и доложу. За лебедки не тревожьтесь, найдем, чем укрыть.

— Может быть, может быть… если, боцман, электромеханик тебе со старпомом голову не отвинтит. Но парусину такую же точно извольте раздобыть где угодно! Это — дело вашего кармана.

— Есть, понял, — Михаил Семенович обгладил обшлага и ловко, как пилотку, насадил беретик. — Разрешите идти? Я сообщу, когда освещение понадобится.

— Ну, действуй, боцман. Кстати, по правому борту не ходить! Палубой волну загребаем. Передайте старпому, чтобы командовал авралом, — и поживее, черт вас возьми!

Михаил Семенович бросился к двери, но все-таки успел с удовольствием заметить, как, оценивая, оглядел его капитан. И боцман снова успокоился, понял себя самого, костистого, тяжелого, на ком без единой морщинки распят комбинезон, и даже согнул руку в локте, чтобы почувствовать, как сопротивляется мускулатуре мокрая ткань.

Капитан капитаном, старпом старпомом, а боцман он и есть боцман: и грязь и почет — все на нем.

2

Михаил Семенович забежал в каюту, натянул на плечи скрипучую прорезиненную куртку, а на ноги — тугие резиновые сапоги, хлопнул поочередно по карманам, проверяя, здесь ли кисет с ключами и такелажный нож, и снова с удовольствием ощутил в себе силу, собранность и готовность к делу.

Он поднял на аврал двух человек из рабочей команды, но Володьки Мисикова найти нигде не мог и уже хотел звонить на мостик, чтобы того вызвали по трансляции, но вовремя заметил в конце коридора, под люстрами, желтое пушистое пятно, которое тут же исчезло за углом.

— Мисиков! Стой! — закричал боцман. — Ко мне!.. Давай, давай, я за тобой бегать не буду.

Матрос Володя Мисиков медленно вытянулся из-за угла коридора. Вернее, сначала показалось бледное тихое лицо, освещенное шаром светло-рыжих, желтых, курчавых, как у барашка, волос, потом возникли тонкая грациозная шея и узкие по сравнению с прической плечи. Обеими руками Володька держал эмалированную кружку с водой.

— Хо-о-рош!

— Шторм же, боцман…

— Еще бы! А почему убегал? Газировки хочется? Вижу. А ну — бегом марш — одеваться, и — к третьему трюму! Две минуты на все.

— Ладно же…

— Отставить «ладно»!

— Тут не армия, боцман, и я вам не солдат, — возразил Мисиков и поднял к груди эмалированную кружку. Газированная вода плеснула на палубу.

— Не армия, значит? Производство? Так что же ты, производственник, чехлы не убрал, как тебе сказано было? Ты знаешь, почем метр эта материя? А ты знаешь, что электромоторы соленой воды боятся? В школе тебя этому учили?

— Меня-то учили, боцман. Там учителя подходящие были, мозги зря не полоскали, — ответил Володька Мисиков, и вода из его кружки еще раз плеснула на палубу, потому что в лице боцмана произошло неясное изменение, а судно резко повалилось на борт.

— Короче, Мисиков: через минуту быть у третьего трюма в полном сборе. Бе-гом!

Боцман отступил на полшага к переборке, и Мисиков действительно побежал, вихляясь нескладным телом, расплескивая газировку. Зыбкий шар волос метался над его тощими плечами.

Зря так спешил Мисиков.

Газировка выдохлась, пока он беседовал с боцманом, на поверхности воды не осталось ни пузырька, а по дороге он разлил половину кружки.

— Тань, а Тань, — поскребся в дверь Таниной каюты Володька.

Ему не ответили, и тогда он с колотящимся сердцем приоткрыл дверь.

— Тань, это я. Я тебе попить принес. Газировочка, холодненькая… Брось же ты расклеиваться… Хочешь, наверх пойдем?

— Спасибо, поставь кружку на столик, — ответила из-за шторки Таня.

— Упадет со стола кружка.

— Ну, вылей в раковину, — ответила Таня.

— Так я же… Я же не так…

— Спасибо, Володька. Мне ничего не надо. Это скоро пройдет. Тебя еще спасать буду.

— Все, ну понял? Иди давай, спасибо.

Щелкнул динамик, и жесткий, барственно-грассирующий голос старшего помощника оглушил их обоих:

— Матросу Мисикову срочно на аврал!

Старпом передохнул. В динамике зашуршало, загрохотало, затем старпом ощутимо пожевал губами, причмокнул и повторил:

— Мисикову на бак срочно! Поторопись, боцман!