Борис Романов - Капитанские повести

• Название: Капитанские повести
• Автор: Борис Романов
• Издательство: Мурманское книжное издательство
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1979

---

Михаил Иванович после мостика заглянул к радистам — прогноз принять не забыли бы, — в одиночество попил в кают-компании какао со свежеиспеченным хлебом, крякнул довольно, пошевелил рукой и почувствовал, что боль в плече утихомиривается. То-то и хорошо.

Потом он выбрал в пачке папиросу посвежее и всласть покурил, сидя в кресле в салоне. И пока Михаил Иванович курил, заходили в кают-компанию ребята, здоровались с ним, завтракали, обжигаясь и торопясь — кто на вахту, и неторопливо — кто с вахты. Михаил Иванович окончательно согласился, что новый день начат и жизнь вошла в свою колею, как и должно. Боль в плече окончательно пропала, и он, мягко шаркая галошами, пошел в каюту за рабочими рукавицами, чтобы пойти на палубу поразмяться на лебедках.

Удалось это сделать не сразу, потому что заявился боцман, Николай Семеныч, и завел речь об отпуске. А к боцману в глубине души Михаил Иванович относился по-приятельски, потому что были они почти ровесники.

— Тебе чего, Семеныч?

— В Мурманск седни идем? Так как же с отпуском моим порешим, Михаил Иваныч?

— Ты чего же так собрался, зима на дворе?

— Надо, Михаил Иваныч… У меня и выходных под пятьдесят штук, как раз до июня будет. Брату надо с садом помочь, хатой заняться. Теперь что ж, дело к пенсии…

— Знаю. Однако ты, Семеныч, так настройся: всю стоянку работать будешь, чемоданчик к отходу собери. Как портовой комиссии судно сдашь, так вместе с ними и сойдешь с борта, понял? Кстати, ты со старпомом-то говорил об этом? Чего ты ко мне-то?

— Говорил. Дак он еще и к вам отправил, как, мол, новый капитан посмотрит на это…

— Так и посмотрю, и ты не обижайся, Семеныч. Я сам всю жизнь в отпуск этак ухожу, сам своему пароходу с берега швартовы отдаю. Кто тебя заменит-то?

— А Вася Кузьмин.

— Это который же?

— А старший с третьей смены. Старпом одобрил.

— Помню, помню. Толковый парнишка. Ну как, все решили, Семеныч?

— Вроде так, Михаил Иваныч. Груз палубный будет?

— А к чему нам? И так план уже на борту.

— День долгий, могут еще план добавить.

— Такая работа, — согласился Михаил Иванович.

Боцман ушел по собственным делам. Следом неторопко отправился и Михаил Иванович, на ходу размышляя о том, что вот и боцману через год на пенсию и он уже заботится о хате с садом, а как ему там, на этой пенсии, покажется-то? Дети у боцмана все самостоятельные, семейные, отцовская опека им не нужна. Конечно, если устал боцман от моря чересчур, то покажется ему хата с садиком чистым раем, а там, глядишь, и совсем привыкнет. Руки у него, как и у всех боцманов, особенно вот пожилых, к хозяйству ой как лежат, потому — всю жизнь по хозяйству. Можно себе представить, как боцман свою хату размарафетит…

У самого Михаила Ивановича жизнь получилась так, что дети у него были, по его годам, молодые. Только старшая дочка родилась в первый год войны, а остальные — ничего нельзя было поделать, — в сорок шестом, пятидесятом и пятьдесят третьем году, когда самому Михаилу Ивановичу был уже сорок один год. Долго раздумывал он, идти на пенсию ай нет, и проработал сверх пенсионного возраста, в глубине мыслей самого себя укоряя: ну зачем работаю, молодым только дорогу заступаю. Пора бы уже, пора, пока деньжонки на сберкнижке есть. Правда, Славка Охотин, тогдашний его старпом, только посмеивался при дружеской беседе:

— Don’t worry, Михаил Иваныч! Язык общий мы с вами нашли. Работайте, пока нравится. Я за вами, как за каменной стеной, науку грызть буду!

Однако Михаил Иванович отвоевал себе по заявлению нарез земли, участочек в Дубоссарах, на хорошем месте, и начал там строить дом на старость лет, а потом этот дом стал требовать столько внимания — впору большому пароходу, — что Михаил Иванович и вовсе ушел на пенсию, но получилось — ненадолго. Много было причин, а среди них — три главных: не умел Михаил Иванович жить береговой жизнью, еще больше не умел торговаться с предприимчивыми южными дельцами, чтоб хватало на две квартиры, — деньги на дом стали таять уж очень быстро, даром что сам Михаил Иванович был не промах, да и жизнь кое-чему научила. И нужно было еще поддерживать младших дочерей, студенток, красивых — в мать, дебелых и таких же холодных, — когда еще у них своя-то любовь-семья завяжется… Наконец надоело Михаилу Ивановичу возиться с домиком в Дубоссарах, не такой он еще был старый, чтобы на мостике стоять не мог, даже зрение сохранилось один к одному.

И передал Михаил Иванович все дела по дому неразворотливой, но зато твердой в слове жене, и вернулся в управление, и уговорил дать ему поработать до шестидесяти хотя бы лет. Медкомиссию прошел, да и прошлая работа не позабылась, а чего ей позабыться, когда перерыва почти и не было! О том, как у него по утрам болит рука, Михаил Иванович никому в жизни, кроме жены, никогда не рассказывал. Однако с возвращением с пенсии словно что-то убыло у капитана Строкова, иногда спотыкался он в решении и замечал, не показывая виду, что волнуется при этом, как молодой штурманец…

…Михаил Иванович не успел и полчаса подергать рукоятками лебедок, потаскать площадку с рыбой, опережая сигналы ухмана; вира, вбок, еще вверх, майна и наоборот — в зависть и пример молодежи получалось это у него точно, красиво и даже лихо, — как по трансляции пригласили его в радиорубку на переговоры с руководителем промысла.

Кока Михаил Иванович добирался до радиорубки, руководитель промысла уже разворчался по радиотелефону:

— Где ты там запропастился, Михаил Иваныч, у нас же срок переговоров обговорен был… Ну вот, слава богу, доброе утро!

— Доброе утро, — кротко ответил Михаил Иванович.

— Тут вот, значит, что Михаил Иваныч. Предупреждаю, что с главком и управлением это уже обговорено. И не только по тебе одному. Ты погрузку заканчиваешь, да? Сколько возьмешь? Три восемьсот? Отлично. И еще надо взять сколько можно на палубу, понимаешь? Сегодня погода холодная, а к нулю часам тебя вагоны будут ждать на южных причалах.

— А вдруг оттепель? — спросил Михаил Иванович.

— Ты же старый помор, какая оттепель… Ты прогноз-то читал?

— Читал, — ответил Михаил Иванович и пальцем показал радисту, чтобы тот притащил поскорее журнал прогнозов. — Да чего толку-то? Прогноз, знаете ли… Днем еле-еле четыре градуса мороза набирается, загублю рыбу, а кто отвечать будет? В общем, против я. Да и судно у меня, сами знаете, какое валкое, воду опять же я всю выдал, а тут — палубный груз…

— Сейчас погода тихая, вам же два шага до дому, а к ночи похолодает…

— План у меня уже есть.

— Да что план? Не гнать же из-за сотни тонн сюда еще один рефрижератор, Михаил Иваныч, рассуди сам. Ты остойчивость просчитай как следует, и надо груз брать на палубу. Все у меня.

— Не согласен я на мороженую рыбу…

— Эх, тяжело с вами разговаривать, Михаил Иванович! Как вы простой вещи не поймете! Ну тогда давайте так: возьмете у соседей консервы, возьмете сельдь в бочках.

— Я сначала остойчивость тут у себя посмотрю.

— Ну смотрите, только поскорее. В ноль часов вас вагоны на южном участке будут ждать. Делайте что хотите, но успевайте! Можете обратиться в Мурманск, но я вас предупредил, что с главком и управлением вопрос согласован. Все. До свиданья.

Михаил Иванович крякнул, отдал радисту микрофон и приказал вызвать к себе грузового помощника.

12 ч 15 мин — 14 ч 20 мин

К полудню первый трюм на «Антокольском» и оба его твиндека были загружены под завязку, крышка опущена и задраена, и трюмная команда приступила к погрузке на палубу. Все устали до чертиков и переругивались поначалу из-за сверхпланового груза, но работали. Все-таки на палубе дышалось свободнее и было теплее, чем в трюме, хотя с Кильдинских вершин временами срывался ветерок и сыпал колючим зернистым снегом.

Михаил Иванович позвал помполита, посоветовался со старпомом и стармехом, и решено было после обеда создать еще две бригады из подвахты, чтобы закончить погрузку пораньше и успеть прийти в Мурманск часа за два до полуночи. Тогда бы оставалось время на подход к южным причалам с полной водой, а кое-кто смог бы так же спокойно успеть домой и даже заскочить в дежурный гастроном.

Благим этим планам не суждено было исполниться, потому что Михаила Ивановича снова вызвали на радиотелефон и предложили консервы снять на месте, а для приемки сельди в бочках перешвартоваться к плавбазе «Арктика», где, оказывается, сельди был полный завал.

Все это вместе взятое означало потерю двух-трех часов времени, Михаил Иванович возмутился, но делать было нечего, пришлось к окончанию консервной эпопеи приготовить машину и играть аврал, как только опустилась на палубу «Антокольского» последняя грузовая площадка и второй помощник подписал документы.