Борис Романов - Капитанские повести

• Название: Капитанские повести
• Автор: Борис Романов
• Издательство: Мурманское книжное издательство
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1979

---

Напоследок стармех не утерпел:

— Тебе нездоровится, что ли, Вячеславыч, что-то ты не того. Сам на себя не похож, да и лезешь в каждую мелочь. Ты уж меня, Вячеславыч, не тревожь. Не тревожь. Уж очень ты нездорово выглядишь. А я свое дело знаю, раз такое дело, и сделано будет, и доложено своевременно. Я вниз пошел. Вроде бы и не пахнет от тебя, Вячеславыч, а сам на себя ты не похож. Пошел я. Вот тебе топор мой и фартук, а я пошел…

Стармех грузно, враскачку, заковылял в машину, а Вячеслав Вячеславович попросил у старшей буфетчицы Глаши стакан чаю покрепче и стал раздеваться.

Он медленно размотал шарф, встряхнул, вешая на крючок, меховую шапку, протер ботинки и почувствовал, что ноги в нейлоновых носках порядком намерзлись, а в каюте стоит жара. Так и есть, дверь в душевую оказалась открытой, оттуда шел горячий влажный воздух: грелка пропускала пар. Опять забыл сказать стармеху, чтобы поджали соединения! Вячеслав Вячеславович захлопнул дверь. Интересно, что же делается в других каютах на этой палубе?

Датчик установки кондиционирования находился в каюте капитана, и установка подогревала, охлаждала и увлажняла воздух в зависимости от его показаний. Значит, при такой жаре у капитана, в остальных помещениях должна быть страшная холодина.

Вячеслав Вячеславович позвонил третьему штурману:

— Как у вас с теплом в каюте?

— С ночи сижу в полушубке.

— Ага, ясно. Немедля скажите вахтенному механику, чтобы прислали кого-нибудь поджать пар у меня в душевом.

Третий понятливо хохотнул. Вячеслав Вячеславович тоже повеселел и стал одно за другим поднимать зажимы на окнах и опускать стекла, чтобы в каюте похолодало. Тогда датчик сработает, и установка подогреет другие каюты, полушубок третьему штурману не понадобится.

В открытых окнах послышались гудки далекого буксира, плеск стылой промазученной воды и звон льдинок у борта. Абрам-Мыс напротив уже светился, бежали по заливу рейсовые катера, завод, у стенки которого стоял «Кустодиев», тоже приступал к делу, во всяком случае, из кузнечного цеха рвались удары пневматического молота и урчали машины у южной проходной. Дел сегодня было невпроворот.

Вячеслав Вячеславович опустился в кресло, положил тяжелую голову на спинку. Он изменил сегодня своей привычке забегать на судно с утра на полчасика, чтобы узнать все происшедшие за день события и не хлопать потом глазами на графике в управлении; он зашел сегодня на целых полтора часа. Почему так? Во-первых, сегодня весь командный состав прибыл еще до первых автобусов, потому что в один день нужно было закончить ремонт, предъявить судно Регистру, пополнить запасы и после полудня выйти в рейс да еще разобраться с экипажем, потому что, как всегда в порту приписки, сменилась почти половина людей; ну, а во-вторых, было еще одно обстоятельство…

Вячеслав Вячеславович замычал, расстегнув под галстуком верхнюю пуговку рубашки, и снова откинулся в кресло. Он закрыл было глаза, но вошла старшая буфетчица Глаша и поставила перед капитаном темный стакан с чаем и блюдце с тремя кусочками сахару.

— Извините, Вячеслав Вячеславович, я не знала, как вам…

Вячеслав Вячеславович вприщур оглядел ее хорошенькое личико с глянцевым, как маникюр, румянцем и всю ее прибранную фигурку, сказал спасибо и махнул рукой. Глаша, как всегда, угадала: в таких случаях лучше всего чай вприкуску.

Вячеслав Вячеславович, наслаждаясь, выпил чаю, прислушался к самому себе, покурил, посмотрел на часы и пошел в спальню бриться. Рассматривая себя в зеркале, он временами недовольно морщился, потом взялся рукой за верх дверцы, уперся лбом в ее ребро и постоял так минуты две-три.

Голова была такой тугой, что Вячеслав Вячеславович не чувствовал острого края дверцы, а в душе, пока он вспоминал, стояли и праздник, и стыдная пустота. С чего началось-то, как завязалось-то?

Он машинально добрился, почистил зубы, сменил рубашку, надел вместо куртки тужурку, подписал несколько заготовленных с вечера документов и все-таки вспомнил, с чего началось…

Началось ни с чего. Вчера тоже дел было невпроворот, потому что позавчера отход был назначен на вчера. Так же как и сегодня, никому не дали выходного, и все старались закончить ремонт и сделать все дела, порожней тарой уже были забиты два трюма, на палубе крепили кое-какой груз для рыболовных траулеров, но потом выяснилось, что ремонт не будет закончен, невзирая на то, что в каждом цехе сидело по толкачу из механиков, а сам Вячеслав Вячеславович несколько раз бегал в заводоуправление и к прорабу. Кроме того, не все инспектора Регистра явились на судно ввиду занятости, и только старший помощник успел все предъявить Регистру, но сгорел на грузовой марке: уже сходя с борта, инспектор обернулся, постоял и гневно сказал старпому:

— Я не принимаю судно. Вы что, не знаете нового положения о грузовой марке? Что у вас тут на борту такое? Вы изучали материалы последней международной конвенции? Вы посмотрите, что у вас на борту изображено!

Новое положение вышло недавно, и старпом, волнуясь, ответил:

— Мы закрасили лишние деления на марке. Она соответствует…

— Краска сотрется, железо останется. Лишнее — срубить. Судно пока не принимаю.

Инспектор сошел с борта, но старпом догнал инспектора у проходной, на ходу распространился насчет мудрости Андерсена и других, в результате инспектор согласился зайти еще раз назавтра. После этого старпом уговорил двух котельщиков, пообещав им подписать наряд так, как они скажут, да еще к этому сделал туманный жест под подбородком, и котельщики до поздней ночи висели за бортом, срубая пневмозубилом стальные, сантиметровой толщины, деления на марке, а потом их сменил боцман со свежей краской. Иначе рейс был бы отложен еще на неопределенное время, и вообще неизвестно, чем бы все это кончилось.

Неизвестно, каким образом старпом рассчитался с котельщиками, но Вячеслав Вячеславович сделал серьезную ошибку, как на духу выложив этот случай по службе. Ему сделали соответствующее вливание, затем еще два и, наконец, прямо перед ужином вызвали в управление.

«Слава, сынок, пойми: первым делом нужно дело честно делать, народ рыбой кормить, а с начальством надо разговаривать так, чтобы ты сам не страдал», — это говаривал еще первый капитан «Кустодиева» Михаил Иванович Строков. Вячеслав Вячеславович помнил строковские поучения, да и вообще Михаил Иванович прожил такую жизнь, что каждому его слову можно было следовать без раздумий. Но укорять себя было поздно, и после переговоров со службой эксплуатации, службой главного капитана и диспетчером Вячеслав Вячеславович сошел на берег, поужинать.

Столовые позакрывались, у входов всех мурманских ресторанов толпились очереди, и удалось проникнуть только во вновь открытый «Утес», за пятерку уговорив швейцара: тот работал еще с Дядей-Васей-Шилом-Бритым и помнил Вячеслава Вячеславовича в лицо.

В переполненном зале капитану Охотину достался стульчик за восьмиместиым столом у окна. Вячеслав Вячеславович отодвинул шторку и, оттаивая, разглядывал лежащий внизу, в сером тумане, город: крутой спуск, крыши домов, трубы котельных с лохмами дыма и совсем черные сопки в провалах снега на западном берегу залива. Вячеслав Вячеславович не различал ничьих голосов даже в перерывах между громовыми музыкальными номерами. Шум ресторана был привычен, как шум моря. Во всяком случае, от него можно было отключиться точно так же. Потом Вячеслав Вячеславович стал различать оттенки смеха, слова и вдруг обнаружил прямо у себя за спиной всплескивающий иногда, словно летняя волна у берега, легкий женский голос. Он не слушал того, что она говорила, он слышал только, как переливаются на прибрежной гальке всплески теплой и прозрачной стихии, и долго не хотел обернуться и посмотреть, кто это так говорит, боялся обмануться, как это часто бывает, когда, не видя человека, судишь о нем по голосу, а потом все оказывается не то и не так. А потом он с размаху пригласил ее танцевать, и у нее оказалось простое и такое же, как ее голос, лицо, и теплые руки, и вся она передвигалась плавно и упруго, словно волна, и Вячеслав Вячеславович, усмехаясь про себя, удивлялся, как это у нее все так соответствует одно другому.

Танцуя, он обнаружил, что женщина вздрагивает и что он сам тоже начинает волноваться. В голову лезла разная дрянь про громоотводы, а женщина откинулась и сказала:

— Извините… Я чувствую себя так, словно… Пожалуйста, не надо.

Вячеславу Вячеславовичу стало стыдно, и танец распался, и нелепо было держать за спину незнакомую женщину и давно выученными движениями передвигать ноги в такт нестройной музыке. Он повел ее на место, видя перед собой только пылающую полоску ее щеки.

За столом с ней сидели еще три женщины, все старше ее, и, когда одна из них скользнула взглядом по Вячеславу Вячеславовичу, он почувствовал себя будто на крючке безмена. Она, кажется, перестала разговаривать, он не слышал голоса, но ему вдруг неудержимо захотелось не уходить. Вот так и завязалось…