Виктория Вартан - Арминэ

• Название: Арминэ
• Автор: Виктория Вартан
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-08-000042-2

Героиня повести «Арминэ» — школьница-шестиклассница попадает в различные ситуации, в которых под воздействием общественного мнения формируется ее характер, нравственный облик, гражданская ответственность.

Разделы «Быть похожим на Давида Сасунского» и «Свет твоим глазам» посвящены жизни школьников Армении.

---

Грантик ничего не ответил. Он продолжал идти за мной, но на некотором расстоянии. Спустя минут десять, когда мы уже приближались к дому Мец-майрик, я обернулся к брату:

— Уходи!

Грантик остановился, опустил с виноватым видом голову, стал смотреть себе под ноги.

— Слышишь, не иди за мной. У тебя есть свой дом, вот и иди туда.

Я знал, что он не любит расставаться со мной, хотя мы часто ссоримся. Глядя на опущенную в нерешительности голову брата, я почувствовал к нему жалость и все же, словно сопротивляясь этому чувству, спросил:

— Нет, ты скажи: есть у тебя свой дом?

— Есть…

— Есть у тебя своя бабушка?

— Есть…

— Ну так и иди к ней, — с непонятной мне самому жестокостью сказал я и, сунув руки в карманы, зашагал быстрее.

Толкнув калитку, я вошел во двор. Мец-майрик развешивала белье.

— Небось проголодался, Геворг-джан? — сказала она, вытирая руки о синий передник.

— Ага, очень.

— А где же Грантик? Почему он не с тобой?

— Он не захотел сюда, — соврал я.

Лишь тогда я почувствовал, как сильно проголодался, когда бабушка поставила передо мной полную сковородку румяной жареной картошки, посыпанной мелко нарезанной зеленью кинзы и молодого лука. Сидя в тени под деревом и от удовольствия болтая ногами, я с аппетитом уплетал вкусную картошку, забыв не только про свой недавний позор, но и про Грантика.

Случайно подняв голову, я увидел брата. Он стоял у калитки и смотрел на меня, не решаясь войти.

Большие черные глаза на худом загорелом лице казались огромными. В них стояли слезы.

— Мец-майрик! — позвал я бабушку.

Бабушка продолжала развешивать белье. Она стояла спиной к калитке и не видела Грантика.

— Чего тебе?

Я молча движением головы показал на брата.

— A-а, пришел, значит, — обрадованно сказала она. — Ну входи, входи, чего стоишь? Садись рядом с Геворгом и поешь жареной картошки.

Грантик опустил голову и не двинулся с места. Он не переставая мял в руках какую-то травинку.

— Ну что ж ты? — сказала Мец-майрик и подошла к нему. — Поссорились, что ли?

— Геворг… не хочет… говорит, иди к себе: у тебя своя бабушка есть… — срывающимся голосом проговорил он.

— Что, что? Геворг, говоришь, не хочет?

Она взяла его за подбородок, наклонилась к нему и заглянула в лицо: крупные слезы катились по его худым щекам. При взгляде на них у меня что-то кольнуло в сердце.

— Вай, ослепнуть бы мне! — с гневом напустилась на меня Мец-майрик. — Ишь, какой умник нашелся! Я и его бабушка, и твоя… Нет-нет, теперь только его, Грантика, бабушка! Идем, Грантик-джан, идем! — И, обняв брата за вздрагивающие плечи, повела под тень дерева, к столу.

Стыд, жалость к брату, досада, ревность разом нашли на меня. Картошка вдруг показалась мне безвкусной, как трава. Я перестал есть.

Мец-майрик принесла еще одну вилку — для Грантика. Потом пошла в кладовую и вынесла огромное яблоко.

— На, Грантик-джан, это тебе.

— А Геворгу?

— А он не получит ничего.

Отвернувшись, с деланным безразличием я стал чертить прутиком какие-то фигурки на чисто выметенной земле. На душе было как-то нехорошо, гадко. Кто-то мягко дотронулся до моего плеча. Я поднял голову.

— На, возьми. — Грантик протягивал мне половину яблока. Он улыбался как ни в чем не бывало.

— Не надо… — отказался я, продолжая угрюмо водить прутиком по земле.

— Да ладно, бери, оно вкусное…

Не глядя на брата, я взял протянутую половину яблока и неожиданно для самого себя заплакал. Я злился на бабушку, на брата, на тех мальчишек, что смеялись, и еще на того упрямого серого осла, на себя и, кажется, на все, на все на свете… Я плакал долго-долго…

Мацун

Как я уже говорил, между мной и моим младшим братом Грантиком всего два года разницы. Что и говорить, не намного он меня младше, но факт остается фактом, и об этом не следовало забывать ни нашим бабушкам, ни нашим приятелям и ни тем более самому Грантику.

Был жаркий летний день. Мы с Грантиком рыли канавки для дождевой воды в саду. Увлеченные этой работой, мы не заметили, что солнце уже давно в зените и все живое — собаки, куры и даже насекомые — попряталось от жары в тени навесов, деревьев и кустов.

— Геворг! Грантик! Где вы? — Это звала нас Мец-майрик.

— Здесь! — в один голос закричали мы из-за тутовых деревьев.

— Идите есть мацун!

Вы никогда не пробовали в жаркий летний день свежий, холодный мацун, заквашенный в глиняных крынках? Поверьте, ничто на свете так не утоляет жажду и голод, как это густое жирное молоко, заквашенное в глиняной посуде и оставленное на всю ночь на холодном земляном полу! Вот почему мы с Грантиком не заставили себя просить второй раз, а, мгновенно бросив лопаты, побежали на веранду.

— Это — тебе, а это — тебе, — сказала Мец-майрик, поставив передо мной и Грантиком по крынке мацуна.

Крутые глиняные бока крынок запотели и влажно поблескивали на свету.

Грантик, не теряя времени, придвинул к себе мацун поближе и стал есть его ложкой, а я не притронулся.

— А ты чего ждешь?

Я молча и угрюмо уставился на стоявший передо мной мацун, с недовольным видом дернул плечом и головой.

— Почему ты не ешь? — с тревогой в голосе спросила Мец-майрик. — Уж не заболел ли ты, Геворг-джан? Ты же любишь мацун.

— Не хочу.

— Но почему же?

Я поднял на нее глаза:

— Сколько мне лет, Мец-майрик?

— Одиннадцать, — с недоумением ответила бабушка.

— А сколько Грантику?

— Девять.

— Тогда почему и мне и ему по одинаковой крынке мацуна?

Мец-майрик растерянно заморгала:

— А разве тебе этого мало?

— Мец-майрик, тут дело не в том, мало мне этого или много, — терпеливо разъяснял я, — дело тут вовсе не в количестве мацуна. Ты вот лучше скажи: кто из нас старший?

— Ну, ты…

— Если я старше, то, значит, мне, как старшему, полагается большая крынка мацуна, а Грантику — маленькая.

— Да ведь тебе большую не съесть! — воскликнула бабушка. — В ней же больше литра!

— Нет, съем. Если Грантик съедает пол-литровую крынку, то я смогу литровую, — настаивал я.

Мец-майрик секунду или две смотрела на меня удивленными глазами, потом, махнув рукой, пошла в кладовку, принесла огромную крынку мацуна и поставила передо мной.

— На вот тебе большую крынку, но смотри: если не съешь — вылью тебе на голову, — сказала Мец-майрик и, подняв на плечо большой медный кувшин, пошла к роднику за водой.

Доказав свое несомненное старшинство, я с удовольствием придвинул к себе огромную посудину и стал с аппетитом есть мацун, чувствуя на себе взгляд Грантика, в котором — честное слово! — я прочел не то уважение, не то восхищение.

Грантик уже съел свой мацун и с любопытством смотрел на мое единоборство с огромной крынкой. Ибо это было настоящим единоборством: я с трудом глотал мацун и уже жалел, что пожадничал. А с другой стороны, я старший и, как вы уже несомненно заметили, не терпел, когда другие не хотели этого замечать.

— Ага, больше не влезает? — спросил Грантик насмешливо.

Положив ложку на стол, я с показным равнодушием пожал плечами, не удостоив его ответом.

— Давай ешь, а то Мец-майрик вернется и наденет тебе на голову крынку, — уже откровенно смеясь, сказал Грантик.

Этого еще не хватало! Чтобы мне, старшему, советовали, как поступать! Будто я сам не знаю!

— А зачем ей это делать, я и сам могу, — сказал я и вылил остатки мацуна себе на голову.

Грантик в изумлении открыл рот.

— Закрой рот, а то воробьи залетят, — сказал я.

— Ну и ну! — воскликнул Грантик.

Я сидел, чувствуя, как прохладный мацун льется мне за воротник, стекает по лицу вниз, прямо на грудь. Хотите — верьте, хотите — нет, но в такую жару, какая стояла в тот день, это было даже приятно. А если бы и нет, все равно я не показал бы виду перед таким пацаном, как мой младший брат! А в том, что я его поразил, можете не сомневаться: он так и сидел, словно лишился дара речи, до самого прихода бабушки.

Нужно ли мне рассказывать, как рассердилась Мец-майрик, когда, вернувшись с родника, увидела, что я сижу на деревянной тахте, облитый мацуном.

— Вай, негодный мальчишка! — напустилась она на меня. — Что это ты сделал со своей головой, а? Зачем налил на себя мацун? — кричала Мец-майрик, которая никогда раньше не повышала голоса. — Люди сейчас голодают, а ты что делаешь, негодный мальчишка!

Что верно, то верно, я об этом и не подумал. Мне стало не по себе, честное слово.

— А разве ты не сказала, что выльешь мне его на голову, если я не съем все? — стал я оправдываться. — Вот я и вылил… чтобы не трудиться тебе…