Хельмут Крауссер - Эрос

• Название: Эрос
• Автор: Хельмут Крауссер
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1385-8

«Я мечтал о том, чтобы вся Германия взлетела на воздух, а мы вдвоем лежали бы, заживо засыпанные еще теплой золой и обломками, дыша последними остатками кислорода, и я потратил бы последний вздох на длинный, длинный поцелуй».

Не слишком обеспеченный, но талантливый писатель получает весьма категоричное приглашение навестить замок Верхней Баварии. Здесь в полном уединении живет Александр фон Брюккен – сказочно богатый наследник одной из семей, обеспечивших военную мощь Третьего Рейха. О чем собирается поведать миру этот одиозный старик? О крахе фашистской Германии? Или о своей страстной, непобедимой любви к Софи? Их положили в одну постель в бомбоубежище, когда ему было четырнадцать. Вскоре она потребовала с него чудовищную сумму в 50 марок за первый поцелуй.

---

– Она едет в Берлин! Уже на следующей неделе! Я намекнул, что и сам собираюсь переехать туда же, и она отнеслась к этому нормально.

– Нет. Нет.

– Мне ничего не стоит переехать в Берлин. Алекс, я так несчастен в Вуппертале!

– Нет. Ты останешься здесь, со мной. Смотри мне в глаза. Я болею. Я не могу больше спать. Все это безумие!

Лукиан поглядел на меня испуганно – возможно, я чересчур повысил голос. После этого он изменил тактику и заговорил откровенно:

– Алекс, мне кажется, что я могу сблизиться с Софи еще больше. Похоже, я ей понравился. И наша помощь понадобится ей и в Берлине.

– Значит, ты хочешь отправиться туда ради меня?

– Да. Это моя работа.

– С этим пора кончать!

– С чем – с этим?

– С этим самым!!! – Я снова до предела повысил голос.

Лукиан сел передо мной на корточки, словно взрослый перед ребенком. И знаете, что он мне сказал? Очень забавную и вместе с тем страшную фразу:

– Мы не можем сейчас оставить Софи одну.

– Почему?

– Она так несчастна. Даже пишет стихи!

Я засмеялся… сквозь слезы. В какой-то момент я перестал смеяться и только плакал. От жалости к себе. Ну почему же, почему я не сумел организовать свою жизнь разумно, почему растратил то, что мне было дано, все свои огромные возможности на какую-то девушку, которая считает меня пустым местом? То, что прежде возбуждало меня как вычурный каприз, притягивало как сумасбродная игра, теперь предстало передо мной пустым прожиганием жизни. А в довершение ко всему еще и Лукиан собирался выйти из-под моего контроля.

Ночью я велел сжечь все фотографии Софи, что тайком сделали для меня мои люди. Костер пылал на лугу позади замка. Я наблюдал из окна библиотеки, как лакей поднес горящий факел к вороху снимков. Я смотрел на зрелище через полевой бинокль и заметил, как Луки нагнулся и выдернул из кучи одну фотографию. Ту самую, на которой изображена спящая Софи. Прекрасное фото. Сегодня я очень благодарен Лукиану за тот поступок.

Я позвал к себе доктора Фрёлиха. Стал умолять его о помощи – настоящей, а не каком-нибудь морфии. Напротив, мне необходимо было отвыкнуть от наркотика, вернуться к нормальной жизни.

Доктор Фрёлих – уникальный человек. Он дарил пациенту ощущение, что все, о чем только можно помыслить в жизни, реально и любую проблему можно решить несколькими последовательными действиями. Доктор посоветовал мне принять ванну, побриться и надеть все чистое и накрахмаленное. Это, заявил он, уже полдела. Затем дал мне сильнейшее снотворное, какое-то запрещенное, способное утихомирить корову во время отела.

– Там, внизу, горит моя жизнь! – пробормотал я, засыпая.

– Ну и пусть горит себе на здоровье. У вас будет новая жизнь.

И я проспал три дня и три ночи подряд.

Параллельная война

Психиатр Лукиана утверждает, что того терзают угрызения совести из-за того, как он поступил со своим отцом. Лукиан считает предположение врача верным, хотя ему самому такие мысли в голову не приходили. Пока Александр спит, Лукиан едет к своим родителям. Они живут на озере Тегерн, в недавно отремонтированном сельском доме с огромным садом и спуском к воде. Остаток жизни они хотят провести здесь, наслаждаясь природой. Идиотам этого не понять.

– Тебя не было так долго. Он никогда не простит тебя. Если бы ты хоть написал письмо…

– Но ведь я писал!

– Ты писал только мне. А он не хочет тебя видеть.

Мать наливает Лукиану кофе. Внезапно тишину дома прорезает зычный голос отца:

– Нет, конечно же, я хочу его видеть!

Кеферлоэр, сильно постаревший, показывается в дверном проеме.

– Сын?

– Папа?

– Ну, как дела? Что нового?

На ногах у Кеферлоэра мягкие войлочные тапочки по щиколотку. Он идет по направлению к сыну, но в последний момент отступает в сторону, почесывает себе живот и валится на кушетку.

– Как поживаешь, папа?

– Разве тебе не все равно? А как поживает он?

– Кто он?

– Твой царь и господин. Он окончательно спятил?

– С чего ты решил?

– Он чокнутый. Я это точно знаю.

– Точно?… – Лукиан предпочел бы обойти эту тему.

– Думаешь, я ничего не знаю? Того, как он себя ведет? Я знаю все. Все!

– Папа…

– Да, мы можем объявить его невменяемым. Вот сейчас ты у нас исполняешь обязанности директора. Мы заберем контору себе. Я и ты, мой сын. Ты приехал, ко мне за этим?

Лукиан молча ест ореховый кекс. Кеферлоэр-старший усмехается.

– Тебя удивляет, что я все знаю? На это ты не рассчитывал, верно? Мы наблюдаем за вами, и уже давно. Я знал, что в один прекрасный день ты явишься.

– К сожалению, мне пора идти.

Внезапно Лукиану становится ясно, почему он порвал с отцом, почему это было так необходимо.

– Передай этому сукиному коту, что он у нас под колпаком! За ним наблюдают!

Лукиан молчит. Поцеловав мать в щеку, он покидает отцовский дом.

У Лукиана перехватывает дыхание. Встреча с отцом производит на него гнетущее впечатление и многое решает в его дальнейшей жизни. Ему горько, что люди, у которых есть все, абсолютно все для спокойной и сытой старости, все-таки мечтают о власти, которой обладали когда-то, и не могут предаваться блаженству беззаботных деньков. Но ведь власть – такая преходящая вещь.

Лукиан дает себе клятву ни за что не уподобляться в старости своим родителям. Внезапно он понимает, что жить в чьей-то тени – не так уж и плохо, по крайней мере, не нужно вставать на котурны, доказывать миру свою исключительность. Неудавшийся визит к родителям хоть и не примиряет Лукиана с отцом, но все-таки дает ему толчок к примирению с самим собой.

Химия и причуды

Когда я пробудился от летаргического сна, возле постели стояли доктор Фрёлих и Лукиан. Мои друзья. Лукиан прогнал своего психиатра, тем самым снова сделав выбор в мою пользу. Это решение далось ему не так уж легко, и я отблагодарил Лукиана круизом по Средиземному морю, подарив ему яхту и команду моряков в придачу. Доктора Фрёлиха я попросил давать мне советы не только по чисто медицинской части. Он был единственным, кто знал во всех деталях о моей психической деградации.

– И даже если мой совет, по-вашему, звучит глупо, я советую вам влюбиться! – сказал доктор.

– В кого?

– Кто вам особенно приятен?

– Даже если бы у меня имелась такая кандидатура, – все равно непонятно, почему я должен влюбляться в ту, которая мне всего лишь приятна?

– Очень просто: это дело определенного настроя! Самовнушение. С самообманом здесь ничего общего, это всего лишь естественная реакция самозащиты мозга против одиночества и внутренней пустоты. Такой простой способ самозащиты доступен каждому, и бывает, что он дает поразительные результаты.

– Для вас, доктор, все чувства – всего лишь химия, да?

– А что еще? Вам нравится Сильвия?

Я уже говорил, что Сильвия одно время была моим секретарем, но совсем забыл сказать, что эта задача пришлась ей не по силам. Вскоре она попросила перевести ее в Мюнхен. И дело не в том, что она не справлялась с работой, нет, свою работу она выполняла довольно неплохо, просто Сильвия не могла выносить мои бесконечные сумасбродства, маниакальную помешанность на Софи, ее фотографии везде и всюду, мои безумные выходки и… дистанцированность от нее самой. Ведь мы переспали один-единственный раз за многие годы. А она действительно любила меня.

– Ну, как сказать. Неплохая девушка.

– Ну вот. Вы ей нравитесь?

– Более того.

– Великолепно! Она не слишком занята?

– Думаю, что нет.

– Так что же вы? Везите ее сюда! Больше всего на свете вы сейчас нуждаетесь в симпатии, искренней симпатии. В женской теплоте. В том, за что можно подержаться. – Он сделал довольно выразительный жест рукой.

Надо отметить, что Фрёлих настоял на том, чтобы мы с ним общались на «вы». Это, по его мнению, помогало мне признавать за ним авторитет. Он стал для меня своего рода другом-отцом и называл меня на «ты» только до моего совершеннолетия. Когда я позже предложил ему более демократичную форму обращения, он категорически отказался и заявил, что в противном случае не сможет оставаться моим врачом. Может, он был шарлатаном?

– На это способны только больные и сумасшедшие! – вскричал я. – Просто так требовать к себе человека… лишь для того, чтобы он…

– Александр, не обманывайте себя! Не пытайтесь играть несвойственную вам роль! Вы правы: обычные люди так не делают. Вы способны на это. Вы больны. И у вас есть такие возможности, каких нет у других. Именно это, кстати, и стало причиной вашей болезни. Так используйте же ваши возможности для того, чтобы бороться против ваших возможностей! Только тогда борьба будет равной. – Фрёлих слегка понизил голос: – У вас нет никакой нужды обманывать Сильвию, обещать ей золотые горы или изображать великую любовь. Ее точно устроит и гораздо меньшее. Теперь, когда вся эта история с Софи позади, Сильвия охотно вернется к вам.