Ирина Вильде - Совершеннолетние дети

• Название: Совершеннолетние дети
• Автор: Ирина Вильде
• Издательство: Ордена Дружбы народов издательство «Веселка»
• Жанр: Проза
• Год: 1987

Роман известной украинской писательницы о жизни буковинской молодежи до воссоединения Буковины с Советской Украиной.

В центре повествования — привлекательный образ юной девушки, впервые влюбленной, еще по-детски наивной, доверчивой и в то же время серьезной, вдумчивой, принципиальной, стремящейся приносить пользу родному народу.

Художественное оформление Александра Михайловича Застанченко

---

— Слишком измучился ребенок!

Бабушка плохо слышит и потому говорит громко:

— Ты, Климця, сама виновата в этом. Скажу тебе искренне, не хотела я вмешиваться, не мое дело, но теперь скажу тебе, что ребенку никто не пишет таких сентиментальных писем. Девочка и без того впечатлительная, а ты еще ее растравляешь. Разве я писала что-нибудь подобное тебе или мальчикам, когда вы учились в городе? Я писала: «Посылаю тебе столько-то и столько-то на «станцию», остаток на подметки для туфель, учись, а будешь плохо себя вести, приедет отец по твою душу» — и все. И ты должна признать, что нервы у вас были поздоровее Даркиных. А ведь никто не может сказать, что я не любила своих детей. Но моя любовь, не сердись, Климця, была более разумной…

Голос мамы звучит возмущенно:

— Именно потому, что Дарка впечатлительная, я должна быть нежна с ней, потому что жесткость может привести к катастрофе.

К какой катастрофе? Что значит «катастрофа»?

И Дарка видит два поезда, налетающие друг на друга. Ее мысли путаются.

Из углов на цыпочках подходит ласковый сон и осторожно укладывает Дарку в теплую, дремотную постель.

* * *

Хотя Дарка нашла под елкой то, о чем давно мечтала, — прекрасный альбом с нарисованной на нем головой белой лошади, а колядники каждую коляду заканчивали словами: «Добрая барышня по имени Дарка» — и она собственноручно выносила им колядное, — все-таки этот сочельник не был таким волшебно-праздничным, как предыдущие.

Славке сразу после обеда захотелось плакать, а потом спать, и все пошло вверх тормашками. Дарка ушла спать со своим новеньким альбомом и с глухой досадой на сестричку, испортившую вечер, которого она ждала полгода.

На рождество Данко дирижировал церковным хором. Дарка с бабушкой и папой стояли (мама опять из-за Славочки осталась дома) налево от алтаря, на «господской половине», и она могла, не обижая стареньких святых, смотреть на Данка. Орыська обошла Софийку и стала рядом с Даркой.

— Когда будешь выходить из церкви, задержись. Стефко хочет с тобой о чем-то поговорить.

— Со мной? — удивилась Дарка.

— Да! — так громко сказала Орыська, что отец Подгорский поднял глаза от евангелия и посмотрел на дочку взглядом, полным укора. Та, с опозданием спрятавшись за Дарку, шепнула ей: — Ух, и достанется же мне дома…

По окончании службы Стефко сам нашел Дарку. Так и полагается: не у нее же к нему дело, а у него к ней.

— Дарка, ты увидишься с Данком?.. Что за глупости я спрашиваю! Конечно, увидишься! У меня к тебе просьба… Мне неудобно обращаться к Данилюку… Своим сестрам я тоже не могу сказать об этом. Видишь ли, я хотел бы пожелать Ляле веселых праздников в Вене… Спроси у Данка ее адрес. Скажи, что сама хочешь писать ей… Только прошу тебя, Дарка, не говори ему, что это для меня. Ладно? Когда я смогу зайти к вам за адресом? Я хотел бы еще сегодня. А то пока письмо дойдет до Вены, праздники кончатся…

Дарка пожимает плечами:

— Откуда я знаю, увижу ли Данка… Сегодня к нам должна приехать тетка… Да, сегодня невозможно. Знаешь что? Скажи ему, что я завтра в десять буду на катке. Ты знаешь, мне папа купил новые коньки…

Стефко не обращает внимания на эту новость и тем обижает Дарку: он, верно, думает, что на свете только одно важное дело — его Ляля?

— Дарка, а может быть, ты все-таки сегодня встретишься с Данком?

— Нет, я уже сказала, что сегодня нельзя, — говорит Дарка назло Стефку, который ничего не хочет знать, кроме своих дел.

Эх, какой же он глупый! Можно подумать, что она там, в Вене, только и думает о нем!

XVI

Утром Дарка проснулась, чувствуя на губах терпкий привкус. Гости разъехались далеко за полночь, и голова у нее была тяжелая, будто приставленная.

На ручке кресла вместо формы висит домашний халатик. Да, дома можно вставать в девять, надевать халатик прямо на ночную рубашку и ходить по дому, как голландка, в больших, смешных шлепанцах. Папа, наверно, еще спит, а «женская половина» в кухне купает Славочку, оттуда слышен плеск воды и приговаривания:

— А кто будет делать купки-купки! Ой, мои косточки-росточки!.. Вот так… так… ребенок хочет выпрямить ножки…

Дарка чувствует легкий укол ревности в сердце. Неужели они все время так нянчатся с этим «птенчиком»?

Дарка почему-то не может сейчас пойти в кухню и присоединиться к хороводу, пляшущему в честь ясновельможной панны Славы. Дарка тихонько приоткрывает дверь в комнату, где спит папа. Он лежит, закинув руки за голову, какой-то усталый, хотя в школе у него тоже каникулы.

— Дарка, иди сюда, к папе!

Эта фраза живет еще с поры, как Дарке было полтора года. Позже «иди к папе» означало подходить по воскресеньям к кровати отца вместе с псом Цыганом, становиться на колени у постели и класть голову папе на грудь. А Цыган должен был сидеть в вежливой позе рядом с кроватью. Потом Цыган постарел, а Дарка подросла. Она обленилась и в праздник просыпалась позже всех.

И теперь, когда время давно смыло маленькие детские следы, эта фраза теплой волной разлилась у нее по сердцу.

— Иди, доченька, к папе и расскажи, как тебе в гимназии… Какие у тебя подружки…

Дарка думает: «Если бы ты знал правду, ты не спрашивал бы с таким легким сердцем».

— Мне хорошо там, папочка, но учиться дома было лучше…

Папа ласково гладит Дарку по лицу.

— Что ты говоришь, деточка! Ты еще не привыкла к гимназии, поэтому тебе так кажется… Подожди, когда-нибудь вспомнишь и мои слова: время, проведенное в гимназии, будет лучшим в твоей жизни… Впрочем, может быть, теперь среди гимназической молодежи царит другой дух?

Папа задумывается.

— Папочка, расскажи… как было в гимназии в твое время?

— Дай мне коробку с табаком. Вон там, Дарка, на этажерке, на верхней полке… там… там… под «Каменщиками». — Отец свертывает самокрутку, затягивается. — Во-первых, я ходил еще в немецкую гимназию…

Дарка делает большие глаза.

— Разве папа ходил в гимназию?

— А ты не знала этого? А откуда папа знал бы все конъюгации и деклинации[28] из латинской грамматики? Как же иначе я мог бы обучать тебя латыни?

Дарка ждет. Она не решается спросить отца, почему он не закончил гимназию. Считает этот вопрос бестактным.

— Мы были тогда в восьмом классе, — говорит отец о себе и своих далеких товарищах, — перед самыми выпускными экзаменами. Как раз шли выборы в венский парламент… Да, точно, девятьсот первый год. Галицкие товарищи попросили нас помочь им поагитировать в селах за народного кандидата… потому что тогда, должен я тебе сказать, всякие господа и их прихвостни очень баламутили народ… Надо было разъяснять народу… наглядно доказывать, кто его враг, а кто друг… Нам достали крестьянскую одежду, переодели и развезли по селам… О, если бы ты слышала, как твой папа говорил! Мужики шапки кидали в воздух… Да, доченька, тогда были другие времена… И знаешь, что меня выдало?

Дарка затаила дыхание.

— Руки! У меня были «господские», слишком выхоленные для мужика руки, хотя сам я из мужиков. Это бросилось в глаза жандарму… По ниточке к клубочку… Словом, меня и семерых моих товарищей выгнали из гимназии. Надо знать, что тогда гимназист восьмого класса был уже парнем с усами… Среди нас были такие, которых уже с пятого класса брали в солдаты! О, наше поколение умело жить и приносить жертвы во имя идей…

Дарка чутко прислушивалась: не прозвучит ли хоть нотка сожаления, хоть отголосок сетования о загубленной карьере? Может быть, теперь, через двадцать лет, отец расценит этот порыв как вспышку соломы?

— Да, доченька, так когда-то жила наша молодежь!

В этом звучит не раскаяние, а скорее гордость. Нет, даже еще больше: это упрек современной молодежи, той, к которой принадлежит и Дарка. Упрек в том, что современная молодежь не умеет жить, как жили они.

— Папочка… мой любимый… дорогой… единственный…

Дарка с волнением и благодарностью целует удивленное папино лицо, руки, даже шею.

Сегодняшний рассказ отца принес ей огромное облегчение. Он осветил ее, как солнце, и очистил от всех провинностей. Разве папа не сказал, что дети должны наследовать хорошие поступки своих отцов?

Мама от горя будет биться головой об стену, что дочка ее не кончит гимназию, что дочке не суждено все выше и выше подниматься по лестнице карьеры и благосостояния. А разве матери семерых товарищей отца не делали то же самое?

— Как я благодарна, папочка… Как я благодарна!

Отец приподнимается на локте. Дарка видит по его взлетевшим вверх бровям и опущенным уголкам рта, что он побаивается за ее психику. Приходят на память встревоженные папины слова о Даркиной чрезмерной впечатлительности, сказанные в день ее приезда. «А папа в самом деле готов поверить, что с дочкой не все в порядке!» — с улыбкой решает Дарка.